Бедные заблудшие души, – сказал он и с прискорбием поцокал языком, искусно давая этим понять, что Тэсс и ее ребенок получили по заслугам.

Бесс поблагодарила Господа, что Зака при этом не было, и тот не мог услышать этих ханжеских слов. Он спустился из своей комнаты только к моменту выноса гроба. По обе стороны от Зака, взяв его под руки, шли Бесс и Алекс. Они часто встречались друг с другом глазами, в которых можно было прочитать любовь, поддержку, горе и надежду.

На Бесс было то же черное шелковое платье, что и в день похорон Честера Хейла, платье, в котором ее в первый раз увидел Алекс. Тот день был отмечен концом одной жизни и началом будущей жизни Бесс.

Они обогнули каменную стену, достигли решетчатых ворот, ведущих на семейное кладбище. Тут Зак остановился. Решетка ворот была оплетена вьющейся жимолостью.

Зак тщательно выбрал три изящные веточки, сделал из них маленький букетик и, вытащив из кармана кусок ленты, связал вместе, внимательно проследив за тем, чтобы узел оказался с правой стороны. Бесс знала о поверье, связанном с букетиками жимолости, Зак когда то говорил ей о нем. Если узел был завязан с правой стороны, это означало, что получатель букета обладал очарованием цветка.

Далее Зак пошел один, а Алекс и Бесс следовали за ним, прильнув друг к другу. В это ясное, жаркое августовское утро особенно отчетливо ощущалась боль, испытываемая Заком от потери своей любви, и это делало их еще более благодарными судьбе за то чувство, которое связывало их друг с другом.

Когда показалась черная яма вырытой могилы и груда жирной корнуолльской земли, Бесс поняла, сколь близок каждый человек к земле, как при жизни, так и после нее. Слуги, несшие гроб Тэсс, приготовились опустить его в могилу, обвязав двумя толстыми, крепкими веревками.

В тот момент, когда гроб коснулся дна могилы, Зак выступил вперед и положил свой букетик на крышку, аккуратно повернув его узлом вправо. Несколько минут он стоял молча, сцепив пальцы, на лице его было написано полное опустошение.

По крышке гроба гулко застучали комья земли.

Дующий с торфяных равнин ветерок развевал ленты простой черной шляпки Бесс и играл подолом ее юбки. Как только могила была готова и слуги отошли, викарий открыл свой молитвенник и, не заглядывая в него, начал говорить:

– Боже, прими сестру нашу, Мэри Терезу Кенпенни, и безмянное дитя ее, ибо покинули они наш грешный мир. Краток век человеческий, расцветает и увядает он, словно цветок полевой, не остается от него следа на земле. Но простирается десница Божья на тех, кто чтит Господа и Писание Его, исполняет заветы и заповеди Господни…

Звучному голосу викария Брэдфорда аккомпанировал щебет птиц, и Бесс, может быть впервые за свою жизнь, задумалась о загробной жизни и горячо помолилась за то, чтобы всепрощающий Господь принял Тэсс под свою милосердную руку.

– …Крепок престол Господен на небесах и безгранична власть Его над всем сущим. Взываем к милосердию Твоему, Всемогущий, и предаем земле прах сестры нашей, Мэри Терезы Кенпении, и безымянного дитя ее. Прими их души. Из праха создан человек, в прах он и обратится. Благодарение Богу нашему, дарующему бессмертие небесное через Господа нашего Иисуса Христа. Тело, похороненное в земле, тленно, душа, которая воскреснет, бессмертна. Аминь.

Окончив службу, викарий тут же удалился, вскоре за ним последовали и все остальные, кроме Зака.

Не успели Бесс и Алекс миновать ворота, как увидели идущих им навстречу по тропинке миссис Тэвисток и Габби. Миссис Тэвисток выглядела смущенной и сильно обеспокоенной. Габби держала ее за руку, похоже было, что она почти тащила мать за собой.

– Извините, пожалуйста, – незамедлительно начала объясняться миссис Тэвисток. – Я знаю, что Закери не хотел, чтобы я и Габби присутствовали на похоронах, но стоило ей увидеть возвратившегося в дом викария, как она настояла на том, чтобы мы присоединились к вам. Не знаю, почему ей так захотелось этого. Не думаю, что она вообще понимала, что творится вокруг, но дочка надоедала мне до тех пор, пока я не уступила.

– Я хочу повидать Зака, – решительно потребовала Габби. – Ему очень грустно, и мне хочется быть с ним.

– Не знаю, Габби, – нерешительно произнесла Бесс. – Иногда люди хотят остаться одни, особенно тогда, когда им бывает грустно.

– Но я могу помочь ему, – настаивала Габби с умоляющим взглядом, который мог бы разжалобить самое жестокосердное существо на свете. – Теперь, когда ты выходишь замуж за лорда Росса, лучшим другом Зака остаюсь я. Пожалуйста, Бесс…

Подумав еще немного, Бесс кивнула в знак согласия, и Габби побежала к Заку. 4Бесс полагала, что, если общество девочки придется тому не по душе, Зак сможет найти способ отослать ее обратно в дом. Она наблюдала за тем, как Габби подошла к Заку и заглянула ему в лицо. Он казался настолько погруженным в свое горе, что едва ли ощущал происходившее вокруг него. Габби взяла его за руку. Зак взглянул на нее, и, к своему огромному облегчению, Бесс увидела, что искаженное горем лицо смягчилось.

– Она имеет к нему подход, – заметил Алекс.

– А он к ней, – согласилась Бесс. – Может быть, со временем она поможет ему излечиться.

Глава 18

В итальянской деревушке Позитано весну 1822 года всегда будут вспоминать как необычайно теплую и мягкую, к тому же нагрянувшую совершенно неожиданно. В одно такое чудесное апрельское утро Дадли наблюдал с веранды за Бесс и Алексом, прогуливавшимися рука об руку по пляжу и наслаждающимися бликами солнца на сапфировых водах залива Салерно. Веселый, мокрый Шедоу бежал вслед за ними вдоль границы прибоя, гоняясь за чайками и преследуя лизавшие песок пенистые волны.

На Бесс было белое платье, волосы распущены и свободно падали на спину, в руках она держала украшенный оборками зонтик, защищая свой склонный к появлению веснушек нос от жгучего итальянского солнца. Алекс расстегнул свободную белую рубашку, рукава которой развевались на ветру.

Они являли собой воплощение счастливой семейной пары – их темноволосые головы склонились друг к другу в тихой, интимной беседе, и спокойная улыбка на губах его светлости говорила об удовольствии, которое он получал, поддерживая за талию свою стройную жену. Их манера держать себя казалась естественной и элегантной, они были счастливы и удовлетворены жизнью.

Однако, хотя Дадли очень не любил прерывать утреннюю прогулку, он все-таки решил привлечь внимание господ.

– Милорд? Миледи? – размахивая руками, кричал он до тех пор, пока Бесс не повернулась и, заметив его нетерпеливую жестикуляцию, не сказала об этом Алексу. Теперь они уже оба смотрели на него, и было видно, что милорд раздосадован. Однако, несмотря на недовольство Алекса, они направились к вилле.

– Дадли, если ты, шельмец, оторвал нас от столь приятного времяпрепровождения по пустяку, я буду крайне недоволен. – Алекс усадил Бесс в удобное кресло, стоящее возле стола, уставленного тонким фарфором и маленькими тарелочками с печеньем и конфетами. В хрустальной вазе, расположенной в центре стола, пламенели алые маки. Увязавшийся за ними Шедоу, растянулся на нагретых солнцем каменных плитах.

Милорд, – доверительным тоном начал Дадли, – я понимаю, что, помешав вам, навлеку на свою голову всяческие неприятности. Полагаю, однако, что сегодня вы простите мой проступок, поскольку у меня есть для вас очень важная новость.

Бесс тихо рассмеялась и потянулась за ячменной лепешкой и горшочком с джемом.

– Дадли, не испытывай нашего терпения.

По всей видимости, эта твоя важная новость имеет отношение к няньке малышки Тори?

– Что, мисс Бринн опять купала ребенка в холодной воде? – лениво спросил Алекс.

Дадли нахмурился.

– Надеюсь, что нет, ваша светлость. Но, вероятно, мне действительно не мешало бы заглянуть па несколько минут в детскую и проверить это. Спасибо.

Сев в пододвинутое поближе к Бесс кресло, Алекс провел рукой по бедру жены и оставил ладонь на ее колене. Дадли сделал вид, что ничего не заметил. Ему, конечно, пришлось привыкнуть к столь откровенному выражению чувств с их стороны. По правде говоря, слуге даже нравилось наблюдать за этими бесконечно влюбленными друг в друга господами. Но сейчас было не время размышлять над романтическими фантазиями.

– Не стоит благодарности, поскольку я не сомневаюсь, что ты не забываешь проверять температуру воды, в которой купают Тори, и без моего напоминания, – сухо ответил Алекс, раздражение которого под воздействием лучезарной улыбки жены несколько уменьшилось. – Но, ради Бога, объясни, что мисс Бринн натворила на этот раз.

– Мне есть что сказать о мисс Бринн, – признался Дадли, – но мне кажется, что в данный момент я должен сообщить более важные новости.

Алекс недоуменно поднял бровь.

– Боже мой, что же может быть для тебя важнее, чем благополучие нашего златокудрого эльфа, слишком прекрасного, чтобы жить среди нас, простых смертных?

– Да говори же, не тяни! – попросила Бесс, слизывая капельку джема с мизинца.

Алекс с явным интересом наблюдал за этой сценой.

– Миледи, пришло письмо из Англии, – объявил Дадли, с волнением ожидая их реакции.

– Из Брукмора? – спросил Алекс.

Дадли покачал головой.

– Значит, из Пенкерроу?

– Разумеется, милорд. – Дадли обиженно фыркнул. – Неужели вы думаете, что я стал бы поднимать такой шум, если бы письмо было от адвоката, агента или даже от вашей милой тетушки Сефроны?

Обрадованная Бесс захлопала в ладоши.

– Оно от Зака! Видишь, Алекс, я же говорила тебе, что это только вопрос времени.

Я знала, что рано или поздно он напишет, ему просто надо было немного оправиться от своего горя.

Темные глаза Алекса сузились.

– Но прошло уже девять месяцев, а он написал только теперь. Мне надоело узнавать новости о нем через вторые руки. Мне кажется, что я полжизни провел в ожидании письма от моего беспутного братца. Ну, где же оно?