— Нет! — закричала я и полетела вниз. Я схватила Цзе и взмыла вместе с ней в воздух.

Ива уронила метлу и закрыла уши. Жэнь резко по­вернулся и задел ногу Цзе острием меча. Кровь призра­ка разлилась по комнате.

— Жэнь любил тебя, — упрекнула меня Цзе. — Вы ни­когда не встречались, и тем не менее он любил тебя...

Может, рассказать ей правду? Какое это теперь име­ет значение?

— Он всегда думал только о тебе, — безжалостно про­должала она. — Он мечтал о том, чему не суждено было сбыться. И потому я захотела стать такой же, как ты. Я помнила, как мне рассказывали о твоем любовном томлении, о том, как ты отказывалась от еды...

— Мне не следовало этого делать! Это была ужасная ошибка!

Но вдруг, пока я говорила это, меня посетило другое воспоминание. Я всегда пренебрежительно называла доктора Чжао глупцом, однако он оказался прав. Цзе ревновала. Ему следовало заставить ее съесть суп, изле­чивающий от ревности. Потом мне на память пришла строка из оперы: «Только злые женщины ревнивы, и толь­ко ревнивые женщины по-настоящему злы».

— Я помню, — продолжала Цзе, — я все помню. Твой пример научил меня тому, каковы последствия отказа от еды. Я умерла, чтобы быть похожей на тебя.

— Но зачем?

— Потому что он принадлежит мне! — Она вырвалась от меня, вцепилась своими черными ногтями в балку и повисла на ней, словно некое отвратительное чудовище. Впрочем, она и была отвратительным чудовищем. — Я его первая увидела!

Жэнь встал на колени рядом с кроватью И. Он взял ее за руку и заплакал. Вскоре она полетит по небу. Нако­нец я поняла, какое чувство толкнуло мою мать на то, чтобы принести жертву ради отца. Я бы сделала все, что угодно, чтобы спасти любимую дочь.

— Не стоит наказывать третью жену, она здесь ни при чем, — сказала я. — Во всем виновата я.

Я стала приближаться к Цзе, надеясь, что она забу­дет об И и накинется на меня. Она отпустила балку, за которую цеплялась, и обдала меня облаком зловонного дыхания.

— А какое наказание будет для тебя самым жесто­ким? — Звуки ее голоса напомнили мне о том, какой она была в детстве — избалованной маленькой девочкой. Нет, вдруг поняла я, хотя, к сожалению, было уже слишком поздно, — просто она была так не уверена в себе, что не могла позволить говорить кому-либо из страха, что из-за этого на нее совсем не будут обращать внимания.

— Мне жаль, что я не заставляла тебя есть, — попро­бовала я еще раз — беспомощно и безнадежно.

— Ты не слушаешь, что я тебе говорю. Ты меня не убивала, — злорадно сказала она. — Ты не причинила мне вреда. Ты не душила меня. Я перестала есть, потому что хотела сама распоряжаться своей жизнью. Я рассчи­тывала, что этот комочек, который ты вложила в мое тело, умрет от голода.

Я содрогнулась, услышав эти страшные слова.

— Ты убила своего ребенка? — На ее лице появилась довольная ухмылка. — Но он ничего тебе не сделал!

— За этот поступок мне пришлось отправиться на Кровавое озеро, — сокрушенно вздохнула она, — но оно того стоило. Я ненавидела тебя и сказала об этом, что­бы ранить тебя как можно сильнее. Ты мне поверила и посмотри, во что ты превратилась! Ты такая слабая! Ты стала человеком!

— Значит, это не я тебя убила?

Она хотела опять посмеяться над моей растеряннос­тью, но вместо этого грустно произнесла:

— Ты меня не убивала. Ты просто не знала, как это сделать.

Годы, наполненные горем, угрызениями совести и раскаянием, скатились по мне, упали вниз и раствори­лись в окутывающем нас холодном воздухе.

— Я никогда тебя не боялась, — продолжала она, очевидно, не замечая, что избавила меня от тяжелого гру­за и не зная, какое облегчение я испытала. - Меня пугала память о тебе. Твой призрак всегда оставался в сер­дце моего мужа.

Впервые я почувствовала к Цзе жалость. У нее было все и ничего. Ее пустота не позволяла ей чувствовать добро, исходящее от других людей - от ее мужа, отца, матери, от меня.

— Но твой образ также оставался в его сердце. — Я сделала еще один шаг вперед. Она так сильно меня ненавидела и наконец настигла.

— Он не может забыть ни одну из нас, потому что любил обеих. Его любовь к И — продолжение этого чув­ства. Посмотри — он не сводит с нее глаз. Он представ­ляет, как я умирала от любви, лежа в одиночестве в сво­ей комнате, и вспоминает тебя.

Но Цзе мои доводы не интересовали. Ее совершенно не волновало, что она могла бы увидеть своими собствен­ными глазами, если бы дала себе труд посмотреть. Мы обе были обречены, потому что родились девочками. Мы обе боролись на краю пропасти за право иметь бо­лее высокую цену, а не прослыть дешевкой, словно мы были не люди, а вещи. Мы обе были достойны жалос­ти. Я не убивала Цзе - какое облегчение! - и не верила, что она на самом деле хочет убить И.

— Посмотри на него, Цзе. Неужели ты хочешь опять причинить ему боль?

Ее плечи тут же упали.

— Я сделала так, что все хвалили нашего мужа за ком­ментарий к «Пионовой беседке», - призналась она, - потому что я хотела, чтобы он любил меня.

— Он и так любил тебя. Если бы ты видела, как он горевал...

Но она меня не слушала.

— Я думала, что хотя бы после смерти мне удастся победить тебя. Мой муж и его новая жена приносили мне жертвенные дары, но ты знаешь, эта семья никогда не занимала высокого положения... — Я ждала, зная, какое слово за этим последует. — Самая заурядная се­мья. К счастью, отец отдал за меня выкуп, и я покинула Кровавое озеро. Но что я увидела, получив свободу? — Она стала рвать на себе волосы. — Новую жену!

— Посмотри, что она для тебя сделала — для нас обе­их. Она услышала наши слова. Ты продолжаешь жить на полях «Пионовой беседки», так же как и я. Ты помогла И написать вторую часть. Не отрицай этого. — Я при­близилась к Цзе. — Младшая жена показала нашему мужу, что он может любить всех нас — по-разному, но всем сердцем. Скоро наш труд опубликуют. Разве это не чудо? Нас всех будут помнить и восхищаться нами.

Из глаз Цзе полились слезы, и вместе с ними исчезли уродство, вызванное долгими годами пребывания на Кровавом озере, ее гнев, горечь, злоба и себялюбие. Эти чувства — такие сильные и постоянные — терзали ее даже после смерти. Они скрывали ее несчастье, печаль и несбыточные мечты. Обида, грусть и чувство одино­чества показались из нее, словно черви, выползающие на землю после весеннего дождя, и я увидела истинную Цзе — хорошенькую девушку, которая любила мечтать и ждала, что кто-нибудь ее полюбит. Она не была демо­ном или привидением. Она была предком с разбитым сердцем и умершей от любви девушкой.

Я вспомнила о том, какую внутреннюю силу выка­зывали моя мать и бабушка, и решилась: я приблизи­лась к Цзе и обняла ее. Я не слушала ее возражений, а увлекла ее за собой, уворачиваясь от метлы Ивы, избе­гая зеркал и проскальзывая под решетом. Мы с Цзе вы­летели на улицу, и тогда я отпустила ее. Она парила не­сколько секунд в воздухе, затем подняла лицо к небу и медленно растворилась в воздухе.

Я вернулась в дом и с великой радостью увидела, что легкие И освободились от жидкости. Она вдохнула воз­дух, а Жэнь заплакал от радости.



Сияние