Не успела она спросить, как ответ не заставил себя ждать.


— Да что с тобой случилось?

Ричард замер. Проклятие, он надеялся проскочить в свою спальню незамеченным. Было довольно неловко встретиться у парадной двери с Финнингтоном, хотя тот по крайней мере, как и полагается хорошему дворецкому, сумел сохранить невозмутимое выражение лица. Но когда граф повернулся к своей сестре Джоселин, было ясно, что без крика здесь не обойдется. Она смотрела на него расширенными голубыми глазами, поднеся руку ко рту. Потом девушка глубоко вдохнула, и Ричард понял, что она собирается сделать.

— Нет! — только успел сказать он.

— Мама!

Рейли опоздал со своим предупреждением. Крик Джоселин разнесся по всему дому, отдаваясь эхом от стен коридора. Силе ее легких могли бы позавидовать даже бывалые аукционисты Таттерсаля.

Да, это явно не его день, пропади все пропадом!

Через считанные секунды из гостиной вышла его мать, а за ней — Беатрис и Кэролайн. В шуршании домашних туфель и шорохе муслина они поспешили к Ричарду. На их лицах отражалась смесь ужаса и изумления. Мать окинула его взглядом снизу вверх, отметив оттоптанные ботинки, осыпанные сахаром бриджи и растрепанные волосы.

— Боже правый, Ричард, что с тобой случилось?

Двойняшки поначалу молча таращились на него, но потом Беатрис затряслась от беззвучного смеха. Графу было совсем не весело. И то, что он устал сверх всякой меры, ничуть ему не помогало.

Он пронзил всех трех сестер самым что ни на есть устрашающим взглядом. Потом сказал ровным голосом:

— Случилось то, что я попытался совершить доброе дело и был за мои старания жестоко наказан. Больше об этом говорить не желаю.

Мать только заморгала, а близняшки переглянулись с удивленным и заговорщическим видом. Господи, сделай так, чтобы они успокоились от его едва сдерживаемого гнева! Если Ричарда загнать в угол, он может стать довольно пугающим. Только граф успел подумать, что все должным образом поставлены на место, как Беатрис, склонив голову набок, спросила:

— Тебе удалось купить мне ленты?

Услышав столь неуместный вопрос, мать наконец пришла в себя и, хмыкнув, повела девушек обратно в гостиную со словами:

— Пойдемте, дорогие мои. Думаю, нам нужно дать вашему брату время… э-э… прийти в себя.

Наконец-то! Все-таки не случайно он любит и верит своей матери. Ричард резко повернул к лестнице и, перескакивая через две за раз, взлетел по мраморным ступеням. За всю его жизнь никто и никогда не обращался с ним так, как эта женщина из булочной.

Рыча под нос, граф Рейли протопал в свою комнату и громко захлопнул за собой дверь. Раздраженно дернув шнурок колокольчика для вызова слуг, мужчина начал стаскивать с себя испорченную одежду.

Он еще мог понять ее растерянность в первый момент, но разговаривать с ним таким саркастическим тоном, когда она уже знала, кто он такой? Кем надо быть, чтобы оскорблять и унижать человека, пытавшегося ей помочь? Особенно человека такого положения в обществе.

Лорд представил ее: фарфорово-белая кожа, платье цвета лаванды. Неужели эта женщина думает, что благодаря ее красоте ей сойдет с рук такая грубость, такое возмутительное поведение? Какой толк от пухлых розовых губ и блестящих волос цвета ночного неба, если при этом у нее такой дурной характер? Ни один мужчина в здравом уме не сочтет эту мисс привлекательной, увидев на лице такую хмурую мину.

Ричард бросил на пол фрак и стал развязывать шейный платок. Ладно, черт с ней, с этой мисс Джейн. И пусть радуется: в следующий раз он подумает дважды, прежде чем рисковать своей шеей, бросаясь на помощь еще кому-то. Рейли вздохнул. Нет, неправда. Какой бы она ни была ужасной, это ничего не меняет: он бы повторил все снова, потому что таково его первое инстинктивное побуждение. Видно, он лучшего мнения о людях, чем она.

К тому времени, когда пришел лакей графа, большая часть одежды Ричарда уже валялась грудой на полу. Бредфорд, будучи смышленым малым, не сказал ни слова, а сразу направился в гардеробную за комплектом чистого белья. В обычной ситуации он мог впасть в истерику при виде такого разгрома. Хорошо, что Рейли умел напускать на себя грозный вид, особенно когда обстоятельства того требовали. И то, что по милости самоуверенной ехидны в фартуке, тыкавшей в него пальцем, его чуть не арестовали, было как раз таким обстоятельством. «Ехидна». Ричарду понравилось, как звучит это слово. Действительно, идеальное описание.

После того как он смыл с себя всю грязь, налипшую на него во время потасовки в магазине, и переоделся в чистое, граф, наконец, почувствовал, что успокаивается и становится самим собой. Ричард не мог допустить, чтобы какая-то глупая и к тому же мстительная продавщица испортила его день. Конечно, это был не самый лучший момент, но теперь все позади. В конце концов, он не собирается снова встречаться с этой женщиной, он никогда больше ее не увидит. С какой стати эта ехидна вообще так на него накинулась? Казалось, Джейн за что-то презирала лично его, даже когда те двое и ее кузен-громила, поняв свою ошибку, угомонились.

Черт побери, он же нравится людям. Что у Ричарда всегда хорошо получалось, так это ладить с людьми. Пусть у графа не было склонности к бизнесу, но зато при желании он умел рассмешить кого угодно. Улыбкой Рейли заставлял даже самую некрасивую дебютантку почувствовать себя красавицей. Это-то ему и нравилось, потому что придавало больше уверенности. Он мог очаровать какую-нибудь вдову так, что она оказывалась прямиком в его постели. Черт, у него даже не было нужды в любовнице! И дело не только в том, что лорд считал вульгарным платить за удовольствие. Добиться желаемой женщины — это вызов, и мало найдется вещей, приносящих такое же удовлетворение, как решение этой задачи. Никакой передачи денег из рук в руки, никаких обещаний домов или экипажей, только взаимное удовольствие.

Вообще-то после такого паршивого начала дня женщина в его постели — как раз то, что ему нужно. Пожалуй, он нанесет визит очаровательной леди Кингсли, Тереза бывала очень расположена к Ричарду, особенно когда ее старый развратник-муж уезжал на север со своей любовницей и их незаконнорожденным ребенком. Она умела творить настоящие чудеса с раненым эго мужчины, да и с другими, более осязаемыми частями его тела.

Но тут Ричарда осенило, он остановился как вкопанный. Проклятие, до окончания сегодняшнего бала он не может никуда поехать! Мужчина застонал и рухнул на скамью в ногах кровати.

Каким-то образом в этом тоже виновата ехидна.

Глава 4

— Мой долг как отца — спросить, что случилось с твоим глазом. Признаюсь, я не уверен, что хочу знать ответ.

Рейли, в одиночестве игравший в бильярд, поднял голову, увидев на лице отца нерешительное выражение, он усмехнулся.

— Ты имеешь в виду, что в этом деле может быть, например, замешана женщина и моя драка с кем-то из ее родственников мужского пола?

Сын положил кий и прислонился к столу, скрестив руки на груди.

— Да, именно это я и имел в виду.

— Очень хорошо. Подробности я оставлю при себе.

Граф ничего не скрывал. После сна он уже в общих чертах отчитался перед матерью, предоставить отцу домысливать подробности было гораздо интереснее.

Маркиз лишь покачал головой и хмыкнул, проходя мимо него. Мужчина подошел к ящику с сигарами, который занимал почетное место на буфете. Бильярдная представляла собой узкую длинную комнату в наименее освещенной части дома.

Пропахшая экзотическим сигарным дымом и декорированная в чисто мужском стиле, с обилием кожи и железа, она была одной из немногих комнат, куда редко заходили женщины. Ричарду это казалось чудом. Вообще, если бы он не знал, что у него всего четыре сестры и одна мать, он готов был поклясться, что женщин в доме человек десять. И это при том, что с ними не жила Эвелин.

Рейли смотрел, как отец открывает массивный ящик и разглядывает коллекцию сигар. В конце концов он выбрал одну из карибских. Лорд увидел, как с плеч отца спадает напряжение дневных забот, когда тот поднес сигару к носу и глубоко вдохнул. Маркиз Гренвилл, на публике всегда ответственный и внушительный, в кругу семьи позволял себе расслабиться. Сын ценил легкий юмор отца, его открытость в выражении привязанности. Среди пэров очень немногие обладали такими чертами. Наконец, он отрезал кончик сигары и зажег ее от ближайшей свечи. После нескольких затяжек маркиз выпустил облачко голубого дыма, повернулся и посмотрел на Ричарда, склонив голову набок.

— Знаешь, сын, когда-нибудь тебе придется покончить с такими опрометчивыми поступками и остепениться.

«О, ради Бога, сначала мать, теперь он?» — подумал граф про себя.

— Мне об этом уже говорили сегодня утром. Я обещаю, что «когда-нибудь» это сделаю.

— Ты понимаешь, что если со мной что-нибудь случится, то единственной гарантией, благополучия твоих сестер и матери, будет твое хорошее здоровье и долголетие? Не приведи Господи, если с тобой произойдет какой-то несчастный случай или тебя убьют на дуэли.

Сын сознательным усилием воли сдержался, чтобы не закатить глаза. Меньше всего граф боялся этого, ведь он такой же здоровый и крепкий, как его отец.

— Можешь не опасаться, дуэли происходят слишком рано утром, чтобы они могли представлять для меня хоть какой-то интерес.

— Такой ответ меня не очень успокаивает, особенно когда он сопровождается столь красочным видом твоего глаза.

Рейли осторожно пощупал кончиками пальцев кожу вокруг глаза и с радостью отметил, что она не слишком сильно припухла.

— Вообще-то это не так плохо, как я ожидал. По-настоящему он смог ударить меня кулаком всего один раз.

У Ричарда до сих пор чертовски болело лицо, но кулак соскользнул, и удар пришелся не столько по глазу, сколько по виску, поэтому синяк был не очень яркий, во всяком случае, когда он в последний раз смотрелся в зеркало. Не желая задерживаться на этой теме, граф спросил: