Но Вивьетта рассмеялась, легко взбежала по лестнице и с площадки иронически послала ему воздушный поцелуй.

Спустившись к завтраку, Вивьетта застала в вестибюле поджидавшего ее Дика. Опустив лицо, он следил за тем, как она спускалась с лестницы, и, положив руку на перила, встретил ее.

— Ну? — сказал он возмущенно.

— Ну? — весело улыбаясь, отозвалась она.

— Что вы можете сказать?

— Целую кучу вещей. Я прекрасно прокатилась. Я успела устроить свое дело и чувствую чудесный аппетит. А затем, мне не нравится стоять на лестнице.

Под ее взглядом он немного отодвинулся и дал ей пройти в комнату.

— Вы обещали поехать со мною, — сказал он, следуя за ней до кресла, в которое она села. — Кататься со мною, — пожалуй, не весьма большое удовольствие, но обещание остается обещанием.

— Вы опоздали, — возразила Вивьетта.

— Меня задержала матушка… Из-за какой-то ерунды с овощами. Вы должны были понять, что задержался я не по своей вине.

— Я, право, Дик, не понимаю, почему вы так сердитесь, — сказала она, поднимая на него свои искренние глаза. — В своей записке я ведь объяснила, почему мы уехали…

— Я не читал записку, — гневно ответил Дик. — Тысячи записок не в состоянии объяснить это. Я разорвал записку на мелкие клочки.

Вивьетта поднялась с кресла.

— Если вы так позволяете себе обращаться со мною, — сказала она, уязвленная, — мне нечего сказать вам.

— Это вы так обращаетесь со мною! — вскричал он. — Я знаю, я неинтересен и неостроумен. Я не умею говорить так приятно, как другие. Но я не собака и заслуживаю некоторого внимания и уважения. Может быть, впрочем, и я сумею шутить, играть словами и выпаливать эпиграммы. Если угодно, готов попробовать. Посмотрим, что выйдет. Вот, например. Мужчина, вверяющий свое сердце женщине, способен доверить свое имущество бродяге. Это чертовски остроумно, не так ли? Ну, на это должен быть какой-нибудь ответ. Каков он?

Вивьетта гордо взглянула на него и, направляясь к кабинету, сказала с большим достоинством:

— Это зависит от того, какое воспитание получила та женщина, о какой вы говорите. Мой ответ — до свиданья!

Дик, сразу охваченный раскаянием, остановил ее.

— Нет, Вивьетта, не уходите. Я грубое животное и безумец. Я не хотел этого сказать. Простите меня. Я скорее пойду на какую угодно казнь, чем соглашусь причинить боль вашему мизинцу. Но это сводит меня с ума — неужели вы не можете поверить этому? Я схожу с ума, видя, как Остин…

Она рассмеялась и с ослепительной улыбкой обратилась к нему.

— Охотно верю, что вы ревнуете! — прервала она его.

— Боже милостивый! — страстно вскричал он. — Разве я не имел оснований? Остин имеет все, что может пожелать. Так всегда было. У меня ничего нет, кроме девушки, которую я люблю. Остин, несмотря на то, что у его ног весь мир, является сюда, а какие шансы имеет неотесанный мужик, вроде меня, против Остина? Боже мой, ведь это единственный мой ягненок!

Он поднял сжатые кулаки, опустил их и повернулся. Его цитата из библии и мысль о Ванкувере вызвали веселый блеск в глазах Вивьетты. Она была женщина с тонким чувством юмора, что не всегда бывает вежливо. Когда он снова обернулся к ней, она укоризненно покачала головой.

— "И Давид поместил Урию впереди сражающихся и увел бедную Башебу. Никто, по-видимому, не задумывался над тем, что думала по поводу всего этого сама Башеба". Не находите ли вы, что ей следовало бы предоставить самой сделать выбор — последовать ли за пылким Давидом или оставаться с меланхоличным Урией?

— Ах, не шутите так, Вивьетта! — вскричал он. — Это больно…

— Мне очень неприятно, Дик, — сказала она невинно. — Но, право, Башеба имеет свои чувства. Чем я виновата?

— Выбирайте, дорогая, между нами. Выбирайте сейчас же, ради Бога, выбирайте!

— Но, Дик, милый, — сказала Вивьетта, чувствуя, как внутри нее поет победную песню ее женская природа, — мне нужно более продолжительное время, чтобы сделать выбор между двумя шляпками.

Дик топнул ногой.

— Значит, Остин ограбил меня! Я прихожу в отчаяние, Вивьетта, скажите мне сейчас! Выбирайте!

Своими сильными руками он схватил ее руки. По ней пробежала волнующе-приятная дрожь испуга. Но, сознавая свою силу, она с детским выражением взглянула на него и жалобно проговорила:

— Ах, милый Дик, я так голодна.

Он выпустил ее руки. Она с плачевной миной стала потирать их.

— Я уверена, вы оставили ужасные красные пятна на моих руках. Представьте себе выбор такой жесткой, неудобной шляпки!

Он собирался ответить, когда появление миссис Уэйр и Екатерины Гольройд на лестнице положило конец их объяснению. Победа, какова бы она ни была, осталась за Вивьеттой.

За завтраком Остин, еще не освободившись от впечатлений во время прогулки, легкомысленно шутил и смеялся. Какое счастье перенестись из пыльных судов в чистую атмосферу Уорвикшира! Какое счастье пить из чаши жизни! В чем оно? Только те, кому приходилось пить из нее, могут поведать это.

— А как с теми бедняками, кому достается только отстой? — пробормотал Дик.

Остин заявил, что настоящее вино не имеет отстоя. В свидетели он пригласил свою мать и Екатерину Гольройд. Миссис Уэйр была не совсем уверена в этом. Старый портвейн необходимо очень тщательно процеживать. Помнит ли он, сколько шуму поднимал из-за этого их дорогой отец? Она очень рада, что этого портвейна больше не осталось, а то Дик, конечно, пил бы его и он бросался бы ему в голову.

— Или в пальцы? — подхватила Вивьетта.

Когда Остин объяснил смысл намека Вивьетты своей матери, которая не отличалась догадливостью, она спокойно согласилась с этим. Портвейн вреден для людей, страдающих от подагры. Покойный отец мучился ужасно. Остин слушал ее воспоминания, а затем перевел разговор на их прогулку. Она напоминала скорее всего катание по раю на Пегасе, впряженном в колесницу Венеры. Он возьмет прокатиться матушку, чтобы показать ей, какой знаток лошадей молодчина Дик.

— Так как лошадь моя, может быть, мне будет предоставлено это право, — проговорил Дик.

Остин простодушно вскричал:

— Мой милый мальчик, разве здесь в доме есть что-нибудь специально мое или твое?

Екатерина, будучи весьма наблюдательной, быстро вмешалась в разговор.

— Здесь есть коллекция оружия Дика. Это его частная, исключительно ему принадлежащая собственность. Вы сегодня покажете мне ее и дадите объяснения, не так ли? Вы вчера обещали.

Она вовлекла Дика в беседу. Лекция об оружии была назначена на 3 часа, когда она освободится от обязанности, от которой избавляла Вивьетту во время своего пребывания в Уэйр-Хаузе, а именно от чтения газет миссис Уэйр. Но ее интерес к его любимому коньку впервые не пробудил его энтузиазма. Глухая ревность к Остину, с которой его честная душа успешно боролась в течение всей его жизни, теперь оказалась сильнее его воли. Эти несколько дней пребывания Остина в усадьбе изменили его взгляд на мир. Мелкие неприятности и уколы по самолюбию, как напр., инцидент с конюшней и сельским окружным советом, которые он раньше счел бы следствием неизменного порядка вещей, где Остину предназначено блистать, а ему оставаться в тени, выросли теперь в его глазах в невыносимые оскорбления и несправедливость. Исав вряд ли был возмущен против Якова больше, чем Дик против Остина, когда тот из-под его носа увел Вивьетту. До этого приезда Остина ему и в голову не приходило, что он найдет соперника в лице своего брата. Открытие это явилось для него ударом, поколебавшим почву под его ногами и давшим выход всем накопившимся в нем за долгие годы неудовольствиям и обидам. Все уступал он Остину, если не охотно, то во всяком случае по-братски, скрывая за своей грубоватой наружностью все свои страдания, разочарования и унижения. Но вот явился Остин и похитил его единственного ягненка. Нельзя сказать, что Вивьетта поощряла его, проявляя по отношению к нему нечто большее, чем шутливую привязанность, какою дарила своего молочного брата с самого раннего детства. Смутно он сознавал это и не порицал ее. Еще менее смутно он чувствовал ее умственное и общественное превосходство, отсутствие морального права предлагать ей стать его женой. В нем заговорили инстинкты здорового, грубоватого мужчины, которому нужна была она, женщина, нужна так остро и властно, что с него быстро слетел весь лоск цивилизации. Будь перед ним одна лишь Вивьетта в ее девичьем блеске, он сумел бы пересилить себя. Но вид другого мужчины, легкомысленно и непринужденно появившегося около нее, довел его до безумия, разнуздал примитивные инстинкты ненависти и мстительности и совсем притупил его интерес к предметам, которыми люди минувших веков убивали друг друга.

Остин, будучи ближе всех к двери, открыл ее, чтобы пропустить дам. Вивьетта, шедшая позади остальных, взглянула на него самым чарующим взглядом.

— Не задерживайтесь долго, — проговорила она.

Не успел Остин сесть на свое место, как Дик подскочил к нему.

— Послушай, Остин. Мне нужно поговорить с тобой.

— В чем дело?

Дик вынул сигару, откусил ее кончик и, увидев, что сорвал нечаянно ее оболочку, сердито швырнул ее в камин.

— Мой милейший, — заметил Остин, — в чем дело, что ты так нервничаешь?

— Мне нужно поговорить с тобой, — повторил Дик. — Поговорить о том, что имеет для меня большое значение, для всей моей жизни. Я должен положиться на твое великодушие.

Остин, весьма добродушно настроенный, засунул руки в карманы и с снисходительной улыбкой посмотрел на Дика.

— Не надо, старина, я знаю все. Вивьетта все мне рассказала.

Дик, отуманенный страстью, в изумлении уставился на него.

— Вивьетта сказала тебе?

— Конечно. Почему нет?

Дик бросился к двери — для них обоих лучше, если он уйдет. Остин, оставшись один, засмеялся с ласковым чувством. Милый старый Дик! Нехорошо мучить его, но зато как будет выглядеть завтра его честное лицо! Когда горничная принесла кофе, он с удовольствием его выпил, совсем забыв на этот раз о его дурном качестве.