Лучше принять смерть, чем сделать Гиллиама Фицхенри владельцем Эшби. Нет, лучше ему умереть.

Четырьмя широкими шагами она пересекла маленькую комнатку, подошла к двери и уставилась на нее. Самолюбие требовало попытаться вырваться из заточения, но дверь не поддавалась. С тех пор как лорд Рэналф арестовал Николь, она уже четыре месяца находилась под его надзором. Ничего удивительного, что ее заперли накрепко.

Николь резко повернулась, и распущенные волосы рассыпались по плечам; каштановые локоны достигали пояса. Николь шагнула мимо стула и горшка, мимо набитого грубой соломой тюфяка, служившего ей постелью. Зеленые, расшитые золотом юбки дорогого наряда, специально сшитого к свадьбе, от которой она упорно отказывалась, колыхались при малейшем движении. Лучше бы насильнику вернуть ее повседневную одежду, иначе скоро он не узнает дорогих нарядов. Прошлой ночью девушка нарочно улеглась в них спать.

Николь остановилась возле дальней стены комнаты, ближней к башне. Сквозь узкую прорезь бойницы она могла видеть кусочек мира, от которого ее так давно отрезали.

Прошел уже час после рассвета, за окном царила мрачная серость, небо было сплошь затянуто плотными ноябрьскими облаками. Сквозь бойницу Николь видела часть поселения, прилипшего к внешней стене Грейстена. Дома стояли очень близко друг к другу. Для сельской девушки, какой была Николь, подобная теснота казалась невыносимой. Но все равно ее охватила зависть, ведь у жителей Грейстена было то, чего она была лишена: свой дом, своя постель. Эти люди не сидели, как она, в неволе, в чужом доме, где у нее нет ничего собственного, кроме нескольких украшений.

Заморосил дождь, и тотчас крыши заблестели серебром. На Николь повеяло сильным запахом садов и огородов. Девушка глубоко вздохнула, ее охватила нестерпимая тоска по дому. Именно этот запах, запах живой зелени, напомнил ей о лесах Эшби, о его волнистых холмах.

Сердце ее сжималось от боли. Дом звал ее к себе. За всю жизнь Николь ни разу не отрывалась от него больше чем на две недели. А сейчас она так надолго разлучена с ним как раз в то время, когда ее люди больше всего нуждаются в хозяйке. Невыносимо! Кто лучше ее знает, как восстановить дом и хозяйство? Уж, конечно, не дьявол, разрушивший их.

Внезапно ее кольнуло чувство вины: ведь если бы не она, вообще ничего не пришлось бы восстанавливать. Это верно, что ее мачеха заставила отца напасть на лорда Рэналфа, но именно она, Николь, отдала команду отворить ворота, когда в них постучал Гиллиам Фицхенри.

Николь с силой ударила кулаком по каменной стене, позволяя гневу смыть накатившую волну самобичевания. Нет, Эшби пал не из-за нее, не она виновата в страшной трагедии! Она желала лишь сохранить свой дом, стать полновластной хозяйкой Эшби. Ярость Николь росла. Если бы мир был устроен справедливо, ей не пришлось бы изворачиваться, чтобы обмануть лорда Рэналфа и заполучить Эшби Она могла бы распоряжаться им не хуже любого мужчины. К черту законы, запрещающие женщине владеть собственностью, которая у нее есть. Почему лорд Рэналф должен властвовать над ее жизнью всего лишь потому, что она родилась женщиной?

За толстой дубовой дверью зазвенели ключи. Николь мгновенно отпрыгнула в дальний угол комнаты, все ее тело напряглось, готовое к схватке. Дверь со скрипом отворилась.

Двое дородных мужчин в кольчугах и металлических шлемах переступили через порог. Вооруженные гораздо серьезнее простых охранников, оба держались за рукоятки мечей, настороженно глядя на пленницу. В последний раз, пытаясь бежать, Николь здорово ударила одного из них. Девушка насмешливо улыбнулась.

– Трусы! – с издевкой бросила она. – Вы боитесь меня, беззащитную девушку?

– Придержи язык, ведьма, – прохрипел один из мужчин, – или мы не впустим девицу.

Николь удивленно выпрямилась. В Грейстене в тот момент никого не было – все хозяйство на зиму перевезли в Апвуд, и вчера вместо горничной ей прислуживала старушка, жена местного лавочника. Ее же Николь ожидала увидеть и сегодня. Господин неспроста выбрал для девушки пожилую служанку, он рассчитывал, что Николь не станет нападать на беспомощного старого человека, и оказался прав.

– Что еще за девица?

Мужчины отступили, и Николь увидела Тильду из Эшби. В одной руке та держала поднос, в другой – ведро воды. Сердце Николь подпрыгнуло, она едва удержала радостный крик. Ей нельзя позволять себе ничего подобного. Стоит надсмотрщикам узнать, что Тильда – ее союзница, и они очень быстро вытолкают девушку отсюда в шею.

Мужчины переглянулись, когда хорошенькая простолюдинка вошла в комнату: по выражению их лиц было видно, что они высоко оценили ее пышные формы и миловидное личико. Темная одежда ничуть не приглушала яркой внешности Тильды, она была, как говорится, мед и молоко. Капюшон, откинутый на спину, открывал рыжеватые волосы, карие глаза блестели от старательно сдерживаемого веселья.

– Спрячьте свое хозяйство обратно в штаны! – презрительно-насмешливым тоном процедила Николь. – Не сомневаюсь, ни у одного из вас она не возьмет ничего из того, что вы можете ей предложить.

– Доброе утро, леди Эшби, – сказала Тильда на ужасном французском. – Моя бабушка шлет свои извинения, она прихворнула. Надеюсь, вы не будете возражать против моих услуг?

Николь закашлялась, желая скрыть смех. Ее подруга знала норманнский язык, но они с Тильдой все равно всегда говорили по-английски. Мать Тильды, Агнес, была кормилицей, а потом няней Николь, так что девочки с самого детства были неразлучны. Тильда поставила поднос на стол и повернулась к мужчинам.

– Нам надо ненадолго уединиться, если позволите. Я должна помочь леди.

– Запрещено, – ответил один из охранников. – Давай-ка поторапливайся со своими делами и проваливай отсюда.

Они отступили на шаг, загородили дверь и зорко следили, чтобы не случилось ничего недозволенного.

Тильда повернулась к ним спиной и небрежно пожала плечами.

– Ах, леди Эшби, ваш наряд в полном беспорядке, – заявила она, и из-за ужасного произношения простая фраза превратилась в какую-то тарабарщину. – Поднимите-ка руку, я поправлю шнуровку.

Николь подчинилась, позволяя девушке развязать узел. Но вместо того чтобы плотнее затянуть шнур, Тильда принялась распускать его. Затаив дыхание, она оглянулась на охранников. Окажись на их месте женщины, они сразу бы все поняли, но эти увальни ничего не заметили.

Взглянув на Тильду, Николь увидела, что хорошенькие пухлые губки подруги расплылись в победной улыбке. За четыре месяца разлуки воспоминания Николь слегка стерлись, но, глядя в этот миг торжества на свою любимую молочную сестру, она вспомнила, как ловко умела та водить за нос окружающих. И не дай Бог, если Тильда кого-нибудь возненавидит: месть ее была жестокой.

Пока девушка расправляла складки на платье, Николь слегка наклонилась, словно наблюдая за ловкими пальцами.

– Де Окслейд приедет? – шепотом спросила она.

– Разве я похожа на доверенное лицо дворянина? – прошипела Тильда в складки платья, будто занимаясь шнуровкой. – Ты ведь просила меня только доставить послание. – Тильда выразительно посмотрела на Николь. – И что тебя так волнует? Надеюсь, ты не собираешься выходить за него замуж?

Ее слова были едва слышны.

– Но я должна, – выдохнула Николь. – Я не могу отдать Эшби Фицхенри. А с Хью мне нетрудно будет справиться.

– Пожалуй, нет, уж больно он хитер, – прошептала Тильда, облизывая конец обтрепавшегося шнурка, чтобы вдеть его в дырочку.

Николь нахмурилась.

– Тогда я все равно выйду замуж за бедного малютку и очень скоро овдовею.

Случалось, что женщина из благородного сословия, овдовев, покупала у короля право владеть своими землями. Она могла стать полновластной хозяйкой и без мужчины.

Тильда, прищурившись, вытянула руки, как бы выравнивая шнурки в дырочках.

– Дайте-ка я поправлю вам воротничок, леди Эшби. – Она встала на цыпочки и прошептала: – Ты сошла с ума. Если бы у тебя росла борода и были взрослые наследники, тогда, может, тебе и разрешили бы купить право на Эшби, останься ты без мужа.

Николь стиснула кулаки, не желая признавать, что ее замысел практически невыполним. Впрочем, в глубине души Николь все прекрасно понимала.

– Горничная, – громко произнесла она, – а известна ли тебе моя история? Я говорю лорду Рэналфу, что помолвлена с Хью де Окслейдом, а он заставляет меня выходить замуж за его брата, Гиллиама Фицхенри, того самого, который убил моего отца. Скажи мне, как ты думаешь, одна ли я усматриваю в этом несправедливость?

– Леди Эшби, – решительно откашлялся один из охранников, – прекратите эти разговоры, иначе я сейчас же отошлю горничную.

– Ты что же, затыкаешь мне рот? – с угрозой в голосе спросила Николь, бросив на мужчину тяжелый взгляд.

Тильда невозмутимо расправляла ткань платья вокруг изящной талии Николь.

– Ну вот, сейчас гораздо лучше. Теперь садитесь и поешьте, а я вас причешу.

Тильда подала Николь поднос. Госпожа уселась на стул лицом к стене, а служанка встала сзади, повернувшись спиной к охранникам, и принялась за прическу.

– О, леди Эшби, я вижу, у вас нет даже столового ножа?

Николь подняла глаза на Тильду и объяснила:

– Да, лорд Рэналф решил оставить меня полностью безоружной и не позволяет мне пользоваться столовым ножом. – Николь склонила голову набок, нащупала пальцами булавку, которая скрепляла ее накидку, и погладила гладкий металл.

Это была единственная вещь, оставшаяся девушке от отца и сохранившаяся после разрушения дома. Головка булавки, густо усыпанная гранатами толщиной в два пальца, ложилась в руку, как рукоять меча. Тонкий язычок булавки, пристегивавший накидку на плече, был длинный и очень острый, так что вряд ли можно было считать Николь абсолютно безоружной.

– Я вполне обхожусь без ножа.

– Да, вижу, – сказала Тильда, медленно проводя щеткой по волосам Николь. При очередном взмахе она наклонилась и прошептала: – Твой узелок у меня.