— Конечно, понимаю. Никому ни слова не скажу. «Богиня» нужна мне, а не им. Ведь всю работу сделала я, правда? Весь день на ногах, уроки танго, я даже не жаловалась, только тебя вдохновляла. Я заслужила «Богиню», потому что я лучше всех, да?

— Да, дорогая моя, да! — Он взглянул на часы. «Богиня» подействовала быстро, и Тинкер отлично ее восприняла. Глаза у нее сияли, а жажда внимания и восхищения, которой славится «Богиня» и которая помогает манекенщицам на подиуме, не только появилась, но и превзошла все его ожидания.

— У нас есть еще немного времени, Тинкер, любовь моя. Нам пока не надо возвращаться в зал, — нежно сказал Марко. Это его последний шанс остаться с ней наедине, последняя возможность отплатить ей за то, как она к нему относилась, не подпускала к себе и мерзко над ним шутила.

— Ой, как хорошо… Я такая счастливая — я плыву — кажется, я сейчас все могу. Я не боюсь подиума.

— Тинкер, а ты знаешь, почему некоторые девушки так сияют, что кажется, они выплескивают свою красоту на подиум, а другие, не менее красивые, остаются незамеченными?

— Из-за «Богини»?

— Не только, любовь моя. «Богиня» тоже помогает, но есть кое-что еще.

— Тогда я и этого хочу, Марко! — Тинкер вся вытянулась, глаза у нее горели, даже веснушки выступили.

— Для этого сияния нужны двое, belissima, здесь необходим мужчина.

— Гример?

— Нет, дорогая, не гример, а мужчина, который любит манекенщицу, который разрешает, нет, позволяет ей принять его в рот и удовлетворить его перед тем, как она выйдет на подиум. Ничто другое не может дать девушке этого сияния. Это — все равно что любовь.

— Никогда о таком не слышала, — сказала Тинкер, нисколько не удивившись. — Правда, я и о «Богине» не слышала… Так многое можно узнать, правда, Марко?

— Хочешь, я это сделаю для тебя, Тинкер? Хочешь, разрешу, нет, позволю тебе удовлетворить меня так, чтобы, кроме «Богини», у тебя было еще и внутреннее сияние?

— Я не знаю… Ты думаешь, это правильно, Марко?

— Конечно, дорогая. Тебе я обязан всем, ты это заслужила. Положи свою руку сюда, почувствуй меня, да, он уже большой, это потому, что ты рядом, но ты должна держаться обеими руками, так ты сама ощутишь, как он растет. Это все для тебя, mi amore, все для тебя, но ты должна это взять только в рот и только тогда, когда я скажу, поняла?

— Да, — прошептала Тинкер. — Я поняла.

— Опустись на колени у моих ног, — приказал он голосом, внезапно охрипшим от возбуждения. «Жаль, что она сама этого хочет», — подумал он, но после такой дозы «Богини» вряд ли можно было ожидать сопротивления. Но она наконец-то стала его рабыней, а в этом есть свое удовольствие. Если было бы чуть побольше времени, что бы он заставил ее делать… — Опустись к моим ногам. А теперь наклонись. — И Марко подтолкнул ее голову к своему разбухшему члену. — Возьми в рот, а потом выпей все до капли. Не останавливайся ни на мгновение. Я уже почти готов. Да, да, так, теперь сильнее, старайся, детка, ты должна выпить все до капли, ты должна заслужить его, это сияние.


26

— Вот она! — воскликнула Эйприл. Тинкер быстро шла к ним в полотенце, накинутом на голову и чуть прикрывавшем грудь. Щеки ее пылали, по лицу блуждала блаженная улыбка.

— Тебе лучше, детка? — с тревогой спросила Джордан.

— Все отлично! — ответила Тинкер, сияя, и уселась за гримировочный столик. — Да что значит, в конце концов, еще один показ? Надо просто собраться и все сделать. Главное — это как ты себя ощущаешь.

— Это тебе Марко объяснил? — спросила Эйприл, пораженная произошедшей с Тинкер переменой.

— У него это так просто получается.

— Ради бога, дайте мне заняться вашим лицом, — нервно сказал гример. — Вы что, не понимаете, вы же первая, а я к вам даже не приступал. Вы что, хотите задержать показ?

— Право, мне очень стыдно, — мило сказала Тинкер. — Я немного перенервничала. Но теперь все в порядке. Делайте что хотите. Я вся ваша. — Она закрыла глаза и расслабилась, продолжая улыбаться, пока он не попросил ее приоткрыть рот, чтобы накрасить ей губы. Наклонившись к ней, он стал аккуратно наносить помаду.

— Кому-то сейчас очень повезло с этой малюткой, — пробормотал он, почувствовав запах спермы.

Скоро Тинкер была готова. Волосы ее естественной волной спадали на плечи, а одета она была в почти прозрачное шифоновое платье кораллового цвета.

— Не могу понять, почему мне так холодно. Вы тоже мерзнете? — спокойно спросила она.

— На это коротенькое платьице ушло метров сто ткани, — сказала Эйприл. — Возьми накидку. Ой, Тинкер, она легкая как пух. Даже не верится.

— Знаю, — рассмеялась Тинкер. — Правда, здорово? Джордан, пожалуйста, подай мне полотенце, я не хочу мять накидку. О! А вы себя видели? Вы такие красивые — просто плакать хочется. Жаль, что меня вчера здесь не было… Вы вместе выходите?

— Нет, сначала Джордан в коричневом и сиреневом, а потом я в сиреневом платье с коричневым болеро. Марко хочет сразу подчеркнуть, как важен в этой коллекции цвет. Он говорит, что, поскольку Джордан черная, а я белая, они сначала подумают, что мы показываем совершенно разные платья, и только потом все поймут.

— Марко замечательный, — вздохнула Тинкер. — Он меня так успокоил, но я готова… готова ко всему.

— Как ему удалось привести тебя в чувство? — с любопытством спросила Джордан.

— Так странно, Джордан, на самом деле я почти ничего не помню… Просто поговорил со мной, и все. — Тинкер на секунду нахмурилась, а потом, улыбнувшись, перестала ловить ускользающие воспоминания.

— Девочки! Девочки! — раздался голос Марко. — Все по местам. Через три минуты начинаем. Сюда, ко входу. За занавес, побыстрее, следите за ногами, не наступайте на подолы. Туфли надеть, сигареты выбросить, шампанского больше не пить. Порядок вы знаете. Вперед, девочки!

— Кажется, он имеет в виду нас, — нервно сказала Джордан. — Поцелуй меня, Тинкер. И ты тоже, Эйприл, детка. Ну, удачи нам всем! Что они играют? Такое знакомое, прямо на языке вертится…

— Опять «Гуди-Гуди», — сказала Эйприл. — Наверное, это самое подходящее.

Независимо тряхнув головой, Тинкер запустила руки в море шелковых розочек и пошла вперед. Она стояла, прямая и легкая, прекрасная до невозможности, и смотрела на Марко, словно видела его впервые.

Джордан, стоявшая за Тинкер, не выдержала и взглянула в дырочку в занавесе. У нее дыхание перехватило при виде шикарной публики, заполнившей зал. Сотни пар глаз, привыкшие к показам и готовые как к фурору, так и к провалу, смотрели на подиум.

Прошлой ночью Джордан освоилась с круговыми подиумами, но о присутствии публики даже не думала. Она отошла от занавеса и попыталась собраться. «Дыши глубже, — велела она себе. — Дыши глубже». Тинкер стояла спокойно, отстукивая такт ногой, и легко улыбалась.

Оркестр заиграл «Задумчивую леди», и Марко подтолкнул Тинкер вперед.

— Иди! — приказал он.

Тинкер оглянулась на него озадаченно.

— Но это не танго, — пробормотала она.

— Не время шутить! Помни, о чем я тебе говорил. Ну, вперед!

Тинкер чуть недовольно пожала плечами, поправила накидку на плечах, подтянулась и грациозно выпорхнула на подиум.

«Медленно, медленно, быстро, быстро, медленно», — думала Тинкер, не слушая оркестра. Она шла вперед под неотступный ритм танго, звучавший у нее в голове, великолепная, сияющая, головка гордо откинута назад, руки сжимают руки невидимого партнера.

Зал замер — все были поражены таким оригинальным проходом. Да, это неповторимое сочетание необычной музыки и позы классического танца, совершенно неожиданное и оригинальное, да, пожалуй, прежде всего оригинальное. Девушка, словно огромная кошка, танцевала танго, совершенно не замечая фокстрота. Удивительно, странно, такого раньше не бывало.

Заработали вспышки фотографов, освещая сцену всполохами света. А Тинкер, идя по кольцам подиумов, продолжала свое танго.

Тинкер велели снять накидку и показать платье, подойдя как можно ближе к фотографам. Найдя лучшее место, Тинкер подняла вверх левую руку, а правую вытянула и, согнув левое колено, опустилась на него в поклоне, означающем конец танца. Потом она выпрямилась, повернулась к фотографам, приспустила накидку, демонстрируя платье, и медленно покружилась, чтобы все могли его разглядеть. Зал разразился аплодисментами, а она кружилась все быстрее и быстрее, и ее бледно-коралловые волосы развевались над пышными шифоновыми юбками, которые были того же оттенка, но чуть темнее. Такого не видели даже знатоки.

Тинкер подняла накидку и отрепетированным жестом кинула ее вверх так, что она, казалось, на несколько мгновений повисла в воздухе. Она прошла в танго назад по подиуму и подняла накидку, не обращая внимания на «Чикаго» и на быстрый ритм песенки «Сядь в поезд». Тинкер подняла вверх руки, швырнула накидку в сторону фотографов, танцуя подошла к ней и снова подбросила ее вверх, и снова взяла. Она двигалась в ритме танго, который словно впечатался в ее мозг. Собираясь в четвертый раз вскинуть руки с накидкой, она оступилась и, пошатнувшись, упала на четвереньки, и так и застыла на несколько мгновений, потом наконец поднялась и повернулась к оркестру.

— Черт возьми! — заорала Тинкер. — Мудаки проклятые, вы что, не можете сыграть танго?

«Чикаго» продолжал играть, а публика застыла в изумлении. Но Жак Некер не растерялся. Он подбежал к подиуму, вскочил на него и подошел к Тинкер, которая стояла, уперев руки в боки, и не сводила глаз с музыкантов.

— Позволь мне, Тинкер, дорогая, — сказал он, улыбнувшись, и взял у нее накидку. А потом крепко обнял ее за талию и, сведя по ступенькам, вывел ее из зала.

На подиуме немедленно появились сияющие Эйприл и Джордан, державшиеся, вопреки указаниям Марко, за руки, и внимание публики тут же переключилось на них.

— Оставайся здесь, Фрэнки, — велела Джастин. — Я пойду к Тинкер. Мы не можем уйти все сразу. Этот охранник видел достаточно и не отпустит ее от себя.