– Сознаемся! – опять закричала Дашка. – Это же круто! Можно я, пап? Можно?

– Можно, – разрешил отец, любуясь раскрасневшейся и взлохмаченной именинницей.

– Папа теперь в Канаде работает! Я в школе расскажу – все от зависти сдохнут! Он живет там прямо в океане! В каком, пап, я забыла?

– Географию надо учить, – назидательно заметил отец. – В Атлантическом.

– Как это ты в океане живешь? – спросила Катерина, от удивления пропустив даже Канаду, при упоминании которой должны «сдохнуть» Дашкины одноклассники. – We all live in the yellow submarine, что ли?

– На платформе нефтяной. Недалеко от острова Ньюфаундленд. У меня с декабря контракт с американской фирмой, которая работает в Канаде. Пока на два года, там видно будет. Я почему и не приезжал – на суд и вообще. И на Новый год тогда не смог.

– А почему не сказал? Что ты на этом… Ньюфандленде? Я думала опять где-нибудь… – едва смогла выговорить Катерина.

– А что это меняло? Чем Ньюфаундленд лучше Ханты-Мансийска? – тихо, чтобы слышала только она, спросил Олег. – И потом, ты тогда уже не спрашивала, а кричала.

Отвернулся и громко сообщил, подражая диктору на вокзале:

– Внимание-внимание! Объявление для Дарьи Олеговны Титовой. По поводу своего двенадцатилетия она награждается поездкой в город Сент-Джонс, провинция Ньюфаундленд, Канада. Отъезд запланирован на начало июня при условии предъявления хороших и отличных оценок за год. Особенно – по английскому. – И, сбившись с официального тона, добавил: – Там сама кита увидишь, если будет сезон, они часто приплывают.

– Ур-ра!!! – завопила Дашка и повисла на шее у отца.

Дедушка с бабушкой принялись ахать и уточнять детали (дед – с восторгом, бабушка – с ужасом), а Катерина стояла столбом посреди царившей суеты и думала – поезд ушел. Теперь ее хитрый план стал вполне идиотским и бесполезным. Оказывается, ее бывший супруг на сей раз командирован не в заполярные болота, а на побережье какого там океана, она прослушала? В страну Канаду, где все пьют кленовый сироп, играют в хоккей и, кажется, там где-то рядом Ниагарский водопад и пять Великих озер. Или это в США? Ну, хоть Дашка подучит географию на месте. А она может засунуть подальше все свои идеи насчет захватывающего и ни к чему не обязывающего секса с бывшим мужем для проверки своего влияния. Спохватилась, скажет он – и будет прав, именно так это и будет теперь выглядеть. Сто баллов по шкале любого дерьмоискателя. Оставался старый проверенный способ хотя бы не усугубить положение: проводить гостей и лечь спать, чтобы неудачный день побыстрее закончился и не преподнес бы еще каких-нибудь пакостей, что Катерина и сделала.

…Она проснулась от того, что под окном истошно орал петух. С трудом разлепив один глаз, Катерина посмотрела на часы: старенькие ходики с гирьками в виде еловых шишек показывали шесть утра. Некоторое время она раздумывала, что предпринять: попробовать открыть второй глаз и начать новый день или все же сделать вид, что петух ей приснился.

– Кыш отсюдова, окаянный! Девка спит, а он вон че выкомаривает… Кыш! – Эмоциональная тирада под окном была произнесена драматическим шепотом, что очень рассмешило Катерину, и она решила – просыпаться, тем более что любопытное солнце уже заглядывало за белые кружевные занавески и заросли цветов на подоконнике, которые назывались как-то занятно – не то Ванька-мокрый, не то Манька-невеста.

Но проснуться и выбраться из постели – вещи совершенно разные, и если уж Катерине предоставлялась возможность поваляться в постели, вместо того чтобы как ошпаренной мчаться на работу, она использовала эту возможность по максимуму. Она повертелась на подушке, устраиваясь так, чтобы солнечный луч до нее не добрался – «девка спит, а он вон че выкомаривает», – и стала рассматривать комнату. Она лежала на старинном диване, сиденье которого было выгнуто неудобным горбом и пружины чувствительно толкали в бок, но зато над головой помещалась деревянная полочка с белой кружевной салфеточкой, на которой стояли семь фарфоровых слоников – мечта всей ее жизни. Катерина при случае всегда искала их в комиссионках и антикварных магазинах, но попадались все современные подделки, индийские и турецкие, а она хотела – настоящих, тех самых, считавшихся символом мещанского уюта и прочих пережитков.

В углу была икона с лампадкой, Катерина не знала имени изображенного святого, но предполагала, что вот этот угол и есть «красный». А ниже иконы в большой общей рамке висели черно-белые фотографии каких-то людей – все больше молодые или средних лет, они не улыбались, старательно и ответственно позируя фотографу. Посреди комнаты стоял стол, накрытый кружевной скатертью с кистями до пола, на противоположной стене висел умопомрачительный ковер, по ярко-синему фону расписанный огромными, с капустный кочан, алыми розами и бутонами, по форме похожими на огурец. Еще стояла старинная тумбочка на четырех ножках, тоже накрытая кружевной салфеткой, а на ней красовались здоровенный фарфоровый петух с отбитым клювом (это его ничуть не портило, а придавало боевой вид) и белая фарфоровая ваза, расписанная цветочными гирляндами. В вазе красовался букет искусственных роз. Напротив двери располагался черный комод с резными дверцами, в котором жили позвякивающие при ходьбе чашки. Внушали уважение возраст и качество комода, о которых говорил его бок, с глубоким, как ущелье, продольным углублением, выцарапанным когтями многих поколений кошек. Хотя Катерина не поручилась бы, что это именно комод – вполне возможно, при рождении сооружение было названо горкой или сервантом.

В общем, обстановка была изумительная, и именно такая, как надо – то есть вдохновляющая. Наличием вдохновляющей обстановки Катерина озаботилась наутро после Дашкиного дня рождения, после того как ей позвонила мама и сообщила, что у них дома начинают менять трубы и батареи, поэтому «папа поживет дома, чтобы следить за рабочими, а мы с Дашенькой с понедельника переберемся к вам». Катерина таким поворотом была весьма озадачена: она сама как раз рассчитывала отправить Дашку на неделю к родителям, взять на работе дней пять в счет отпуска и заняться наконец сценарием, который она обещала сдать к концу мая, при том, что на календаре было пятое июня. Таким образом, из дома надо было сматываться, причем куда подальше, чтоб не было соблазна сорваться и приехать, если что. Подумав, она решила позвонить в Малый Куяш Галине Ивановне Травкиной и попроситься на постой к какой-нибудь одинокой бабушке. Пять дней тишины и покоя в компании с ноутбуком – и режиссер Урванцев получит обещанный сценарий в лучшем виде. Бабушка была немедленно найдена – и Катерина, наплевав на все городские дела, автобусом (опять же подальше от соблазна) прибыла в Малый Куяш. Было это… так, сегодня четверг, значит, в прошлое воскресенье.

Травкина познакомила ее с тезкой – бабой Катей, обозначив распределение ролей на ближайшие дни: баба Катя – «хозяйка», Катерина – «журналистка к вам на постой».

– О-он че – журналистка… – уважительно протянула баба Катя и отвела Катерине место в большой комнате, а сама перебралась в маленькую, совмещавшую в себе заодно кухню и прихожую.

Свои обязанности хозяйки баба Катя понимала так: она должна передвигаться по дому бесшумно как мышь и три раза в день кормить Катерину так, чтобы та не имела желания и возможности вставать из-за стола, а так и сидела бы за ним с утра до вечера, отдуваясь от обжорства, и стучала бы по кнопочкам, водрузив поверх скатерти привезенный с собой «телевизор» – слово «компьютер» баба Катя не выговаривала. Поэтому с утра были горячие блины с растопленным маслом, сметаной или вареньем на выбор, в обед – суп и второе, на ужин – пироги или каша, и под пристальным взглядом бабы Кати Катерина съедала все до последней крошки, уговаривая себя, что ничего страшного, вернется домой и похудеет. Зато сценарий был почти готов, придуман, расписан по эпизодам и наполовину написан.

Под влиянием то ли бабы Катиной кормежки, то ли общей умиротворяющей обстановки с занавесками, салфетками и петухами сценарий получился совсем не такой, как задумывалось. Она-то хотела, чтоб было легко и иронично, без лишней сентиментальности, но с оптимизмом и непременно – с хорошим концом. Такая добрая сказка для взрослых тетей и даже дядей, а сказки должны заканчиваться свадьбой. Но получалось как-то не так, будущий экранный Вася своевольничал, параллельные истории других героинь если и вызывали улыбку, то сквозь слезы, да и общая идея не особенно вырисовывалась.

– И наплюй! – посоветовал режиссер Урванцев, которому она позвонила и пожаловалась на творческий кризис. – Неигровое кино – это дело такое: начнем снимать, там все равно все по-другому будет. Я уже, кстати, весной кое-что подснял под твою историю – я тебе не говорил?

– Нет, – заинтересовалась Катерина. – А что подснял?

– Яблони цветущие на проспекте Ленина, напротив «Спорттоваров». У меня идея такая есть…

Но Катерина, экономя деньги на сотовом и не желая подпадать под чужое влияние, суть идеи выслушивать не стала, о чем потом не раз горько пожалела.

Она наконец выбралась из постели – в семь утра, и это по доброй воле! – и, к великой радости бабы Кати, принялась за завтрак.

– Баба Катя, а можно, я сегодня с вами пойду прогуляюсь? – отдавая должное оладьям, попросилась Катерина. – А то я сижу тут безвылазно с воскресенья. Хоть посмотрю на ваш Куяш.

– Дак… – почему-то растерялась баба Катя. – Я гулять-то и не хожу, ноги болят, я по делу тока…

– И я по делу, – не отвязывалась Катерина. – Я вас подожду. Мне одной неохота.

– Ну-к че, пойдем, – уступила хозяйка. – Который день сидишь как привязанная.

Прогулка оказалась совсем не такой, как ожидала Катерина. По главной улице они дошли до площади, на которой стояло здание сельской администрации. Оттуда крошечная аллея – восемь березок в два ряда – вела к памятнику солдатам, погибшим в Великую Отечественную. Обычный монумент, каких тысячи по России, – бетонная стела, полсотни фамилий, все больше Подкорытовы да Бабашкины, простенькая клумба с пока еще нераспустившимися цветами, трава, весело пробивающаяся в зазоры между старыми, кое-где пораскрошившимися плитками, рядом – скамейка в отставших чешуйках старой краски. Катерина, усевшись в тенек, стала глядеть по сторонам, а баба Катя, потуже затянув концы белой косынки, принялась выдергивать из клумбы желтые одуванчики и прочую «неположенную» растительность. Потом Катерина принесла воды из колонки, баба Катя тряпочкой протерла таблички и по-домашнему повесила ее сушиться на одной из берез.