Василий плюхнулся на диван. Он был бы и рад поговорить, да язык его совершенно не слушался, в горле пересохло, и слова не шли на ум. Он испытывал сложное чувство. С одной стороны, блондинка была великолепна, фотографии вот именно таких красоток мужики вешали в кабинах своих колесивших по дорогам «КамАЗов», и он тоже вешал. И эта, похоже, тоже не из скромниц. Но с другой стороны, его квартира – это его личная территория, куда не допускаются посторонние, тем более – женщины. Сперва из-за сына, а потом он привык к такому порядку. За все годы исключение было сделано только для Катеньки, но она и сама была исключением. Это вторжение грозило внести такую же смуту в его упорядоченную жизнь, какую блондинка только что внесла в его душу. А что – вполне может быть… Нет, этого, конечно, быть не может, одернул себя Василий, слишком уж она красива. Но зачем она пришла домой? Она должна была, как все, позвонить или написать, и он был бы счастлив с ней встретиться – но не у себя дома, нет.

– У вас очень славно, – милостиво кивнула блондинка. – Двухкомнатная? Приватизированная? А сколько человек прописано?

– Д-двое. Я и с-сын.

– Про сына вы ничего не написали, – скроила гримаску гостья. – Сколько ему лет?

– В-восемнадцать. Скоро б-будет. Он с матерью живет, – поспешил успокоить ее Василий. – М-мы в разводе, он раньше т-тут жил, но мы…

– Почти совершеннолетний, значит, – перебила его блондинка. – Если живет с матерью, значит, можно считать, бывший член семьи. А приватизировано на двоих?

– На д-воих. А что такое? – вдруг спохватился Василий.

– Ой, вы знаете, теперь так много брачных аферистов, – очаровательно улыбнулась блондинка, перекладывая левую ногу на правую или наоборот – Василий и под пистолетом бы не сказал, хотя смотрел очень внимательно. – Напишут, что «материально и жильем обеспечены», а у самих ни кола ни двора. А женщина часто бывает так беззащитна перед сильным полом. Особенно одинокая женщина. Но вы, я вижу, человек порядочный, и мы могли бы с вами…

Женщина опять улыбнулась и, слегка потянувшись, аккуратно одернула кофточку. Складочка на талии, так понравившаяся Василию, в итоге временно исчезла из поля зрения, зато в вырезе обнаружились такие глубины, что у Василия захватило дух…

«Ну пришла и пришла, что особенного, – подумал смятый эйфорией Вася. – Женщина одинокая, боится к себе мужчин приглашать, и понятно – такая красавица. Это что же делается с мужиками, если такие женщины в одиночестве живут?! Да, в конце концов, если на то пошло, вполне…»

– Эй! Ау! – вернул его с небес на землю голос гостьи.

Василий неохотно вынырнул на поверхность из затягивающей глубины своих эротических фантазий.

– Может быть, вы мне предложите что-нибудь выпить?

– Извините, в д-доме не держу, непьющий я, – смутился Василий. – Да и не х-ходит ко мне никто. Может, ч-чаю?

– Ну, тогда чаю, – скроив мимолетную гримаску, согласилась блондинка.

И Василий отправился на кухню ставить чайник. Включив свет, он увидел сидевшего на окне Умку. Вид у пса был обиженный и недовольный.

– Да ладно тебе, – виноватым шепотом пробормотал Василий. – Ну потерпи…

Пес чихнул и отвернулся, потеряв к хозяину всякий интерес. Василия это почему-то задело. А к Катеньке в прошлый раз бросался, ластился, как кошка. Пузо подставлял. Говорят, собаки людей чуют.

– Кто в доме хозяин, черт возьми, ты или я? – пихнул Умку в бок Василий.

Но Умка никак не отреагировал и сделал вид, что вопроса не слышал. Да и сам Василий, потеряв из поля зрения соблазнительные складочки и прочие прелести новой знакомой, чувствовал себя уже не так уверенно. Знакомой… Да он, невежа, даже не спросил, как ее зовут! Прихватив сахарницу и две чашки, он отправился в комнату.

– А как вас…

Но приготовленный вопрос застрял у него на языке: он увидел, как под белыми сапогами незваной гостьи растекается грязная лужа. Волна возмущения захлестнула Василия с головой – да как она смеет являться к нему в дом и сидеть здесь в своих грязных сапожищах, как в казарме! Не-ет, пуще прежнего распалялся Василий, у них и в казарме в грязных сапогах не ходили! Да, он ей тапок не предложил, но у него в доме и нет женских тапок – без надобности! Даже Катенька, и та в носках ходила, пока Умка – молодец, пес! – с хозяина тапки не стащил и гостье не предложил А эта!.. И наверняка крашеная. Ну, погоди же…

Гостья, заметив перемену в настроении хозяина, с беспокойством заерзала, не понимая причины. Вроде бы так запал на ее бюст и ножки, едва смог глаза отвести, а тут вдруг…

– Простите, у вас д-документы какие-нибудь есть п-при себе? – строго спросил Василий.

– Ах да, я не представилась – Алена…

– А п-паспорт? – гнул свою линию Василий.

– Зачем же вам паспорт? Или хотите сразу в ЗАГС? Какой вы быстрый, – засмеялась Алена и повторила маневр с кофточкой – для закрепления эффекта.

– Вы п-приходите завтра с п-паспортом, – отводя глаза, твердо сказал Василий. – А то вы про меня все знаете, квартиру даже посмотрели, а я про вас – ничего. Может, вы и не Алена вовсе.

– Уверяю вас, Вася…

– Я вот на д-днях в библиотеке был. – Василий подошел к столу и нежно погладил синий бок кстати подвернувшегося Мольера. – Так меня тоже д-домой отправили, за паспортом. Ничего, с-сбегал. Сейчас времена такие, жулья в-всякого п-полно, вы правильно с-сказали. Так что вы уж лучше с п-паспортом…

Блондинка вскочила, сузившимися от злости глазами смерила Василия с головы до ног и, презрительно фыркнув, вылетела в коридор. Закрыв за ней дверь, Василий вернулся в кухню, к Умке, и успел увидеть, как его блондинка выскочила из подъезда, оглушительно хлопнув дверью, и уселась в какую-то иномарку – похоже, что водитель ее ждал. Покрутив головой, Василий чмокнул Умку в нос, схватил тряпку и принялся оттирать грязные следы на ковре и на линолеуме. Умка великодушно слез с подоконника и принял в уборке посильное участие, бегая за хозяином и всячески выражая свою солидарность.

Потом они пили на кухне чай с оладушками и колбаской, и Василий пообещал Умке, что больше это безобразие не повторится. Разве что Катенька… Против Катеньки Умка, конечно, не возражал.

Катерина готовила к публикации очередную подборку писем и ужасно веселилась. Погода была изумительная, впереди – три дня майских праздников, и Кирилл пригласил ее поехать с ним в Москву, а там обещал сводить в любой театр по ее выбору – вот это жизнь! В полном восторге от открывающихся перспектив, Катерина решила и читателей порадовать, собрав в традиционный «Постскриптум» самые смешные фразы из писем.

–  У меня дочери уже девятнадцать лет, а я как дура все надеюсь на лучшее…

– А если вы и на этот раз мое письмо не напечатаете, то я приеду и разберусь, что там у вас творится!

– Прошу вас помочь мне отыскать свою половину, которая мне написала и даже выслала свою фотографию, и написала, чтобы я писал ей, но не указала своего адреса и своей фамилии.

– Мой сын уехал на два месяца в командировку, а невестка дала объявление на абонентский ящик и занимается развратом. Как вам не стыдно!

– Дамы, если вы не против осчастливить себя, то я к вашим услугам!

– Ты ему все отдала, а он ушел, и все дела… До конца своих дней будет мучиться угрызениями совести, и тебе решать – принять его обратно или нет. Обучу за 300 рублей.

– Нужен мужчина – на все руки мастер, без вредных привычек, лучше, если импотент.

– А я нашла, нашла, нашла!!! Спасибо вам, Катюша, и всем вашим коллегам! Я вас обязательно приглашу на свадьбу!

На этой оптимистической ноте Катерина решила закончить. Она как раз вычитывала текст, когда дверь с грохотом бабахнулась об стенку, так, что отвалился кусок штукатурки, и в кабинет влетел взъерошенный и, похоже, перепуганный Евгений Николаевич Бабин.

– С ума сошел! – подскочила Катерина. – Ты меня заикой сделаешь!

Но дальше стало еще интереснее: сразу вслед за Бабиным не спеша вошел здоровенный мордоворот, не по погоде одетый в черный костюм с галстуком. Мордоворот без малейшего интереса скользнул взглядом по Катерине, обшарил глазами стены, подошел к окну и зачем-то выглянул наружу – и вышел в коридор. Катерина вопросительно посмотрела на Бабина, потом перевела взгляд с его искаженной физиономии на дверь, за которой скрылось видение в черном. И дождалась второго отделения: в кабинет вошел Сан Саныч Фирулев. Здесь надо бы добавить – собственной персоной, потому что появление такого человека среди простых смертных было равносильно приличному землетрясению.

Бывший глава уралмашевской мафии, ныне он стал добропорядочным бизнесменом, владельцем изрядного пакета акций бывшего гиганта советского тяжелого машиностроения, трех оптовых рынков, десятка автомоек и всех гидролизных заводов в области, которые отчего-то немедленно обанкротились. Ивашов когда-то начинал у него в шестерках, да и теперь при всей своей породистости был моськой рядом с этим мамонтом эпохи приватизации, удачно пережившим почти всех представителей данного подвида. В свое время он сумел – небывалый случай! – отойти от криминальных дел без ущерба для здоровья и репутации. «Стариков» тогда подпирала молодежь, «белые воротнички», пришедшие на смену поколению спортсменов и рэкетиров. Тех, кто вовремя не сошел с меняющего курс корабля, как это сделал Фирулев, быстро и красиво сбросили, как балласт, не пачкая рук, при помощи милиции и прокуратуры. А Фирулев уже давно сидел на собственном острове, махая ручкой криминальному «Титанику». Конечно, у правоохранительных органов и на него имелся компромат – лет на пятнадцать строгого режима, да не было пока «команды сверху», без которой в таком тонком деле никак.

Фирулева в городе откровенно боялись. Один из его адвокатов был убит во дворе собственного дома, другой, как установило следствие, выбросился из окна исключительно по собственной инициативе, один из пресс-секретарей через месяц работы исчез бесследно, а джип его главного конкурента расстреляли из гранатомета – и он, и охрана погибли на месте. Ни исполнителей, ни, тем паче, заказчиков, конечно же, не нашли. Но было это все в далекие девяностые, к тому же Фирулев платил своей «обслуге» такие баснословные деньги, что к нему шли по первому зову, и даже Катерина как-то во время выборов писала статейку по заказу его пресс-службы – но лично тогда лицезреть не удостоилась. И вот теперь этот великий и ужасный господин Фирулев собственной персоной стоял посреди ее кабинета, и на лице его застыло выражение брезгливости. Поскольку ни к себе, ни к скромному, но вполне приличному интерьеру своего кабинета Катерина это выражение отнести никак не могла, то она с интересом посмотрела на Бабина, который зачем-то зашел в узкую щель между ее столом и окном и там топтался, рискуя выдрать из гнезд компьютерные провода.