…Вечером Катерина смотрела на браслет и думала о муже. Удивительно, но в последнее время он так мало места занимал в ее жизни, в быту и в мыслях, что она почти и не вспоминала о предстоящем разводе. Развод ничего не менял, а просто вносил ясность в их уже давно сложившиеся отношения. Хотя подумать не мешало бы. Надо всегда четко знать, какие задачи перед собой ставишь, чего хочешь добиться и каковы возможные последствия, – такого правила всегда придерживалась Катерина. Она всегда и все решала сама. И Олег ей никогда не мешал. Ее идеи одобрял или помалкивал, не мешая реализовывать и давая возможность набить шишки. Ел, что она готовила, надевал, что покупала. Если она говорила, что в воскресенье они идут в филармонию, – они шли в филармонию, если на рынок за картошкой – шли за картошкой. В воспитание Дашки не вмешивался, больше поддакивал, и Катерина искренне считала, что воспитывает дочь она одна. Когда был дома, машину чинил, хотя на ней и не ездил, он вообще мог починить все, что угодно. Если Катерина рассказывала о делах на работе, всегда говорил, что она – умница, талантливая и делает все правильно. Так она и привыкла думать: она сильная и умная, решительная и самостоятельная и все делает правильно. А муж у нее, увы – бесхарактерный и тусклый персонаж, ведомый. Тогда почему, интересно, она так и не смогла заставить его делать то, что она считает нужным, – менять профессию, зарабатывать, сидеть дома, а не болтаться по стране? Вопрос без ответа. Но тут Катерина поняла, что ход мыслей принял нежелательное направление.

Она пошла на кухню, налила себе чаю, плюхнула туда толстый желтый круг лимона, три ложки сахара и стала думать в другом направлении, правильном и более подходящем в данной ситуации. Почему она никогда не скучала о муже? Провожая в командировку – не расстраивалась, да и не провожала: сам собирался, сам уезжал. Встречая – не особенно радовалась. Если его долго не было – отвыкала, и в первые дни после его возвращения ей было с ним неловко и вместе ужинать, и смотреть телевизор, и ложиться в одну постель. Нет, раньше, давно, она и скучала, и ждала, и даже плакала, когда он уезжал, скандалила, ругалась, выдвигала ультиматумы. Но он все равно уходил, уезжал, пропадал в таких местах, где ни почты, ни телефона. Она не могла ничего с этим поделать. И смириться тоже не могла, не таков характер. И тогда она запретила себе эти эмоции. Будто бы не ждала, и будто бы не злилась, и будто бы не скучала. А потом пришла к выводу, что мужчина – любой, даже самый слабохарактерный и никчемный, как ее Олег – упорен в своих пристрастиях и заблуждениях.

А она хотела другой жизни: красивой, яркой, интересной, да более обеспеченной, черт возьми! И чтобы вместе проводить вечера перед телевизором, вместе иногда ужинать в ресторанчиках, ходить в театр просто так, а не ради репортажа с премьеры (и в платье, черт возьми, а не в джинсах после работы!) и ездить летом к морю. Она любила море, а муж в любом пятизвездочном отеле немедленно начинал задыхаться от жары и умирать от безделья, поэтому уже много лет она отдыхала вдвоем с дочерью в своей любимой Турции, а муж с приятелями кормил комаров на реке Хахапоньке где-то на Севере. Если запланированная замечательная «другая жизнь» с этим человеком невозможна – надо попробовать с другим. Переделать мужчину невозможно, значит, придется поменять его на другого, более соответствующего твоим требованиям и идеалам. Это направление куда более перспективно. Да, цинично. Зато верно.

Тут дерьмоискатель тихо пискнул, предупреждая, что Катерина, безусловно, женщина умная и здравомыслящая и, конечно, делает все правильно, но… пока она сама верит в эти свои теории не стопроцентно. Ничего, разозлившись на себя, подумала Катерина, решение уже принято, согласие на развод Олег прислал, так что… стоп-кран сорван, бояться поздно.

– Мам, уж полпервого, ты чего тут сидишь, даже телик не включишь? – притащилась на кухню сонная Дарья, завернутая в одеяло, которое шлейфом тащилось за ней по полу.

Глаза у нее закрывались, и ноги ее уже не держали, поэтому она приткнулась возле Катерины, привалилась к ней боком и засопела. Училась она во вторую смену, поэтому Катерина не особенно сражалась за соблюдение режима – все равно по утрам она убегала на работу, а дочь спала всласть. К тому же Катерина сама была сова и полуношница, да и Дашка в последнее время так редко подкатывалась к ней с лаской… Поэтому Катерина не стала ее прогонять и занудствовать насчет режима. Она вздохнула, подвинулась на табуретке, освободив дочери половину, прижала Дашку к себе и тихонько понюхала ее волосы. Раньше от нее пахло молоком, воробьем, солнышком, котенком… счастьем. Теперь пахло шампунем, и волосы стали жесткими… Но все равно здорово, что она пришла и можно вот так ее обнять и посидеть минуту, не думая ни о чем.

– Мам, – из-под ее руки придавленным голосом спросила Дашка. – А вы правда будете с папой разводиться?

Катерина молча кивнула, и Дашка как будто услышала ее кивок. Она выпросталась из-под руки и продолжила допрос:

– А зачем?

Этот простой и закономерный вопрос поставил Катерину в тупик.

– Даша… Ну папа же все равно с нами почти не живет. Я не могу так. Он своими делами занимается, я своими… это тоже не семья. Я по-другому всегда хотела… Я не знаю, как тебе объяснить. Ты же еще маленькая, дочура…

Катерина мялась и путалась, она ненавидела себя за то, что не подумала о самом главном – как все это объяснить одиннадцатилетней дочери. Она почему-то думала, что Дашка, которая видела отца редко, воспримет все как само собой разумеющееся и не будет задавать вопросов. Вот дура!

– Да я поняла, – выпросталась Дашка из-под ее руки. – Ты хотела, чтобы все было по-твоему. А ничего по-твоему не получилось. Да?

И пока Катерина пыталась справиться с изумлением от столь исчерпывающего анализа ситуации, дочь добила ее окончательно:

– «Вишневую косточку в землю зарыли мы прошлой весною. Теперь там гараж и терраса». Ты как будто дерево хотела, а папа хочет гараж, да?

– Это… что? Это откуда?

Из глубин одеяла Дашка выудила книгу с верблюдом на обложке.

– Отсюда. Это «Порри Гаттер», я ее уже третий раз читаю.

– Ты тоже книги читаешь? – несказанно изумилась Катерина, уже давно смозолившая язык, безуспешно доказывая дочери необходимость чтения книг. – Сговорились прямо. А… где ты ее взяла?

– Папа дал. Сказал, что я уже большая и юмор понимаю. Поэтому мне уже можно читать хорошие книги, а не пялиться в телик. Это его друзья написали, они не писатели, а вроде ученые. Я и читаю. Эту и другие еще. Хочешь, тебе дам почитать? Она правда смешная. Да ладно, ты не переживай, мам. Папа мне сказал, что ты умная и что все будет хорошо.

Дочь чмокнула Катерину в щеку, боком сползла с табуретки и, волоча за собой одеяло, отправилась спать. Катерина тоже легла, но сон не шел, она смотрела в окно, на снег, медленно и торжественно спускавшийся с небес. Завтра утром на улице тоже будет торжественно и чисто, как будто всем поступило указание свыше утром начать новую жизнь, с чистого белого листа. Завтра она поедет знакомиться с мужчиной – не по долгу службы, не ради интервью, это запросто и на любом уровне, Катерина умела подстроиться и понравиться любому собеседнику, будь он директор щебеночного карьера или председатель телерадиокомпании. И флиртовала она тоже легко и умело – но не более того. У нее был муж. А на этот раз она будет знакомиться с мужчиной по объявлению. Это она-то, всегда считавшая такой способ уделом неудачниц, вынужденных предлагать себя кому попало! Ой, мамочки, за каким чертом она все это затеяла!

Полежав еще немного, Катерина взяла себя в руки и заставила думать конструктивно. Это было ее решение, за язык ее никто не тянул, и все обо всем уже договорились, так что ныть и охать поздно. Она была неверующей, но суеверной, поэтому две сентенции, которые друг за другом выдали подруга и дочь, решила считать знаменательными: она посадит и будет выращивать другую вишневую косточку, раз над этой построили гараж. И ждать второго миллионера, поскольку первого она нашла для Светки.

Но засыпая уже под утро, когда черный квадрат окна потускнел и стал серо-сиреневым, а снег как-то сразу и неожиданно кончился, будто кто-то щелкнул выключателем, Катерина все же была вынуждена признаться себе, что еще одна мысль царапнула ее и даже выбила из равновесия: папа сказал… папа дал почитать, и она уже, видите ли, третий раз читает. Почему-то когда она, Катерина, впихивала в дочь хоть что-то из школьной программы, все ее усилия заканчивались крахом. В общем, что-то в этом было неправильное. Но дальше думать уже не было сил, и Катерина наконец уснула, с головой завернувшись в одеяло, потому что соседи за тонкой стенкой (мама – тренер по легкой атлетике, папа – спортивный обозреватель на городском телеканале и двое пацанов) по выходным вставали рано, делали зарядку под оглушительную музыку и отправлялись в лыжный поход, а стучать среди ночи или под утро по батареям у них в доме было не принято.

В воскресенье без пяти одиннадцать они со Светкой приехали в назначенное место – Катерина не хотела, чтобы загадочный обладатель элитной недвижимости и белого коня знал, где она живет: во-первых, из соображений безопасности, а во-вторых, она стеснялась своего неказистого дома с крошечными разномастно застекленными балкончиками и вдрызг разбабаханной снующими туда-сюда детками входной дверью. Золушка и та жила, если вспомнить, в неплохом доме – забегаешься прибирать, а еще розы там и все такое. Поэтому они договорились встретиться возле оперного театра. На стоянке было пусто, поэтому дамы сразу догадались, что одиноко стоявший в центре джип с наглухо тонированными стеклами – это и есть та самая посланная за ними карета. Возле джипа прохаживался водитель, он же кучер, – подтянутый крепкий мужик средних лет, в короткой и тонкой не по сезону кожаной куртке. Катерина вышла из машины и посмотрела в его сторону.

Мужчина немедленно подошел.

– Вы Катерина? Меня зовут Игорь.