– Где он сейчас?

– В госпитале, где я работала до отъезда во Францию. Мне пришлось воспользоваться связями, чтобы отправить Эндрю туда. Это госпиталь для офицеров, и я думаю, там о нем позаботятся лучше.

Пруденс, с колотящимся сердцем, вскинула голову:

– Он здесь? В Лондоне?

– Да, – кивнула Виктория, – я приехала за тобой. Ему необходимо с тобой увидеться. Он в плохом состоянии.

– О нет! – вскочила Пруденс. – Но ведь он поправится?

– Доктора считают, что да, но…

– Но – что?

Пруденс в ужасе замерла на месте. Что еще могло случиться?

Виктория замялась.

– Его ждет долгое восстановление. Как физическое, так и душевное.

Пруденс понимающе кивнула. Все образуется. Если она сможет находиться рядом с Эндрю, все будет хорошо. Он жив и, в отличие от многих солдат с легкими ранениями, его уже не пошлют обратно на фронт.

– Можно мне с ним повидаться?

– Да, поедем. Я не отпускала шофера.

Пруденс начала торопливо собираться, но ребенок внутри вдруг зашевелился – видимо, ему передалось беспокойство матери, – и ей пришлось остановиться.

– Ты в порядке? – с тревогой спросила Виктория.

Пруденс закусила губу и кивнула:

– Да, наверное.

Она застегнула пальто и плотно обмотала шею шарфом. Перед самым выходом из квартиры вспомнила о пудинге, вернулась на кухню и сняла кастрюлю с плиты. Надо будет передать Мюриэль и Кейти, что она не придет, чтобы не волновались. Разум еще проворачивал какие-то бытовые детали, но в сердце уже бушевало горе. Пруденс взяла сумочку, тщательно заперла дверь, хотя на самом деле ей хотелось в отчаянии колотить кулаками по стене, как бьющийся в истерике ребенок.

С напускным спокойствием она прошла вместе с Викторией к машине и забралась внутрь. Не менее спокойно задала все полагающиеся вопросы о ранениях и возможном выздоровлении Эндрю. Судя по всему, Виктория нашла Эндрю совершенно случайно, когда его привезли с полевого перевязочного пункта. Рана на ноге воспалилась, инфекция вызвала жар. Врачи думали, что он не выживет, но Эндрю выкарабкался. Как только он достаточно окреп для путешествия, Виктория договорилась об отправке в госпиталь и получила разрешение сопровождать раненого. В конце концов, речь шла о муже ее сестры. Последнюю фразу Виктория сопроводила улыбкой, но Пруденс нашла в себе силы лишь благодарно сжать ее руку.

Дорогу до госпиталя Пруденс помнила смутно, ей казалось, что с того момента, как она заметила глядящую в ее окна Викторию, прошло всего несколько секунд. Район, куда они приехали, показался знакомым, и в ответ на ее вопросительный взгляд Виктория кивнула:

– Тут поблизости жили Бронсоны. Помнишь, мы часто катались на велосипеде с их девочками?

Пруденс не забыла, но причина крылась не в детских воспоминаниях. И тут она вспомнила, почему район выглядит знакомым. Щеки залила краска стыда. Здесь она встретила Себастьяна после переезда в Лондон. После высказанной вслух обиды он поцеловал ее, а она позволила, несмотря на то, что уже была замужем за Эндрю. Больше подобного никогда не повторялось и не повторится. Если подумать, тот случай помог ей понять, как сильно она любит Эндрю.

Который сейчас лежит на больничной койке, без одной ноги.

Пока они шагали через превращенный в госпиталь особняк, Пруденс готовила себя к тому, чтобы не показывать перед мужем слабости. «Будь храброй, – твердила она себе. – Не дай ему разглядеть твой страх или то, как гнетет тебя мысль, что вскоре придется заботиться не только о новорожденном, но и муже-инвалиде». Ей просто хотелось показать Эндрю, как сильно она его любит и сожалеет о том, что ее поступок привел к таким ужасным последствиям.

Виктория проводила ее в помещение, которое, видимо, в свое время служило музыкальной комнатой или гостиной. Железные кровати и утки на фоне красно-золотых обоев выглядели кощунственно.

Но Пруденс уже не замечала ничего, кроме Эндрю. Она едва сдержала порыв с криком броситься к нему и вместо этого степенно подошла к кровати. Он лежал с закрытыми глазами, и у Пруденс защемило сердце при виде его изможденного лица. Тонкое одеяло скрывало крепкое тело, закаленное годами работы на ферме. Пруденс старалась не смотреть на пустое место, где должна была находиться нога. Ее собственные ноги подкосились, и она бессильно опустилась на колени рядом с низкой койкой. Нежно обвела пальцем вены на тыльной стороне кисти. Эндрю не пошевелился. Тогда она взяла его руку в свою и прижала к губам, мысленно умоляя мужа открыть глаза.

Тихие слезы текли по щекам и капали на постель, а Пруденс все ждала, глотая грозящие прорваться рыдания. Наконец Эндрю очнулся. Он обвел комнату невидящим взглядом и вдруг заметил жену. Когда-то сердце Пруденс завоевала доброта его карих глаз, еще до того, как она поняла, что любит его. И сейчас глаза оставались прежними, хоть и затуманенными болью и морфием. Эндрю заморгал, чтобы сосредоточить взгляд, и заплакал. Пруденс прижала его ладонь к своему мокрому лицу.

– Только погляди на нас, ревем как маленькие, – сказала она, пытаясь придать тону шутливый оттенок.

Эндрю покачал головой и слабо улыбнулся:

– Прости… за это. Такого мы не планировали.

Пруденс всхлипнула:

– Любимый, я только хотела, чтобы ты вернулся домой живым, и мой план ты исполнил.

– Я вернулся, но не целиком.

От его голоса, хриплого от горя и злости, у Пруденс свело желудок – настолько тяжело было его слышать.

Виктория поставила рядом с кроватью ширму, но та давала лишь иллюзию уединения. Пруденс внезапно поняла, что их разговор могут слышать другие раненые, и понизила голос:

– Твой разум и душа не пострадали, и у тебя остались две руки, чтобы обнять меня и нашего ребенка.

Она старалась говорить твердо и уверенно, но голос предательски дрожал. Эндрю пытливо всматривался в ее лицо, и Пруденс открыто встретила его взгляд. Он не должен знать, что жена перепугана и убита горем не меньше его самого.

Эндрю отвел взгляд и уставился в потолок:

– Ты когда-нибудь слышала об одноногом ветеринаре?

Пруденс сглотнула слезы:

– Любимый, тебе отрезали лишь часть ноги, и мы все решим, когда придет время. А сейчас тебе надо поправляться, чтобы не пропустить появление на свет маленького Горация.

При упоминании о ребенке взгляд Эндрю смягчился, что тут же отметила Пруденс. Если разговоры о будущем сыне приносят мужу облегчение, она использует их, чтобы вдохновить его на тяжкий труд, каким станет поправка и привыкание к увечью.

Веки Эндрю потяжелели, и Пруденс поняла, что визит его утомил. Она нагнулась и поцеловала Эндрю в лоб. По его лицу пробежал отблеск улыбки, и Эндрю нежно приложил ладонь к ее животу. На глаза Пруденс снова накатились слезы, но она быстро заморгала, чтобы сдержать их.

– Я вернусь, когда ты немного отдохнешь, хорошо?

Эндрю кивнул. На лице от усталости залегли морщины.

Виктория просунула голову за ширму, в ее глазах тоже стояли слезы.

– Доктор хочет поговорить с тобой до ухода.

Пруденс с любовью и благодарностью сжала руку Виктории. Слава богу, что Вик нашла Эндрю и позаботилась о нем. Иначе… Нет, Пруденс не позволила себе даже в мыслях представлять, что могло случиться.

Она послушно прошла за Викторией в небольшую гостиную. Ее оставили нетронутой после переоборудования дома в госпиталь. На стенах были синие обои с узором из белых бархатистых ирисов. Над камином из белого мрамора висело массивное зеркало в позолоченной раме. Камин украшали пышные драпировки из королевского синего бархата, и Пруденс поневоле задумалась, как в нем разводили огонь и при этом ухитрялись не поджечь весь особняк. Чопорная мебель в стиле французского Возрождения говорила не в пользу хозяев дома. Неужели они действительно увлекаются этой эпохой, подумала Пруденс, или просто пошли на поводу у дурного вкуса?

– Вот. – Виктория протянула теплую влажную тряпку. – Приведи себя в порядок.

– Неужели я так плохо выгляжу? – дрожащими губами улыбнулась Пруденс.

– Ах, Пру, ты при желании не сможешь выглядеть плохо. – Виктория склонила голову набок. – Ладно, сейчас ты похожа на выжатую швабру, но очень привлекательную.

Пруденс вяло засмеялась, и довольная Виктория отправилась на поиски врача. Оставшись одна, Пруденс подошла к позолоченному зеркалу и всмотрелась в свое отражение. На отекшем от беременности лице выделялись красные глаза и нос. Виктория покривила душой. Она выглядела ужасно. Пруденс промокнула лицо и подколола волосы, насколько это удалось без расчески. Дверь за спиной отворилась, и Виктория представила ее доктору Санборну, пожилому седоволосому джентльмену с серебристыми усами. Вместо белого халата на нем был расстегнутый черный пиджак, а поверх жилета тянулась старомодная цепочка от часов.

– Очень рад знакомству, милая. – Глаза доктора метнулись к животу Пруденс и тут же вернулись к ее лицу. – Прошу вас, садитесь. Мисс Бакстон, будьте добры, принесите мне и миссис Уилкс чая.

Они уселись в неудобные кресла перед камином.

– Приношу свои извинения за такой холод, – сказал доктор Санборн. – Нам постоянно не хватает людей. Обычно я стараюсь развести огонь перед приемом родных и посетителей. Горящий камин делает комнату намного уютнее, вы не находите?

Пруденс открыла рот, чтобы ответить, но доктор и не думал останавливаться. Слушая его бодрый отрывистый голос, она подумала, что этот человек вряд ли склонен к сантиментам. Ну конечно, ведь он привык иметь дело с рыдающими родственниками и не оставит ей шанса впасть в истерику.

– Помимо видимых глазу ранений, ваш муж также перенес весьма необычную лихорадку. Сначала мы думали, что причина кроется в инфекции голени – рана действительно ужасно воспалилась. Но даже когда мы промыли ее, странные приступы жара не прекратились. Единственное предположение, что он подхватил редкий вирус, о котором нам ничего не известно.

Пруденс облизнула мгновенно пересохшие губы и пожалела, что Вик долго не приносит чай.