Из-за спины Жиль раздался встревоженный голос Жюдит:

— Вы ведь не пойдете, Жиль? Прогоните его… а вернее, заставьте говорить: пусть расскажет, где прячется презренный Легро.

Появление Жюдит повергло Жозе Кальвеса в оторопь.

— Святая Мадонна! Это ваша жена?

— Да, и что же?

Москит, не сводя глаз с гордого силуэта Жюдит, пожал плечами.

— А вы влюбились в ту, другую? Надо совсем с ума сойти…

— Не суйтесь куда не следует! Кто вам сказал, что я…

— Что вы неровно дышите к хорошенькой блондиночке? Одна крошка, кстати, тоже недурная, которую наша Олимпия нашла на берегу Соленой реки и привела к нам. Но, похоже, она врала… Похищать надо было жену.

— Замолчите! — в гневе рявкнул Жиль. — Избавьте нас от ваших выводов! Сейчас пойдем…

— Нет! Умоляю вас! — вскрикнула Жюдит. — Не делайте этого! Я знаю, вы ее любите, но, кроме нее, есть еще люди, от вашего решения зависит целый мир…

Турнемин подошел к жене, ласково взял ее за руки и поцеловал их.

— Я должен пойти, дорогая. Вы можете мне не верить, но я это делаю не только потому, что речь идет о Мадалене. Любая невинная женщина могла бы рассчитывать на мою защиту… даже гнусная Фаншон, которая предала нас, когда ей не удалось вас убить. Мы не можем заплатить ее кровью за собственное благополучие, мы не знали бы больше покоя. Скажите Купидону, пусть оседлает мне лошадь, любую, только не Мерлина!

Жюдит в волнении закрыла лицо руками, потом отняла их и, горделиво вскинув голову, подобрала юбки и побежала искать конюха.

Как только она исчезла из виду. Жиль жестом подозвал Шарло — тот в тревоге вращал глазами, в которых нетрудно было прочесть, какую ненависть он испытывал к Москиту. Мажордом стоял на пороге гостиной с любезным выражением вышколенного слуги, но по напряженной позе было заметно, что он в любой момент готов броситься на бывшего надсмотрщика. Шарло подошел к хозяину, а Москит инстинктивно отступил на шаг-другой, не спуская с него глаз. А рука его невольно потянулась к ножу за поясом.

Турнемин лишь презрительно улыбнулся. Он спокойно достал из кармана запечатанный пакет и вручил его чернокожему.

— Отдашь доктору Финнегану. Это мои распоряжения на случай — все может статься, если я живым не вернусь. И добавь, что я на него полагаюсь, надеюсь, он выполнит точно каждое мое пожелание… и попрощайся с ним за меня. Он сейчас в больнице, оперирует Леона Бамбу — у него рука попала в молотилку.

— Но вы вернетесь, хозяин? Вернетесь, правда?

— Надеюсь, Шарло. Это на всякий случай. Оберегай хозяйку.

— Клянусь! А ты, грязный мулат, — добавил мажордом, повернувшись к Жозе Кальвесу, не в силах больше сдерживать гнев, — передай бандиту Легро, что, если только он когда-нибудь осмелится сунуться сюда или если не вернется хозяин, его ждут триста человек с оружием… мы сдерем с него шкуру живьем! И с тебя заодно тоже!

— Ладно! Ладно! Хорошо, передам. Не стоит так волноваться.

Жиль растроганно пожал руку дворецкому.

Тут у крыльца показался Купидон с полными слез глазами — он вел в поводу лошадь. Турнемин спустился к нему, прыгнул в седло и поднял коня на дыбы.

— Ну в чем дело? Я жду вас! — сказал он с вызовом Жозе Кальвесу, который бочком пробирался по балюстраде веранды, стараясь не оказаться слишком близко к Шарло.

Но все же совсем избежать встречи с ним надсмотрщику не удалось: мощный пинок помог ему покинуть дом Турнемина, и он шлепнулся чуть не под ноги своей лошади, привязанной к стволу веерной пальмы.

Солнце уже село. Тропическая ночь опускалась стремительно, словно на землю падал черный занавес, но последний закатный луч еще ласкал розовый фасад особняка. Прежде чем вступить в аллею столетних дубов. Жиль еще раз обернулся в седле и оглядел издали свой дом… То был прощальный взгляд. Он знал, что не вернется, что скоро умрет вместе с Мадаленой, — ни за что он не согласится подписать купчую, которую, без сомнения, подготовил Легро, и передать этому подлецу свои земли… даже ради любимой женщины. Нет такой цены, за которую он бы уступил палачу поместье и, тем более, доверившихся ему людей…

Раз Понго не вернулся, значит, что-то у него не получилось; часы тянулись за часами, и, в конце концов, Турнемин пришел к такому решению: он добровольно сдастся Легро и пойдет на смерть. Только так можно было спасти «Верхние Саванны» — Жюдит и Финнеган не дадут им пропасть. Жиль знал, что супруга в силах продолжить его дело. Ему же предстояло убить собственной рукой Мадалену, чтобы избавить ее от мук, наверняка уготованных ей Легро. А потом, если успеет, убьет себя — Турнемин, хоть и выглядел безоружным, припас за голенищем сапога тонкое лезвие скальпеля Финнегана — врач сам посоветовал Жилю прихватить этот инструмент, когда тот заходил ненадолго в больницу.

Около двух часов они ехали на лошадях — скакать галопом по трудной дороге нечего было и думать — и наконец добрались до маленькой бухты у мыса Икагю в том месте, где Банановая река впадала в океан. Здесь уже их ждала шлюпка под латинским парусом, с десятью гребцами.

Жиль тут же понял, где прятался до сих пор Симон Легро и куда они сейчас поплывут: Черепаший остров — бывший оплот пиратов и морских разбойников, весь изрезанный гротами и тайными пещерами. Только сумасшедший мог попытаться потревожить тут бывшего управляющего.

Жиль понял и то, что никому его не спасти, но без малейшего колебания прыгнул в шлюпку, которую гребцы тут же оттолкнули от берега.

Сидя на корме рядом с Москитом, посматривавшим на него жадно, словно скупец на свое богатство, Жиль наблюдал, как моряки разворачивают лодку, ставят парус. Море было прекрасно, воду слегка рябил легкий бриз, доносивший запах нагретой солнцем за день земли. Густо-синее небо сплошь усеяли звезды, у Жиля даже мелькнула мысль, что, если бы ему специально пришлось выбирать, когда умереть, ничего прекрасней этой ночи он бы все равно не придумал.

— Я могу закурить? — спросил он вдруг.

— Почему бы нет? Руки у вас, кажется, свободны.

— Да. Чего я никак не ожидал.

— А зачем вас связывать? Нас семеро, а вы один. Кроме того, вы не пленник. Вы едете на деловую встречу с нашим хозяином. А это разница.

— Поверьте, я высоко ценю ваше отношение.

Достав из кармана верную глиняную трубочку, Жиль тщательно набил ее табаком, предоставил Москиту, решительно старавшемуся ему услужить, поднести огонь и жадно затянулся — никогда еще дым не был ему так приятен. Потом рассеянно спросил:

— А что с той девицей, которую Олимпия нашла в лесу?..

— С Фаншон-то?

— Да. Куда вы ее дели? Отвели к Легро?

— Естественно. Олимпия уже ее знала — она раньше предсказывала ей будущее. Так что сразу поняла, какую можно получить выгоду, если пригреть девку. И привела ее к нам…

— Она и сейчас там?

— Боже упаси! Ее уже там нет.

— А что вы с ней сделали?

— Убили, что же еще?! Она отвела нас к дому блондиночки, а дальше какой от нее прок? А вот вред мог бы быть — возьми она, да вернись в минуту раскаяния к хозяевам. Она же была в вас злюблена, как кошка… и знала, где прячется Легро. Сейчас гниет где-нибудь в тростниках Банановой реки. Мы всегда стараемся все предусмотреть…

— Не сомневаюсь! — проговорил Жиль, с трудом подавив отвращение.

Ужасная участь, которая постигла Фаншон, совершенно погасила в нем злость на девушку, теперь он испытывал лишь жалость. Она слишком многого хотела и жестоко поплатилась за дерзкие мечты. Теперь только Господь ей судья.

А он. Жиль, ее прощает. В конце концов, Жюдит была права, когда утверждала, что он сам подал камеристке надежду.

Подгоняемый свежим ветерком, шлюп продвигался довольно быстро, и вскоре на фоне звездного неба отчетливо вырисовалась восточная оконечность Черепашьего острова — мыс Голова Собаки.

— Пора завязать глазки, господин шевалье, — сказал Жозе Кальвес и достал из кармана грязную тряпку.

— Если не возражаете, лучше этим. — Жиль протянул ему свой носовой платок. Тот тщательно осмотрел его — нет ли дырок.

— Ладно, сначала этим, а потом все-таки тем.

А то он какой-то прозрачный.

— Как хотите.

И покрытый кокосовыми пальмами и густой зеленью круглый остров, приподнятый скалами над Карибским морем, словно панцирь гигантской черепахи, исчез для Турнемина под двойным слоем ткани. Жиль пожалел — он даже сам удивился этой мысли, — что ему не пришлось посетить легендарный Черепаший остров при других обстоятельствах: должно быть, тени великих французских и испанских флибустьеров до сих пор навещают таверны в порту Бастер, где, по слухам, выстраивалось у причала до восьми линейных кораблей, а пушки его форта, говорят, доставляли немало беспокойства англичанам с Ямайки.

Жиль знал, что горсточка солдат по-прежнему охраняет королевский гарнизон на острове, но они спокойно сидели за стенами форта и никогда не вмешивались в то, что происходило в других концах или в глубине острова. Судя по тому, что шлюпка, не сворачивая, шла вперед, его везли не в Бастер…

Чуть позже шлюпка царапнула днищем по гальке. Москит и еще один матрос помогли Жилю перебраться через борт, и нога его ступила на мягкий песок. Бывший надсмотрщик взял его за руку.

— Я вас поведу…

Прошли пляж. На смену песку пришла каменистая твердь дороги, потом земля стала упругой, в траве и листьях. По прохладе, ароматам сандала, лимонного дерева и папоротника Жиль догадался, что они шли по лесу. Словно в насмешку над звуками тяжелых мужских шагов запел соловей, затрепетали листья, потом все смолкло.

Путь их оказался на удивление извилистым.

То поднимался, то шел под уклон, то резко сворачивал, Жиль даже подумал, не заставляют ли его несколько раз ходить по кругу? Потом вдруг каменистая тропинка круто пошла вниз, в нос ударил запах костра и жареного мяса, он становился все сильнее и сильнее, а под ногами снова оказался пологий уклон, покрытый песком. Сквозь толстую повязку Жиль все же увидел яркий огонь костра и ощутил его тепло.