Нико поднял глаза на свою возлюбленную. Они были вместе уже семь лет. Красота Джетты ничуть не померкла. Крошечный фартук едва-едва прикрывал ее плоский живот и клинышек темных завитков. Все остальное, чем щедро наделила ее природа, было открыто взору.

– Ну-ка, поработай, – сказала Джетта, положив перед ним луковицу, – нарежь помельче. Почему ты до сих пор не купил кухонный комбайн или хотя бы овощерезку? А еще недоволен, что от рук пахнет луком и чесноком.

В таких случаях Нико всегда отшучивался, но сегодня пропустил ее слова мимо ушей. После того как он получил от отца пощечину, ему кусок не лез в горло. Вот уже три дня его тошнило от запаха пищи.

Он оттолкнул от себя луковицу.

– Терпеть не могу, когда воняет. Пойду в комнату. Если уж ты затеяла стряпню – валяй, но я есть не буду.

– Между прочим, Нико, ты и утром ничего не ел.

– Обедай одна. Я не голоден. Пойду поставлю музыку.

Он перебирал компакт-диски. Когда зазвонил телефон, Нико ответил после первого гудка.

– Да?

Вопреки его ожиданиям, это был вовсе не Рэмбо, а Марко. По шуму уличного движения, доносившемуся из трубки, Нико понял, что брат звонит из уличной кабины.

– Слушай, твое дело – дрянь, – торопливо проговорил Марко.

– Что такое?

– Больше я тебе ничего не скажу. Пока. – В трубке раздались короткие гудки.

Нико охватила нервная дрожь. «Дело дрянь» могло означать только одно.

– Нико! – Рядом с ним стояла Джетта; она обняла его, распространяя вокруг себя тончайший аромат духов. – Малыш, ты чем-то расстроен? Что случилось? Ну, давай не будем есть этих несчастных креветок. Я их заверну в фольгу и суну в холодильник, а мы с тобой можем сходить в ресторан. Или, если хочешь...

– Заткнешься ты когда-нибудь или нет?! – злобно выкрикнул Нико и оттолкнул ее. У него заныло в затылке.

– Ах так! – Джетта не на шутку обиделась. Она отступила назад и расправила кружевные оборки фартучка.

– Уходи, – бросил Нико. – Одевайся и уматывай.

– Что? – опешила Джетта.

– У нас в семье неприятности; мне не до тебя. Я... – Нико с ужасом почувствовал предательское мельтешение перед глазами. Он, как мог, пересиливал себя.

– Нико? – Джетта заподозрила неладное.

Если они собираются прикончить его прямо в квартире, ей тоже несдобровать. Проклятье! Вот что получается, когда даешь слабину и привязываешься к бабе.

Он вышел из себя.

– Убирайся, кому сказано! Собирай свои тряпки – и чтобы духу твоего здесь не было.

– Хорошо, я сейчас уйду, – ответила она сквозь слезы. – Скажи только, ты не передумал идти со мной на прием к Александре? Я остановилась в «Фитце», в номере...

– Да пошла ты со своим номером!

Как только за Джеттой захлопнулась дверь, Нико схватил первый попавшийся диск и включил проигрыватель. Зазвучали песнопения буддийских монахов Непала. Эти ритмы нередко помогали ему собраться с мыслями. Он рухнул на кушетку и закрыл глаза, стараясь сбросить оцепенение, сковавшее тело и душу.

Мелодичные и чистые буддийские песнопения на этот раз не развеяли его тревоги. Он пытался просчитать события на ход вперед. Когда они намерены его убить? Каким способом? Не исключено, что они нагрянут прямо в квартиру. Или подложат бомбу в его «феррари». Придется отныне пользоваться только «линкольном», который ждал своего часа в муниципальном гараже.

Как действовать дальше? А может, не надо дергаться – что будет, то будет. Да... Что такое мужчина без семьи? Пустое место.

Он вздрогнул от звонка в дверь. Рэмбо. Нико вскочил и бросился в прихожую.

– Нико... Дьявольщина, прямо не знаю... ты слышал?

– Что? – тупо уставился он на своего телохранителя.

– Уже все знают. Мне лично сказал Анджело. «Дон» совсем взбесился: переломал стулья у себя в кабинете, окна перебил, орал как зарезанный – в общем, фигово.

Нико показалось, что ему в сердце вонзились сотни осколков.

– Еще что?

– Говорят, был семейный совет. – Рэмбо не знал, куда девать глаза. – Правда, старик позвал только Ленни, Марко и Джо. Слушай, может, обойдется? Может, они всего лишь пронюхали, что мы взяли пацана? Надо его перетащить в другое место.

– Надо, – машинально откликнулся Нико.

– Весь вопрос – куда? Нужно же хазу подготовить. А с нянькой как быть? Ты, вроде, собирался ее заморозить?

По лицу Нико струился пот. Цветные всполохи застилали глаза.

Нет, ни за что, твердил он себе, надеясь на чудо. Сейчас нельзя.

* * *

– Нико! Тьфу ты, черт! – Голос телохранителя донесся до слуха Нико откуда-то издалека. Кто-то хлопал его по щекам. – Да проснись же ты! Заболел, что ли? Ну, ты даешь: уставился в одну точку и свалился, как мешок.

Нико издал сдавленный стон. Он лежал на белом ковре и видел нависшее над ним лицо Рэмбо, но все было как в тумане. Его охватило брезгливое отвращение к себе и к своему беспомощному телу.

– А ну-ка, – Рэмбо разжал ему губы и сунул что-то в рот. – Глотни брэнди. У тебя на кухне взял. Пей, говорю. Глядишь, полегчает.

Нико силился отвернуться, но Рэмбо не отставал.

– Вот так... пей... да не плюйся ты. Смотри, весь облился. Что за напасть? Припадок, не иначе. Я слыхал, с тобой такое бывает.

Он слыхал? Стало быть, об этом все знают? И Марко? И Ленни? И, что самое страшное, отец? Мысли Нико путались от страха и злобы. Значит, за его спиной ползут сплетни...

– Мать честная, кажись, снова отключился, – бормотал Рэмбо. – Врача, что ли, вызвать? Сейчас позвоню...

Рэмбо не успел договорить. Руки Нико, только что безжизненно висевшие, как плети, клещами впились ему в горло. К Нико быстро возвращались силы. Рэмбо судорожно ловил ртом воздух... потом издал булькающий звук...

Когда туловище Рэмбо обмякло, Нико наконец убрал руки. Он сжимал и разжимал трясущиеся пальцы, не сводя с них удивленного взгляда.

Через двадцать минут, дрожа и обливаясь потом, Нико упаковал труп в мешки для мусора и, залепив клейкой лентой, оттащил в мусоропровод. Уборщики ежедневно уничтожали отходы в электрическом мусоросжигателе под домом.

Потом он вернулся к себе и выскользнул через потайной ход.

На улице по-прежнему хлестал дождь. Лужи доходили до щиколотки. Косые струи били в лицо.

«Линкольн» разрезал воду не хуже катера. Нико вспомнил, что в «бардачке» припрятаны «колеса» – почти целый флакон – и пластиковый шприц-«пушка» с кокаином. Протянув руку, он открыл дверцу и вытащил шприц. На полном ходу он впрыснул белый порошок в каждую ноздрю. Кокаин ударил по мозгам.

Почти мгновенно он испытал небывалый прилив энергии. Казалось, в мире нет такой силы, которая могла бы его остановить. Он крутой парень. Он покруче Ричарда Кокса, который дарит своей бабе миллионные побрякушки.

Колье. Воспаленный мозг уцепился за эту мысль. Блестящая идея, как те самые брюлики. Может, в этом и есть его спасение?

* * *

Брауни сидела на матрасе, обняв Трипа, и читала ему книжку с картинками. Снаружи звякнул засов.

Она побледнела. Пальцы сами собой впились в глянцевую бумагу и надорвали страницу.

В камере появился тот, которого звали Нико. Он широко расставил ноги и презрительно изучал своих пленников.

– Вставай, – приказал он, сверля англичанку колючими голубыми глазами. – Мальчишку оставь. Вставай.

– Брауни? – вопросительно прошептал Трип, вцепившись в ее руку.

– Шевелись!

Ее обуял страх. Она поняла, что это конец. Вот уже двое суток она с ужасом ждала этой минуты. В руке у Нико сверкнуло лезвие ножа. Сейчас он зарежет ее на глазах у ребенка. А потом, скорее всего, убьет и Трипа.

– Поднимайся – или лежа подохнешь.

Брауни медленно поднялась на ноги. Трип тоже встал, не сводя с Нико недоверчиво-испуганного взгляда.

– Это моя няня! – вдруг закричал он. – Не смей трогать мою Брауни!

Гувернантке казалось, что все это происходит не с ними. На нее снизошло поразительное хладнокровие. Смерть стала неизбежной данностью. Она наклонилась к своему воспитаннику и прошептала ему на ухо:

– Трип... постарайся убежать, родной.

– Нет!.. – вскрикнул он, обхватив ее за пояс. – Нет, Брауни, ни за что!

Нико бросился к ним и грубо отшвырнул ребенка к стене. Брауни завизжала и попыталась заслонить собой Трипа. Она успела заметить какое-то движение и тут же ощутила нестерпимую боль в боку.

– НЕТ-НЕТ-НЕТ-НЕТ-НЕТ! – надрывался Трип. Он накинулся на похитителя, готовый разорвать его в мелкие клочья зубами и ногтями, как рассвирепевший звереныш.

Брауни медленно опустилась на колени, удивленно глядя перед собой неподвижными глазами. Кровь заливала цементный пол.

– Не смей трогать мою Брауни! – кричал Трип.

Его няня оседала все ниже, пока не упала в лужу собственной крови. Вот, оказывается, как люди умирают...

– Ты гад, гад! – Трип совсем обезумел. Но он был бессилен против Нико. Тот повернул его к себе спиной и поднял за шиворот, как дворового щенка.

Брауни видела только цементный пол. Выщербленный, грязный, с крошками гравия. Серый и шершавый.

Пол казался ей все темнее, потом стал черным. Боль исчезла.

* * *

Косые струи дождя барабанили по грузовой платформе и стекали вниз сплошным потоком, падая на железные дверцы люка. Когда Нико вышел на свет, он прищурился и втянул голову в плечи. У него подмышкой извивался Трип, спеленатый в грязный белый халат, как в смирительную рубашку.

Невероятно, но мальчишка даже не ныл и за все время не проронил ни слезинки. Он только барахтался и пытался вывернуться, хотя узлы надежно держали его руки и ноги. Нико не мог этого не оценить. Ублюдку Коксу повезло с сыном. Но сейчас не время было об этом думать. Нико торопился убраться подальше от разделочного цеха. Машина юлила по мокрому асфальту, визжа на поворотах. Кокаиновый дурман быстро развеялся; чтобы окончательно не скиснуть, Нико пришлось еще раз достать шприц-«пушку».