– Здравствуйте, Бернстайн, – откликнулся Ричард, направляясь к хозяину и протягивая руку. Ладонь Бернстайна оказалась горячей, а рукопожатие – энергичным. Со стула он не поднялся.

– Давайте сразу приступим к делу, – предложил Бернстайн. – Только излагайте покороче, а то в спальне моя красотка заскучает. У нее бюст, знаете ли, ни в один лифчик не лезет.

Бернстайн пытался вывести его из равновесия, это было очевидно. Ричард оглянулся в поисках стула, подвинул тот, что стоял поближе, и сел.

– Я готов.

– Ну, выкладывайте.

– У меня возникли осложнения, – начал он.

– Осложнения, говорите? Какого рода?

Ричард рассказал. Мафиозо внимательно слушал. Пока Ричард говорил, спаниель лежал, вытянувшись, и время от времени позевывал или утыкался носом в руку хозяина.

– Так что ж, по-вашему, похищение вашего сына – это дело рук профсоюза? Я правильно понял?

– Да.

Бернстайн нахмурился, но в его глазах светился живой природный ум.

– Дело не простое, – задумчиво сказал он. – Сомнительно это все. Я знаю большинство этой публики. Сейчас позвоню в пару мест, а вы пока перейдите в другую комнату и подождите. Иззи! – Громко щелкнув пальцами, он вызвал охранника. – Иззи, отведи мистера Кокса в залу. Включи ему видео. Пусть он располагается поудобнее и чувствует себя как дома. Я скоро к нему присоединюсь, – добавил он.

* * *

– Брауни! – прошептал Трип. – Брауни, не плачь. – Он ласково погладил ее по плечу. – Давай поговорим, Брауни. Скажи что-нибудь.

Англичанка тихонько застонала. Она скорчилась на надувном матрасе; одеяло сбилось в ком у ее лица.

– Иди сюда, Трип. Мне просто приснился плохой сон.

Они лежали рядом, крепко обнявшись. Мальчик заснул, и Брауни теснее прижала его к себе. Прикосновение к нему как-то успокаивало ее. Возможно, она тоже задремала – или просто забылась, – но вдруг ее внимание привлек какой-то звук.

Брауни слегка вздрогнула и осторожно, чтобы не потревожить Трипа, взглянула на часы. Было 6.30 утра.

Шум доносился из-за двери. Эти люди снова здесь, оба: она слышала их голоса.

Сердце у нее заколотилось. Она лежала неподвижно, ожидая, когда распахнется дверь.

* * *

В резиденции Хайгроув среди деревьев раздавались пронзительные возгласы двух маленьких принцев, Уилса и Гарри: они гонялись за своим новым питомцем – щенком-корги по кличке Спайс. Для сентября погода была не по сезону жаркой. Легкий ветерок шевелил верхушки высоких трав и полевых ромашек.

Принц Чарлз только что вернулся из Лондона и, не успев снять официальный темный костюм, вышел в сад, чтобы повидаться с женой. Видно было, что он сердит и раздражен, как часто бывало после утомительных протокольных мероприятий. Лондон требовал напряжения; Чарлз безоговорочно предпочитал загородные резиденции.

Поздоровавшись, он сказал:

– Мне звонила миссис Тэтчер. Она хотела узнать: ты договорилась, чтобы на приеме у Коксов были все люди, которые ей нужны?

– Да; они дали согласие. Я на днях говорила с Александрой Кокс. Будут все значительные персоны, и автомобильные магнаты, которых ты хотел повидать, и даже послы арабских стран и Израиля.

Чарлз кивнул. В этот день красные пятна румянца, которые нередко выступали у него на щеках, были темнее, чем всегда. С самого утра он отсиживал положенные часы на всяческих заседаниях.

– А она может гарантировать, что конфликт с профсоюзом гостиничных служащих будет улажен на этой неделе?

Чарлз необычайно увлечен этим проектом, поэтому он все принимает близко к сердцу, подумала Диана.

– По правде говоря, я забыла об этом спросить, но можно ей перезвонить. Я-то уверена, что они с мужем все уладят.

Еще год назад Чарлза крайне раздосадовала бы ее забывчивость, и он не удержался бы от какого-нибудь саркастического замечания по поводу ее умственных способностей. Сейчас он только кивнул.

Они смотрели друг на друга, и оба испытывали неловкость. На прошлой неделе бульварные газетенки возвестили миру, что принц с принцессой снова поссорились, и опубликовали фотографии Дианы, расточающей улыбки молодому члену Палаты лордов; снимки были сделаны в то время, когда Чарлз уехал на охоту в Шотландию. В воздухе уже витало слово развод; газеты пришли к выводу, что «принц и принцесса появляются на людях вместе, как того требует долг, но отдыхают порознь, как того требует сердце».

Что прикажете делать, когда ваш собственный муж, открывая газету, видит подобные измышления?

– Чарлз, – мягко произнесла Диана, приблизилась и взяла его за руку. – Я говорила тебе, как горжусь тем, что ты делаешь?

Они шли рядом. Чарлз посмотрел на нее долгим пристальным взглядом.

– Если тебе действительно удастся свести для переговоров арабов и израильтян... и если ты сможешь убедить американцев построить у нас заводы... это будет потрясающее достижение!

– Ты считаешь, что политика удается мне лучше, чем архитектура?

Диана вздохнула. Господи, она с шестнадцати лет бредила Чарлзом. Она и сейчас любила его, несмотря на все разочарования, что бы ни кричали эти пошлые газетенки.

– Знаешь что, Чарлз? – Диана сжала руку мужа. – Что мне пришло в голову... После того как мы закончим дела в Чикаго... Америка такая огромная страна... Я слышала, что в Йеллоустонском парке так прекрасно... – Она говорила сбивчиво, хотя репетировала эту речь не одну неделю.

Чарлз изумленно воззрился на жену. Она всегда была сугубо городской личностью.

– О чем ты?

– О дикой природе. Я бы так хотела увидеть и почувствовать ее. Может быть, нам бы удалось погулять по горным тропам... или покататься верхом.

Чарлз улыбнулся. Раньше она никогда не предлагала ему ничего подобного.

* * *

Дверь резко отворилась и со стуком захлопнулась. У Брауни перехватило дыхание. Трип, проснувшись, тут же вскочил.

Похитители снова принесли видеокамеру.

– А ну, выходите на середину, как в прошлый раз, – приказал Нико. – Быстро, быстро, – нетерпеливо понукал он, хлопая в ладоши.

Женщина и ребенок, уже натерпевшиеся страха, подошли примерно к тому же месту, где их снимали в первый раз. У Брауни внутри все словно заледенело от ужаса. Сегодня Нико не стал утруждать себя натягиванием маски. Брауни видела его лицо – красивое, со шрамом на виске.

Она содрогнулась. Почему он перестал скрывать свое лицо – ведь вчера он был в маске? Что это означает?

– Становитесь на колени, да поближе друг к другу, – последовала команда.

Трип, с широко раскрытыми глазами, опустился на коленки, как ему было велено. Брауни прижалась к нему.

– Ага, еще ближе. – Нико махнул рукой своему напарнику.

Внезапно Брауни почувствовала, как кто-то зажал ее голову, словно в тиски, так что она не могла даже пошевелиться; прямо у нее перед глазами мелькнуло узкое лезвие.

– О Боже, не надо! – зарыдала она.

Нож скользнул по ее голове от макушки до щеки, оставив длинный неглубокий разрез. Хлынула кровь, заливая ей волосы, лицо и шею.

– Намочи руку кровью и оботри о мальчишку, – продолжал распоряжаться Нико.

Брауни замерла, потрясенная.

– Давай, сука!

– Я не могу... прошу вас...

– Делай, что сказано, а то убью!

Она медленно, вся дрожа, поднесла руку к окровавленному лицу.

– Теперь размажь ему по физиономии. Погуще мазни. Шевелись, черт тебя дери!

Она опустила взгляд. Трип смотрел на нее огромными, отчаянными глазами; прикусив нижнюю губу, он изо всех сил крепился, чтобы не заплакать.

– Брауни... – шептал он.

Перед глазами Брауни поплыли темные круги. Эту пленку увидит миссис Кокс! Увидит как она, Брауни, размазывает кровь по лицу ее маленького сына!

Собрав всю свою волю, гувернантка прижала окровавленную руку к левой щеке Трипа. Он лишь едва заметно вздрогнул. Выполнив то, что от нее требовали, она устремила взгляд прямо в камеру. На ее лице читались отчаяние и решимость.

– Мясной цех! – выкрикнула она.

На нее обрушился страшный удар, который свалил ее на пол.

Трип кинулся на ее мучителя с воплем:

– Не смей бить мою няню! Это моя няня!

– Ради Бога, – простонала Брауни, пытаясь отвести от мальчика неминуемую кару.

Трип брыкался и кусался.

– Ах ты гаденыш! – Рэмбо так пнул Трипа, что тот отлетел в сторону и с плачем упал на бетонный пол.

– Трип?..

Душераздирающий детский крик мучил ее больше, чем собственная боль. Она попыталась подползти к Трипу.

– Мало тебе? – рявкнул Рэмбо и снова ударил ее крепко сжатым кулаком. Ее голова дернулась назад. На этот раз кровь хлынула у нее из ноздрей.

– ...мать твою, – выругался Нико, – смотри не убей бабенку. Нужно снять кино для Мамочки и Папочки. Они же уделаются, когда увидят эту пленку.

Он навис над Брауни, чуть не ткнув камерой ей в лицо, и тщательно запечатлел все детали.

– Каков засранец! – проворчал Рэмбо, когда они вышли из этого бетонного мешка, захлопнув за собой дверь и заперев ее на ключ. Он был потрясен до глубины души, но не хотел, чтобы Нико это заметил. Маленький паренек, который бесстрашно кинулся на взрослого, царапался и кусался, напомнил ему его самого, каким он был в этом возрасте. Он, Рэмбо, тоже был бойцом. Черт возьми, отчим не раз мог прибить его до смерти.

Опомнившись, он снова забурчал:

– Да еще эта стерва всего меня кровью перемазала.

Нико не отвечал. Они прошагали через гулкий цех и поднялись на ту часть фабричной территории, которая использовалась по своему прямому назначению. Мужчины, одетые в такие же, как у них, комбинезоны, проносили половины говяжьих туш на разделочные участки. Нико и Рэмбо незачем было скрывать от встречных красные пятна у себя на руках и одежде. Цех расфасовки мяса – одно из немногих мест в мире, где на пятна крови никто не обращает внимания.