На ночном столике у кровати стояла пустая бутылка от водки «Абсолют», а рядом – графин апельсинового сока. У Дэррил раскалывалась голова. В последнее время она старалась себя ограничивать, но вчера у нее был повод напиться.

Ее сняли с роли в «Кэньон-Драйв». По словам Берни Эдлера, ее импресарио и поверенного в делах, причина заключалась в том, что «она осложняет съемочный процесс».

Они обедали в гриль-баре «Муссо энд Фрэнк».

– Дэррил, детка, как же можно рубить сук, на котором сидишь? – мягко выговаривал ей Берни.

Дэррил оттолкнула тарелку. Салат не шел в горло. Она как-никак звезда, не хуже Линды Грей или Джоан Коллинз.

– Они сказали, – продолжал Берни, – что разрывают контракт и согласны выплачивать неустойку. Считают, что лучше пойти на издержки, чем мириться с твоими выкрутасами. Я боролся за тебя как мог, Дэррил. Топал ногами, угрожал, стучал кулаком, даже пару раз припечатал их крепким словцом. Но это не возымело действия.

– Не возымело действия? – переспросила Дэррил, не веря своим ушам.

– Бэби, они говорят, что ты прикладываешься к бутылке прямо на съемочной площадке да еще орешь на технический персонал. Сцены с твоим участием приходится переснимать по двадцать раз. Ты вечно опаздываешь, а однажды вообще не явилась на студию и сорвала съемочный день. Дэррил, у них на тебя накопился целый кондуит. Если хочешь, могу показать.

Она жестом остановила его.

– В тот день я себя отвратительно чувствовала.

– Ну и что? Могла бы принять таблетку. Кроме всего прочего, ты беспрестанно грызешься с другими актрисами, хотя бы с той же Джеттой Мишо.

– Потому что она стерва, – проворчала Дэррил.

– Да кому какое дело? Ты отдаешь себе отчет в том, что произошло? У тебя был контракт на пять миллионов – и он полетел псу под хвост. Теперь все студии будут от тебя шарахаться, как от чумы. Тебе не предложат даже открывать буквы в телевикторине.

Она испепелила Берни взглядом, не решаясь повысить голос: из-за соседних столиков на нее глазели туристы.

– Но это не все, – неловко добавил Берни.

– Ну, что там еще?

– Они говорят, что твой возраст дает себя знать – на экране.

– Что? – Пальцы Дэррил судорожно заскользили по шее.

– Милая моя, камеру не обманешь. Впрочем, теперь это уже неважно. Дэррил, почему бы тебе не подыскать место в какой-нибудь фирме, в отделе по связям с общественностью? У тебя есть имя. Будешь предлагать публике дорогую косметику или что-нибудь в этом роде. Могу тебе посодействовать.

Вот такой разговор был у нее вчера с Берни. Придя домой, она постаралась забыться, но даже водка не помогала.

А сегодня чуть свет, в девять утра, ей позвонила журналистка Керли Хингем, набившая руку на светских скандалах. Ей не терпелось услышать подробности «из первых уст».

– Дорогая, все задают вопросы. Вы же сами заинтересованы, чтобы читатели узнали вашу точку зрения. Всем известно, что я всегда дотошно проверяю факты.

– Проверяй лучше свою задницу. – Дэррил ничуть не раскаивалась, что поставила на место эту нахалку.

В кухонном шкафу обнаружилась непочатая бутылка водки, а в холодильнике – остатки диетической кока-колы. Дэррил взяла большой хрустальный бокал, смешала себе коктейль и для виду украсила его ломтиком лимона. У нее постепенно вырисовывался план, простой и действенный.

Что делает женщина, когда у нее неприятности? Обращается к мужчине. Был ли в жизни Дэррил такой мужчина – сверхбогатый, с неограниченными связями, да еще сходивший с ума по ее телу?

Что стоит Ричарду Коксу сделать пару телефонных звонков?

Если уж на то пошло, лихорадочно соображала Дэррил, Ричарда еще не поздно вернуть. Его нынешняя жена не представляет собой ничего особенного: ну, длинные ноги, светлые волосы, смазливое личико – такие пользовались успехом в пятидесятые годы. Этакая ласковая цыпочка, с презрением думала Дэррил, тихая скромница. Разве такая может за себя постоять?

Отпивая глоток за глотком, Дэррил немного успокоилась. Ее план непременно сработает. Она умна, расчетлива и решительна. А самое главное, у нее нет другого выхода.

* * *

– Дикки, голубчик, на прошлой неделе я увидела в газете твою фотографию. Ты на ней получился невероятно сексуальным. Я не удержалась, вырезала ее и повесила у себя над кроватью, – мурлыкала Дэррил в телефонную трубку.

Ричард почувствовал подвох:

– Что тебе нужно, Дэррил?

– А... я завтра вылетаю в Чикаго. Буду на месте часов в одиннадцать. Вот я и подумала: не пообедать ли нам вместе? Или можно еще что-нибудь придумать.

– Дэррил, я, конечно, рад слышать твой голос, но завтра я весь день занят на совещаниях, а вечером вылетаю в Ванкувер.

– Ну что тебе стоит пригласить меня в ресторанчик? По-быстрому?

– Что ты затеяла?

– Мне просто до боли хочется тебя повидать, – ответила Дэррил, профессионально изображая безысходную тоску. – Прошло целых два года... Ты ничего не знаешь... О, Птенчик-Дикки, ты не можешь себе представить, какие у меня неприятности!.. Мне нанесли такое оскорбление! Я просто убита...

Ричард молил Бога, чтобы этот разговор не слышали секретарши.

– Успокойся, прошу тебя. Чем же ты так убита?

– Меня выкинули из сериала! Из «Кэньон-Драйв»! Не думай, что я хочу тебя разжалобить, Ричард. Я просто в отчаянии: не знаю, что делать, кого просить о помощи. За меня некому заступиться. Неужели ты откажешься хотя бы пообедать со мной? Вот увидишь, я не позволю себе ни одного лишнего слова. – Она разрыдалась.

Несмотря на серьезные сомнения в искренности своей бывшей супруги, Ричард уступил. Однако он решил предотвратить любые притязания с ее стороны. Местом их встречи он избрал маленький китайский ресторанчик «Мандарин Инн», который не располагал к любовным излияниям. Здесь стояли простые деревянные столы, разделенные перегородками, и деловито сновали усердные официанты – родственники хозяина. Никакой роскоши, никакого уединения.

Дэррил пришла в дорогом черном платье, которое едва прикрывало ее крепкие силиконовые груди. Она так обильно надушилась «Опиумом», что этот запах, казалось, заполнил весь ресторан. Высветленные прядями волосы были взбиты в пышную прическу.

– Дэррил! Мне неловко об этом говорить, но неужели нельзя было надеть что-нибудь более уместное? Из этого платья бюст выпадает наружу.

– Нравится? – Ее огромные, влажные голубые глаза смотрели томно. – Я помню все, что тебе нравится, Ричард. Все твои интимные пристрастия. Помнишь, как мы с тобой...

– Это все в прошлом, – поспешно прервал ее Ричард. – Расскажи, что произошло с твоей ролью в «Кэньон-Драйв».

В течение следующих сорока минут Дэррил перечисляла свои обиды и сыпала жалобами, по-своему истолковывая подробности, известные ей от импресарио, режиссера и всей съемочной группы.

– Короче говоря, тебе указали на дверь, – подвел итог Ричард.

Ее глаза наполнились слезами.

– Я хочу сниматься. Умоляю, сделай что-нибудь. Помоги мне вернуть эту роль.

– Попытаюсь. Надо будет кое-кому позвонить. Но мое влияние вовсе не столь...

– Оставь, пожалуйста, у тебя такие связи!

– Что смогу – сделаю, Дэррил.

– Ты только обещаешь. Хочешь поскорее унести ноги. Боишься, что тебя опять потянет ко мне. Боишься, что мы с тобой снова ляжем в постель и нам будет так же хорошо, как и прежде. И ты совершенно прав, Дикки. Мне ли не знать, от чего ты сходишь с ума! Я чувствую твое тело как никто другой. Я угадываю все твои желания...

* * *

И Расти Коула, и Роберт Эрман, и Берни Эдлер – все как один уверяли Ричарда, что Дэррил не стоит того, чтобы за нее хлопотать.

– Ее песенка спета, – ничуть не стесняясь, добавил Расти Коупа.

– Пусть она останется хотя бы до конца сезона, – попросил Ричард.

– Только через мой труп. Ее роль уже вычеркнута, и обратно мы эту змею не примем, хоть убейте.

Не решаясь поручить неприятную миссию своему референту, Ричард сам позвонил Дэррил и признался, что ничего не смог для нее сделать. Тщательно выбирая выражения, он передал ей основное содержание всех телефонных переговоров.

– Господи, – прошептала в трубку Дэррил, когда он замолчал.

– Дэррил, это еще не конец. Будут другие постановки, другие роли. Твой импресарио подыщет что-нибудь приемлемое.

Она сорвалась на крик:

– Как же, подыщет! Будто ты не знаешь, что он предлагает! Он мне советует расхваливать перед покупателями какие-то идиотские мешочки для душа или резинку для трусов.

– Мне очень жаль, что так получилось.

– Жаль! Совсем тебе не жаль! Ты мужчина; мужчинам возраст только на пользу, а для женщины это смерть. – Ее речь перешла в пьяное бормотание. – Все упирается в возраст. Они мне сказали открытым текстом. У меня, видишь ли, морщины. Придется делать подтяжку. Надо было еще два года назад на это решиться, тогда бы сейчас не было никаких проблем.

– Дэррил, ты выглядишь очень молодо, – сказал он совершенно искренне.

– Ох, – рыдала она на другом конце провода, – не знаю, что бы я без тебя делала, Птенчик-Дикки. К тебе можно обратиться в любое время дня и ночи...

Ричард застыл от неожиданности.

– Дэррил, у меня жена и новорожденный сын. Я не собираюсь причинять неприятности своим родным.

– Но я тебе тоже родная, – всхлипывала она.

– Бывшая жена – это не родство.

– Не бросай меня, – захлебываясь слезами, твердила Дэррил. – Не покидай меня.

* * *

В окна стучал холодный, колючий ноябрьский дождь.

Битси Ланком стояла в подъезде дома, где жила Ингрид, и старалась вставить ключ в замок почтового ящика. У нее отчаянно тряслись руки, и совладать с ключом удалось только с четвертой или пятой попытки. Она записалась на курсы программирования в Джорджтаунском университете, и эти занятия тянули из нее все жилы.