Кэтрин Кингсли - Величайшая любовь

– Сирил… мой бедный Сирил, – прошептал Паскаль. – Вы можете ему помочь, мадам?

– Неси его в гостиную, – сказала Джорджия. – Паскаль, сбегай за Бинкли. Нам нужны простыни и вода. И принеси мою медицинскую сумку.

Паскаль тотчас убежал, а Джорджия поспешила за мужем – он внес юношу в гостиную и осторожно уложил его на диван.

– А где Жаклин? – спросила Джорджия, распахивая окровавленный сюртук Сирила. Увидев, куда вошло лезвие кинжала, она едва не вскрикнула.

– Эта женщина мертва, – ответил Николас, с беспокойством глядя на кузена. – Я не знаю, как Сирил смог это сделать с ножом в груди, но он швырнул ее прямо под проезжавший экипаж. Господи, ведь Сирил принял на себя удар, который предназначался мне. Скажи, Джорджия, ты можешь что-нибудь для него сделать?

Она в ответ лишь покачала головой.

В гостиную поспешно вошел Бинкли. Он поставил на стол кувшин с водой и небольшой тазик, а рядом положил стопку полотенец.

– Что-нибудь еще, мадам?

Молча покачав головой, Джорджия взяла полотенце и прижала его к ребрам Сирила. Слезы застилали ей глаза, потому что она понимала, что все ее усилия напрасны. Жить Сирилу оставалось совсем недолго.

– Все так плохо, мадам? – спросил вернувшийся с аптечкой Паскаль.

– Может, увести мальчика? – подал голос Бинкли.

– Нет, – ответила Джорджия. – Думаю, сейчас Паскаль должен быть здесь.

Она подняла глаза на мужа, и тот, утвердительно кивнув, на мгновение прикрыл глаза – было ясно: он понимал, что его кузен умирает.

– Сирил? – позвала Джорджия, коснувшись холодного пепельно-серого лица юноши. – Сирил, ты меня слышишь? Паскаль, и Николас, и Бинкли – все мы здесь, с тобой.

Ресницы умирающего дрогнули, и он открыл глаза.

– Николас… – прошептал он сухими губами.

– Да-да, я здесь. – Склонившись над кузеном, Николас взял его ослабевшую руку. – Сирил, о господи… Ну почему я не увидел ее раньше?! Я бы ни за что не допустил, чтобы такое произошло. Я ведь обещал защитить тебя от этой ведьмы.

– И ты сдержал слово, – прошептал Сирил, облизывая губы кончиком языка. – Ты же не подталкивал меня, я сам бросился к ней. Прошу тебя, не сожалей ни о чем. Ты всегда старался сделать для меня все возможное, и я действительно тебя люблю, хотя и не всегда это показывал.

– Сегодня ты доказал свою любовь, – проговорил Николас прерывающимся голосом.

– Это была справедливость, – тихо прошептал Сирил. – Это было правильно. Теперь… можно отдохнуть.

Паскаль упал на колени и коснулся лица умирающего.

– Теперь ты уходишь, Сирил? – спросил малыш, и по его щекам потекли слезы.

– Полагаю, что да, маленькая обезьянка. – Посиневшие губы юноши дрогнули в усмешке. – Но не печалься обо мне, я счастлив.

– Да… Я понимаю. – Паскаль тихонько всхлипнул. – Ты теперь будешь с ангелами, там есть место и для тебя. Может быть, это Бог тебя звал?

– Да, наверное, – ответил Сирил со вздохом. – Думаю, что так. Будь счастлив, маленькая обезьянка. Береги Николаса и Джорджию.

– Постараюсь, – прошептал Паскаль, утирая рукавом глаза.

– Никол… – Сирил чуть повернул голову.

Николас наклонился к нему поближе.

– Да, слушаю, дружище.

– Николас, пожалуйста, – теперь голос Сирила был едва слышен, – скажи моему отцу, что я любил его и что я сожалею о том, что сделал. Прошу, передай ему, что я ушел с миром. Все к лучшему.

Николас сжал руку юноши.

– Да, конечно, я все передам.

Тут Сирил посмотрел на Джорджию и вновь заговорил:

– Ты многому меня научила. Спасибо. Ты проводишь меня, как проводила того матроса?

Джорджия опустилась на диван рядом с умиравшим; ее сердце разрывалось от боли, а горячие слезы слепили глаза. Поцеловав юношу в лоб, она прошептала:

– Иди с миром, Сирил. И знай, что теперь все в порядке. Иди с Богом и будь счастлив.

– Спасибо, – пробормотал он. Потом глубоко вздохнул – и затих.

Паскаль подхватил на руки лягающегося и хихикающего мальчишку и перебросил его через плечо.

– Ты монструозный проказник, Чарли, – сказал он и побежал по саду.

Малыш еще громче засмеялся и начал стучать своими маленькими кулачками по спине Паскаля.

Чарли рос добрым и счастливым ребенком, и все его обожали – в том числе, конечно же, и старый Эван Камерон, специально приехавший из Шотландии на крещение своего праправнука и задержавшийся на целых три месяца.

– Сэр, если вы не возражаете, – с достоинством произнес Бинкли, отступивший в сторону, чтобы не столкнуться с Паскалем, – я бы хотел доставить этот поднос в целости и сохранности.

– Миллион извинений, месье Бинкли. – Паскаль опустил ребенка на землю и взял его за руку, не позволяя малышу сбежать. – Представляете, этот негодник пытался есть розы.

– Было бы гораздо лучше, если бы он ел имбирное печенье, – заметил Бинкли и продолжил свое величественное шествие. – Добрый день, ваша светлость. – Он поставил поднос перед Джорджией. – Прикажете налить, мадам?

Джорджия улыбалась, наблюдая, как малыш Чарли развлекается, забираясь на колено обожаемого двоюродного дедушки.

– Да, пожалуйста, Бинкли. Наливайте. Угощайтесь же, дядя Уильям. Я знаю, что вы любите имбирное печенье. И Чарли дайте. Вижу, что ему тоже не терпится…

– Спасибо, моя дорогая, – отозвался лорд Рэйвен. – Думаю, мы можем себя побаловать. Такое печенье, которое готовит Лили, больше нигде не попробуешь. Паскаль, присоединяйся. Не стоит так себя ограничивать.

– Я стараюсь научиться сдержанности, лорд Рэйвен. Месье Николас говорит, что это – секрет к успеху.

Граф кивнул и, похлопав малыша Чарли по спине, проговорил:

– Полагаю, он прав.

– Месье Николас почти всегда прав, – заявил Паскаль и покосился на Джорджию, ахнувшую в притворном изумлении.

Паскаль, как и прежде, обожал своего спасителя, а Джорджия с каждым днем любила отца своих детей все сильнее (ее рука машинально легла на живот, где вовсю шевелился еще один ребенок).

С рождением Чарли боль, вызванная смертью Сирила, постепенно ослабевала, и Джорджия точно знала, что рождение очередного ребенка сделает Николаса еще более счастливым. Она бросила взгляд на дерево, которое они посадили два года назад в память о Сириле. Это был прекрасный молодой клен – быстро растущее деревцо, которое постоянно напоминало им о Сириле. Порой у нее возникало ощущение, что он все еще находился с ними или, возможно, наблюдал за ними с небес, где – она была в этом уверена – ангелы отвели ему хорошее место. И он, конечно же, радовался тому, что вся семья вспоминала о нем с любовью, а отец никоим образом не винит его за то, что произошло с Жаклин. Джорджия порой задавалась вопросом: не был ли Сирил прав, считая, что смерть была для него единственной надеждой на успокоение?

Николас вышел из дома и присоединился к ним, а по пятам за хозяином следовал Рэли.

Чарли сполз с коленей лорда Рэйвена и, с воплем восторга бросившись к отцу, обхватил его за ногу.

– Приветствую, дядя Уильям! – радостно воскликнул Николас. – Рад тебя видеть. Извини, что припозднился – дела. Спасибо, Бинкли. – Он взял чашку с чаем, которую подал ему Бинкли, и взъерошил волосы Чарли.

Граф улыбнулся и проговорил:

– Не смог устоять перед соблазном – очень хотелось посидеть в твоем саду, Николас. Когда ты постареешь и будешь жить в Рэйвенсволке, то, конечно же, все равно будешь приходить сюда, в Клоуз, чтобы поиграть с внуками.

– Надеюсь на это, – ответил Николас и бросил взгляд на дом, теперь уже полностью восстановленный и ставший таким же красивым, как прежде. – Потому что этот дом должен быть наполнен радостью и счастьем.

Лорд Рэйвен снова улыбнулся и сказал:

– Вот уж не думал, что после столь длительного перерыва здесь будет так замечательно. Тебе, к счастью, удалось сделать почти невозможное.

Николас кивнул и положил руку на плечо жены. На его лице при этом появилось мечтательное выражение, и Джорджия поняла, о чем он сейчас думал. Да, она тоже прекрасно помнила, каким здесь все было еще не так давно. И помнила, с какой болью Николас смотрел тогда на развалины своего дома.

Она вспомнила их первую брачную ночь в холодном, сыром и полуразрушенном доме, где не хватало даже стульев. И вспомнила, какое смущение испытывала, выйдя замуж за практически незнакомого человека, и какие усилия Николас прикладывал, чтобы она чувствовала себя комфортно, и какие истории он ей рассказывал и как пытался наполнить пустые комнаты воспоминаниями о более счастливых временах – она все это вспомнила… и перевела взгляд на статую мальчика, у подножия которой распускались весенние цветы. Столб солнечного света мягко коснулся малинового бутона, и лепестки пиона слегка разогнулись – словно потянулись к благотворному теплу. Профиль ребенка попал в тот же солнечный луч, и на мгновение показалось, что статуя улыбается. Это уже не был одинокий каменный мальчик, забытый в пустынном саду; сейчас он был окружен любящей семьей – как и Николас, тоже наконец-то вернувшийся домой.

Она никогда не забудет ту ночь, когда Николас сумел преодолеть свою боль, никогда не забудет долгую и трудную битву на пути домой.

Джорджия снова посмотрела на своего мужа, которого теперь знала очень хорошо – знала все его недостатки и достоинства. Перед ней сидел человек, который сумел пережить путешествие в ад, но вернулся победителем. И в этом сражении Николас не только обрел свободу, но и сумел наконец-то распрощаться с прошлым.

У Джорджии перехватило горло от переполнившей ее сердце любви, и она снова, в который уже раз, возблагодарила судьбу, которая свела их, позволила им найти друг друга. Казалось, дыхание самого Господа принесло их с Ником в Рэйвен Клоуз. И еще казалось, что Господь улыбался ей, благословляя на счастливую жизнь.

А Николас, словно прочитав ее мысли, с улыбкой сказал:

– Знаешь, дядюшка, чтобы восстановить все это, понадобилось немного волшебства и толчок от Господа в правильном направлении. Оглядись… Ну что может быть прекраснее этого сада?