“Этот парень просто феноменален, – сказала она. – Я думаю, что, если бы он оказался на необитаемом острове, на следующий же день там же оказалась бы какая-нибудь молодая женщина и стала бы его подружкой. И что они в нем находят? Он не особенно умен, у него нет денег, и я даже не уверена, насколько он хорош как писатель!”

Он стал снова писать и решил это делать сразу на двух языках. По его мнению, таким образом лучше становилась и версия на его родном языке. Теперь он мог публиковать свои книги на английском без всяких затрат на перевод. Он нашел издателя где-то в Англии, и тот согласился печатать и рекламировать его книги, платя ему часть доходов, которая показалась бы нищенской подачкой для западного автора, но которая его устраивала из-за разницы в стоимости жизни. Издатель печатал партии из может быть тысячи копий его книг и рассылал их вместе с другими книгами в магазины по всей Северной Америке и Западной Европе, обычно одну или две копии на магазин. Таким образом, ее европейский друг получил доступ к рынку в примерно 700 миллионов человек. Если 700 из них покупали его книгу, или в магазине или на интернете, то издатель мог заплатить ему, заплатить магазину и остаться после этого с неплохой выручкой.

Через пару лет он написал ей, что нашел почасовую работу инструктора по английскому языку в лучшем университете его страны. Он был единственным кандидатом на эту должность, у которого была степень магистра из американского университета. На новой работе он учил студентов математического и физического факультета, как произносить их имена по-английски и как давать простые, школьного уровня презентации в их областях знаний. Его начальство в университете было, очевидно, им очень довольно и обещало ему, что когда кто-нибудь из профессоров уйдет на пенсию, ему дадут постоянную работу на полную ставку.

“Мы на нашем факультете все надутые незнайки. Мы думали, что магистратура – это для людей, которые будут рады работе школьного учителя где-нибудь в глухой провинции. И вот у нас появился выпускник, которому наша степень магистра помогла стать успешным писателем и найти работу преподавателя в лучшем университете его страны. Мы думали, что угробим на него кучу времени и потом отчислим. Никто из наших других магистрантов не почерпнул здесь столько полезного, как он. И к тому же, у него здесь был роман! А ты знаешь, Питер, что я нахожу самым потрясающим во всем этом? В странах типа Франции и Германии английские версии его книг продаются в книжных магазинах в отделах “Литература на английском языке”! Ты представляешь, кто-нибудь может просмотреть один и тот же книжный стеллаж и купить оригинал “Гамлета” и его книгу! И одна не очень умная дама, которую ты знаешь, когда-то сильно сомневалась в том, имеет ли он какое-либо отношение к англоязычной литературе. Можно сказать, что теперь он имеет к ней более прямое отношение, чем она!”

~~~

Питеру исполнилось девяносто, и он стал боятся, что агент пенсионной службы нагрянет к ним домой, чтобы убедиться, что он еще жив. Он решил, что пришло время заставить государственную бюрократию забыть о себе. Питер перевел "Вечные Дела" на имя своего багамского траста и стал официально неимущим. Затем он позвонил в пенсионную службу и сказал им, что его отец, престарелый джентльмен по имени Питер, который жил по такому-то адресу, только что покинул этот мир. Ему высказали соболезнование и поблагодарили за звонок.

Гора упала у Питера с плеч. Ему больше не нужно было составлять никакие годовые отчеты. Он стал полностью анонимен; никто, кроме нее, не знал, что он все еще существует. Тот Питер, который уехал из Нью-Йорка в Северную Каролину, работал там лаборантом и владел домом, машиной и счетом в банке, был похоронен и забыт.

Ее шестидесятилетие праздновал весь факультет. Пришли старые, давно ушедшие на пенсию профессора и целая толпа студентов. Все эти люди говорили между собой, как им повезло, что у них есть такой учитель или коллега. После дня рождения она сказала Питеру: “Очень жаль, что тебя там не было. Ты мог бы прийти, только один раз, и никто бы ничего не заподозрил”. Он ответил: “Солнышко, ты этого не замечаешь, и я тоже, но ты выглядишь намного старше, чем я. Они бы, наверное, решили, что ты нашла нового партнера, и стали бы задавать вопросы типа: “А сколько времени вы вместе?” И мы бы не смогли ответить: “Большую часть нашей сознательной жизни”.

Вскоре после этого она стала почетным профессором. Она продолжала учить свой индийский класс и еще один класс для младших курсов, который ей очень нравился, но большая часть ее времени теперь была посвящена руководству аспирантами, помощи молодым преподавателям и общефакультетским проектам. Их разговоры за ужином теперь часто были о том, как много в академической жизни не связанного ни с преподаванием, ни с исследованиями. “Все вокруг меня по горло заняты подготовкой к классам и написанием статей, – говорила она. – Мы в общем-то это от них и требуем, если они хотят продвинуться по службе. Но в результате людям типа меня, которым уже некуда продвигаться, приходится подставлять плечо и делать все на факультете, на что ни у кого другого не хватает времени”.

Питер знал ее теперь почти сорок лет, и все эти годы, за исключением коротких отпусков, у нее практически не было свободных вечеров или выходных. Сначала ей приходилось прочитывать массу книг, брать курсы, сдавать экзамены и готовить статьи. Потом ей нужно было готовить задания для классов, проверять курсовые работы и регулярно публиковать статьи. А теперь она менторствовала над недавними и будущими кандидатами наук и занималась административной работой. Виды деятельности и обязанности менялись, но работа продолжала быть напряженной и нелегкой. “Моя жизнь – это каникулы по сравнению с ее, – он иногда думал. – Есть часы, в которые открыт рынок акций, а в остальное время я могу делать все, что захочу”.

Через несколько лет он и она перестали отмечать его дни рождения. Они стали приводить его в уныние. “Я должен становиться на год старше, но вместо этого на год старше становишся ты,” – сказал он ей как-то.

Однажды она пришла домой, как всегда, немного позже, чем ей полагалось бы, и он приветствовал ее новостью: “Дорогая, сегодня у меня важная дата. Мне исполнилось сто лет…”

Она была несколько изумлена, поскольку давно не следила за его настоящим возрастом. “Ну, я тебя поздравляю! – сказала она, – Ты определенно самый хорошо сохранившийся долгожитель в истории. Давай сходим куда-нибудь, это очень хороший повод основательно выпить!” В эпоху самоуправляющих машин алкоголь в ресторане можно было заказывать всем…

~~~

Ей было немного за семьдесят, когда она неожиданно для всех решила уйти на пенсию. Она сказала Питеру, что университетский бюджет оставляет желать лучшего и что она считает, что ее зарплата должна пойти кому-нибудь более нуждающемуся в деньгах. “Каждый курс, который я преподаю, может преподавать какой-нибудь доцент. И если я его буду читать, этот доцент не сможет этого делать, и его шансы стать профессором ухудшатся. Каждого аспиранта, которого я веду, мог бы вести кто-то другой, и это засчиталось бы ему как исследовательская работа. Мой факультет дал мне столько за пятьдесят лет, и я не могу просить о большем”. К счастью для Питера, ей оставили ее кабинет в университете. Она продолжала преподавать свой индийский курс, но все другие обязанности передала коллегам.

Теперь она была дома намного больше, чем раньше. Они давно выплатили ипотеку, и Питер мог уменьшить свою деловую активность. “После ста пяти люди должны быть осторожны с деньгами, – сказал он ей, смеясь. – Мне тоже неплохо бы стать более консервативным”. Они стали проводить вместе больше времени, смотря телевизор или просто читая, он за своим столом, а она в кресле около камина. Система “Драгоценные Моменты” стала работать намного активнее. Питер заменил ее камеры более новыми, с лучшей оптикой и микрофонами. Он радовался жизни, как никогда раньше.

И в один день, все изменилось. Она вернулась с ее визита к врачу, сняла пальто и сказала ему: “Дорогой, я должна тебе что-то сказать”. Она никогда не говорила с ним таким медленным и нерешительным голосом.

“Мы раньше не обсуждали такие вещи, но теперь нам придется. На прошлой неделе я сделала свою двухгодичную маммограмму. Радиолог нашел пятно, которое показалось ему подозрительным, и мой доктор заказал биопсию. Результат оказался ненормальным. Я ничего не хотела тебе говорить, потому что ты знаешь, как я люблю обсуждать свое здоровье. Я надеялась, что результат будет нормальным, но этого не случилось”.

Питер ничего не ответил. Он чувствовал, как будто поток его мыслей внезапно насквозь обледенел.

Они молча сидели в течение нескольких минут. Потом она продолжила: “Завтра я иду к онкологу и расспрошу его о том, что делать дальше”.

Онколог сказал ей, что у нее маленькая злокачественная опухоль в плохом месте. В ту же неделю ей сделали операцию и удалили опухоль и несколько лимфатических узлов. Следующие полгода она проходила радиацию и химеотерапию.

Питер взял на себя все обязанности по дому. Его разум и душа онемели, как будто над ними тоже велась операция под общим наркозом. Он старался сосредоточиться на простых рутинных делах, потому что не был способен ни к чему другому, и это было невыносимо. Они почти не говорили друг с другом в течение этих месяцев.

Ей потом сказали, что, хотя все найденные раковые клетки были удалены, ей придется проходить гормональную терапию следующие пять лет.

Их жизнь постепенно вошла в нормальную колею. Они примирились с тем, что больше не были хозяевами своих судеб, и пытались жить в настоящем, просто радуясь, что они вместе.

Совершенно неожиданно для Питера она стала принимать активное участие в политической жизни. Она следила за тем, что происходило на местном, региональном и государственном уровне и была очень эмоциональна в их разговорах об этом. Она зарегистрировалась как член партии и стала активной участницей местных политических событий. В размышлениях Питера об этой ее новой стороне, поведение их обоих ему показалось весьма нелогичным. Ей было далеко за семьдесят, и у нее в прошлом был рак. Самым разумным с ее стороны было бы решить, что вся эта “мышиная возня” ее совершенно не касается. Она же продолжала спорить с ним о выборных кампаниях и опубликованных речах. Ему же придется жить с последствиями всего этого, прямыми, косвенными, положительными и отрицательными. Политика, однако, была ему очень очень безразлична.