Ему нужно было все хорошенько обдумать. Для этого у него было предостаточно времени. Его брокерский счет в Гибралтаре был в основном инвестирован в долговременные облигации и приносил ему достаточно дохода, чтобы на него жить. В его квартире теперь были новые окна и краны, и она чувствовалась, как дом.

Питер привык бродить по улицам Нью-Йорка. Так ему было менее одиноко. Толпа деловых людей была одета по-другому, чем во времена его молодости, но они казались ему теми же людьми в более современной одежде. Знаки над дверями ресторанов были сделаны из какого-то нового яркого материала, но еда в них была знакомой. Машины на улицах были очень футуристической формы, но пробки оставались теми же. Он стал заядлым посетителем концертов и музеев. “Благослови, Господь, кассу в Карнеги-холле, – думал он, – они никогда не просят показать удостоверение личности”. Классическая музыка и прошлое музеев стали его прибежищем.

Его ум продолжал активно работать. “Я – обычное человеческое существо, – размышлял он, – с такими же потребностями и желаниями, какие есть у каждого. Но все эти общие потребности и желания рассчитаны на то, чтобы их удовлетворять только ограниченное время. Каждому нужно убежище, но что он будет делать, когда дом, в котором он поселился, придет в негодность? Срок службы, на который рассчитаны современные здания, не превышает столетия, а его здание уже достаточно старое. Ему придется найти другое место для жилья. Получит ли он какую-нибудь компенсацию за его теперешнюю квартиру, и если да, то как? И какая будет цена подобной квартиры в том новом будущем мире? Как люди тогда будут покупать квартиры? Потребуется ли от него предъявить какие-нибудь документы, подтверждающие его личность и источник доходов? А как насчет чего-то намного более повседневного: что, если магазин, в котором он покупает провизию, перейдет на какую-нибудь электронную форму оплаты, которая ему будет совершенно незнакома? Где он найдет доброго человека, который согласится разъяснить ему, как ею пользоваться?”

У него не было ответов на эти вопросы. Все, что он мог делать в его ситуации, было продолжать быть вовлеченным в мировые дела. Он будет следить за всеми большими новостями. Он подпишется на “Нью-Йорк Таймс” и “Уолл-стрит Джорнал” и будет их читать каждый день. Он создаст и будет поддерживать свой круг общения, как бы трудно это ни было. Каждая новая декада современной жизни приносит что-то новое, какие-нибудь новые концепции, технологии, идеи или законы. Ему придется знакомиться со всеми этими нововведениями. Он станет воплощением поговорки: “Век живи – век учись”.

Питер все это понимал. Он осознал, что быть бессмертным на сам деле означало быть всегда молодым, активным и изобретательным. Ему, однако, было непонятно, что даст ему мотивацию к такому поведению. Питеру было страшно подумать, что ему придется провести вечность, боясь что-нибудь упустить из виду.

Однажды утром он пошел посмотреть какую-то выставку в Метрополитен-музее. Он не пропускал ни одну из них, независимо от того, были ли они посвящены древнеегипетскому искусству или платьям жен президентов. На пути в музей он решил пройтись через Верхний Ист-Сайд и вышел из метро одной остановкой раньше.

Этот район города выглядел таким же преуспевающим, как столетием ранее, когда его родители приводили его туда по причинам, которые он давно забыл. Вокруг было много новых высотных зданий, и ему скоро пришло в голову, что они были построены на земле, которая раньше была занята старыми, менее высокими домами. “Боюсь, что через несколько десятилетий такая же судьба ожидает мой дом, – подумал он, – и вряд ли мне позволят переселиться в новый небоскреб бесплатно”. Погода была замечательная, и гулять по городу было приятно. Ему было некуда спешить, и торопящиеся местные все время его обгоняли. Он заметил еще что-то, что не изменилось в его городе. Все эти женщины средних лет, безукоризненно одетые и изысканно накрашенные, выгуливающие своих крошечных собак. Пролетали десятилетия, фондовый рынок взлетал и падал, катастрофы и войны потрясали неспокойный мир, но эти женщины продолжали вышагивать на своих высоких каблуках с собачонками, бегающими вокруг них на поводках. И так же, как модели, они не старели…

После того, как Питер посмотрел выставку, он пошел в Центральный парк. Как и прежде, там было множество бегунов и велосипедистов, а также уличные музыканты и их слушатели и всякого рода люди на скамейках, читающие книги и наслаждающиеся солнцем. Он вдруг осознал, что намного старше, чем каждый из этих людей, но скоро, всего только через несколько десятилетий, они все исчезнут, а он останется. “Люди так недолговечны, – подумал он, – так эфемерны, но хотя их личное существование недолго, они научились создавать вещи, которые намного больше и более долговечны, чем любой из них. Этот город, например, или английский язык. Он существует уже в течение более чем тысячи лет, и скорее всего просуществует еще много тысячелетий. Она посвятила ему всю свою жизнь, потому что она знала, что кто-то это делал столетиями до нее, и кто-то будет делать через столетия после нее.”

Питер оказался около Бетездовской Террасы, пересек улицу и начал идти по Моллу. Яблоку там было бы упасть очень непросто. Питер устал от необходимости избегать столкновений с другими посетителями парка и нашел пустую скамейку. Что-то его тревожило, что-то, о чем он подумал за секунду до того, как отвлекся, чтобы решить, куда пойти.

Потом он вспомнил. “Да, я размышлял над человеческой скоротечностью, и о том, что случится в будущем. На самом деле я знаю, что случится. Через сто лет я буду продолжать приходить в Центральный парк. Здания вокруг него будут выглядеть по-другому, чем сейчас, но Молл будет таким же, каким сейчас, променадом с деревьями и скамейками. В хорошую погоду тут будет также полно народу, как сегодня. И никто в той толпе, ни единая душа во всем мире, за исключением меня, не будет ее помнить. Даже те студенты, которые, возможно, ходили на ее последний индийский класс, к тому времени умрут. У большинства ушедших есть могильный камень, и какой-нибудь случайный прохожий может прочитать их имена и задуматься о них. У нее этого нет, потому что, наверно, она этого не хотела. Все, что останется от нее в этом мире вне моей головы и моей квартиры, будет несколько строк в университетском архиве. Имя, фамилия, дата рождения, когда она работала и кем. Она превратится в архивную запись такого типа, до которого никому нет дела. Выражение ее глаз, ее улыбка, ее легкие шаги, ее забавная привычка читать, скрестив ноги, красота ее ума будут навсегда и полностью забыты.

Питер опять начал плакать. Он плакал безутешно; он, должно быть, не плакал так с тех пор, когда был совсем маленьким. В первый раз в его долгой жизни, он ненавидел человечество, он просто его ненавидел. Ему стало неудобно, что люди замечают его слезы. Он, должно быть, был очень непригляден, взрослый человек, плачущий, как ребенок. Питер встал и ушел в соседний аллею, где было меньше народа. Он пытался успокоиться, но каждый раз, когда его мысли прыгали на сто лет вперед, слезы лились из его глаз.

И затем, в момент просветления, он понял, как хотел бы прожить свою жизнь. Все встало на свои места.

Питер подождал до следующего 16 октября. Утром он запустил программу для проигрывания видеофайлов, настроил ее на юбилейный режим и ввел требующееся количество лет. Через какое-то время, его любимая появилась на экране. Он сел и стал смотреть, как она наконец-то поняла его шутку и рассмеялась.

Питер не прерывал работу программы. Он видел, как она возвращается к жизни на следующий день, и еще через день, и еще через день. Он проживал с ней ее земные годы, и она появлялась в его памяти такой, какой тогда была, и он говорил с ней, и она отвечала ему, потому что он так хорошо ее помнил, и он знал, что она вернулась к жизни. Он видел ее смех и ее слезы, ее триумфы и ее печали; он ничего не хотел больше, чем продолжать быть с ней. И когда настал тот черный день, когда она решила не возвращаться в госпиталь, он просто подождал до следующего 16 октября и ввел новое количество лет в программу. И он никогда больше не был одинок, и печаль не одолевала его, и с неимоверной радостью он всегда возвращался, еще, еще, и еще раз, к той же молодой женщине, бессмертной, как и он, улыбающийся ему из глубины веков.

Эта книга посвящена памяти Роберта Соломона, философа и учителя, благодаря которому автор узнал о грандиозной концепции Вечного Возвращения.