— А что с ним случилось? — спросил Вилли.

— Он умер.

— Оттого, что кокетничал?

— И от этого тоже, — сказала Рози.

Вилли решил, что в это лучше глубоко не вникать. Если миссис Гринуей захочет ему улыбнуться, это ее личное дело. Если Рози этого не одобряет, ей лучше самой поговорить со своей хозяйкой. А для себя он решил, что будет по-прежнему получать от этих улыбок удовольствие — и как можно меньше комментариев.

Придерживаясь этого принципа, он сумел вывести дрожавшую Рози из двери.

— Гектор, а ты не думаешь, что тебе пора спать? — спросила Аврора, когда Рози и Вилли откланялись.

— Я буду спать, когда умру, — ответил генерал.

— Ты, безусловно, пока еще не покойник, но немного подремать тебе и сейчас бы не мешало, — сказала Аврора, поднимаясь, чтобы зажечь плиту. Ей хотелось чаю.

— А ты относишься ко мне, как к покойнику. По крайней мере, в половине случаев это именно так. Когда ты не ведешь себя со мной Так, словно я — труп, ты относишься ко мне еще хуже. Ты разговариваешь со мной так, словно я полный идиот или малый ребенок.

— Гектор, уже первый час, — сказала Аврора тихо. — Ты что, будешь цепляться ко мне и в первом часу ночи? Мне просто хочется чаю. Можешь тоже выпить чашку, хотя я полагаю, что от этого сон станет менее крепким.

— И все потому, что я так стар, — сказал генерал. — Когда я был моложе, ты относилась ко мне лучше. Но я не стал моложе. Я стал старше. Я износился. Я стал занудой.

— В твоем случае занудство предшествовало наступлению старости. Ты уже был занудой в тот далекий день, когда мы познакомились, не говоря уже о других днях, что последовали за этим.

— Да, наверное, но ты ведь меня любила, — возразил генерал.

Аврора углубилась в приготовление чая, надеясь, что он умолкнет.

— А теперь я старик, — продолжал генерал. — Ты считаешь, что больше не стоит тратить время на то, чтобы любить меня.

Аврора стояла спиной к нему. Он не знал, о чем она думает, но все равно пожалел, что произнес эти последние слова. Не успел он даже извиниться, как Аврора резко повернулась и вышла из комнаты. Она ушла так стремительно, что забыла выключить горелку, на которой стоял чайник.

Генерал подождал минуту-другую, надеясь, что Аврора вернется, потом поднялся и выключил чайник.

20

— Я просто не знаю, что с ней делать, — сказал Джерри. Он имел в виду Аврору.

— Вы не одиноки, — сказала Пэтси. Никто никогда не знал, что делать с Авророй.

Они вдвоем отправились в Голвестон поужинать крабами в большом шумном ресторане на молу. Здесь было полно членов общества «Будущие американские фермеры» и даже «Будущие американские фермерши», которые собрались в Голвестон на свой ежегодный съезд. Все они выглядели так, словно их притащили сюда на залив на веревке из глубины континента, из маленьких южных городов или из тех штатов, где все еще была прерия. И юноши, и девушки были прыщавые и шумливые и все еще пребывали в такой сельской первозданности, что Пэтси с трудом отвела от них удивленные глаза. С виду они были такими невинными, что у нее даже возникло желание сказать Джерри Брукнеру, чтобы он разговаривал шепотом. Этот импульс шел не из головы — никто и так ничего бы не услышал в этом ресторане, где были такие крабы! И все же у Пэтси было ощущение, что Джерри поступил бы неправильно, сообщая о подробностях своего романа с Авророй в присутствии стайки молодежи, парней и девушек, которые были едва ли старше и уж точно не искушенней Мелани, Аврориной внучки.

Наброситься на Джерри Брукнера из засады оказалось пустячным делом. Несколько раз она видела его в магазине деликатесов «Джамайл», выпендрежном кафетерии на Буффаловском шоссе — он всегда торчал здесь, размышляя, что бы это такое купить — говяжью тушенку или все же копченую говядину по-еврейски. Ей казалось, что в эти моменты нерешительности в «Джамайле» Джерри больше всего и бывал похож на человека, связанного с психиатрией. Даже если бы она не знала, что он психиатр, она могла бы догадаться об этом, просто наблюдая за тем, как он стоит и размышляет.

Но ей это было известно, как и то, что он оказался серьезно привлекательным для нее. Однако у нее не было привычки просто так подойти и прибрать к рукам первого встречного серьезно привлекательного мужчину.

Пока продолжался процесс размышлений о том, решиться или нет на то, чтобы просто подойти и забрать себе Джерри Брукнера, тот все стоял у прилавка, и в конце концов она решила, что будет лучше не спешить с этим. После этого, заметив его, она всякий раз бочком пробиралась по ближайшему свободному проходу между столиками, надеясь, что он ее не заметит. Ее догадки о том, что он был любовником Авроры, пока все еще были догадками. Рози Данлэп считала, что они были близки, но до «этого», как она выразилась, пока не дошло.

— Почему ты думаешь, что «этого» они не сделали? — Пэтси спрашивала это у Рози всякий раз, когда речь заходила о них, а это происходило почти всегда, когда они ездили заниматься гимнастикой в свою секцию.

— У меня просто такое чувство, я просто думаю, что «этого» у них не было. Я могу и ошибаться.

— Потому что он настолько моложе ее? — спросила Пэтси.

— Мне и самой как-то не по себе при мысли, что он настолько моложе нее, — призналась Рози. — Если бы у меня был мужчина по возрасту такой же, как мой старший сын, ему вряд ли было бы интересно, — прибавила она, покусывая ногти.

— Рози, прекрати грызть ногти, — остановила ее Пэтси. Рози перестала.

— В сущности, мы ведь не о тебе разговариваем, — продолжала Пэтси. — Мы говорим об Авроре, но ты опять все перевернула с ног на голову. Забудь о мужчине в возрасте твоего сына и о том, интересно ему было бы с тобой или нет. Лучше скажи мне, тебе-то было бы интересно с ним?

— Я не хочу больше говорить об этом, секс на старости лет — вещь очень печальная, — сказала Рози. — Если ничего не получается, становится грустно, а если получается, то все равно думаешь, что, может быть, лучше было бы вместо этого поиграть в ракетбол.

И в самом деле, к изумлению Авроры и восторгу генерала, Рози и Вилли записались в спортклуб и теперь несколько дней в неделю играли в этот самый ракетбол. Теперь уж и генералу захотелось присоединиться к ним. Он уже вполне обходился без костылей, и у него снова появился спортивный зуд. Вилли был медлителен, а генерал — тот и вовсе еле двигался — Рози не могла себе представить партию ракетбола, которая проходила бы в столь медленном темпе, чтобы и генералу удалось внести в игру и свой вклад, но уж если речь шла о том, какую тему для размышлений выбрать, то она предпочла бы думать о том, как играет в ракетбол генерал, а не о том, что происходит с Джерри и Авророй в постели.

— Поразительно, но многие мужчины выбирают себе женщин, которые им в матери годятся, — сказала Пэтси. — Их, видимо, привлекает в этом что-то физическое. Это удивительно, но это — факт.

— Может быть, это и факт, и ты можешь его принимать или нет или просто смотреть на это издали. Мне безразлично, — сказала Рози.

Вместо этого Пэтси охотно рассмотрела бы интерес к Джерри Брукнеру, не будь она настолько подавленной теперь. Сразу после того, как она вернулась в Хьюстон из Лос-Анджелеса, у нее началась эта депрессия. Хотя, может быть, началась она еще в Лос-Анджелесе. В один из дней она наткнулась сразу на трех своих прежних поклонников, и все трое произвели на нее совершенно отталкивающее впечатление. Боб, ставший скульптором, выглядел стареющим печальным охламоном. Элиас, теперь профессор, пригласил ее пообедать и нес какую-то назидательную белиберду, пока она не почувствовала, что ей вряд ли хватит сил, чтобы на заснуть и не утонуть в тарелке лукового супа. Генри, теперь богатый меценат, был похож на какую-то бесформенную кучу, напрочь лишенную чего бы то ни было мужского, да и он появился перед ней как завзятый наркоман с косичкой. Все это было так печально и изумило ее. Она вдруг поняла, что, наверное, когда-то просто убедила себя в том, что находит в них какую-то магию, талант, одухотворенность или ум. А этого в них либо больше не было, либо вообще не было никогда, что было более вероятно.

В самолете мысли ее были заняты воспоминаниями о том периоде жизни, когда она все же не позволяла сбить себя с толку в отношении восприятия мужчин, — в сущности, и сейчас не было оснований предполагать, что ее мнение о мужчинах с годами стало лучше. Будущее вполне могло сулить ей таких же придурков и неудачников, которых и в прошлом было полным-полно. Ей не светило встретить не только мистера Правильного, но, казалось, мало надежд было и на встречу с мистером Наполовину-Правильным или даже с мистером Сносным. Ее браки до сих пор были отвратительны, а о романах на стороне просто и говорить не стоило. Она не написала ни хорошей книги, ни хорошей картины, не сочинила ни одной фуги или хотя бы приличной песни, не сделала ничего того, о чем когда-то мечтала. Она даже не сумела поддержать растущий гений — Мэттовы переводы из Рильке увязли и где-то на подступах к шестой элегии, а сам он отправился в Сакраменто, где его взяли на работу в калифорнийский Совет по культуре и искусству.

В целом, если не принимать во внимание, что было поставлено на ноги трое более или менее воспитанных детей, особенных успехов за ней не числилось. Пэтси не думала, что она так уж плоха, — по правде говоря, она считала себя замечательной женщиной, но этого было недостаточно.

Шпионство за ним в супермаркете плюс еще одна встреча, когда ей удалось рассмотреть его совсем уж с близкого расстояния на вечеринке у Авроры, — и Пэтси поняла, что Джерри Брукнер, видимо, был бы и сам рад, если бы его аннексировали. Он казался податливым, видимо, ему удавалось приспособиться к любой женщине из тех, что наполняли его жизнь, при условии, что весь труд при этом они возьмут на себя. Не похоже было, что он мог когда-нибудь взять инициативу в свои руки, и еще меньше похоже, что он оказал бы сопротивление, если бы кто-то взял инициативу в свои руки. Если он спал с Авророй, то, скорее всего, это было именно по ее настоянию.