– Один раз в день? Да? Так они быстрее подействуют. – Адель положила руку с прекрасным маникюром на руку Лотти и сжала ее. – И поддержат меня в течение всего вечера, дорогуша. Я готова рискнуть. Я так долго ждала этого вечера и не хочу пропустить ни одного мгновения.

Она заулыбалась, осветив всю комнату:

– А… Это мой сын. И положите мне еще этих симпатичных кусочков. Пока он не утащил меня и не напомнил, что пора ложиться спать.

Адель с совершенно немыслимой гримасой подмигнула и быстро захлопала ресницами.

– Девушка всегда может позволить себе лишний кусок пиццы. Не так ли? А, Роб. Как всегда вовремя. Помоги своей старенькой мамочке, подержи бокал, пока я буду пробовать пирожные, хорошо, детка? Они так замечательно выглядят.

Лотти вздохнула и перевела взгляд с рук Адели на лицо Роба, мужчину, который сидел с ней на скамейке, слушал ее детский лепет по поводу картин и ничем не выдал своего близкого знакомства с Адель Форрестер. Эта милая женщина явно удивительно талантлива.

И доводится ему матерью.

Ну как назвать такого человека, как Роб? Уж конечно, не деткой.

И он еще обвинял ее в нечестности!

О, Адель. Где все пошло не так?

Змей-искуситель ждал, когда Адель заговорит с Йеном и пойдет к зоне обслуживания.

– Чарли… я имел в виду Лотти. Хорошо, что вы еще здесь. – Роб огляделся и перешел на шепот: – Мне нужен черный ход из галереи, и быстрее. Говорите, где он?

Он забарабанил пальцами по столу, весь его вид просто кричал о нетерпении и беспокойстве. Лотти посмотрела через его плечо на группу хихикающих журналисток в строгих черных костюмах, те, наклонившись, рассматривали фото на своих мобильных телефонах и бросали вполне определенные взгляды в его сторону, поправляли прически и обновляли слой блеска на губах, что, казалось, беспокоило их больше всего.

– Понимаю, – ответила Лотти с той же профессиональной улыбкой, которая была на ее лице весь вечер и от которой у нее уже болели челюсти. – Владелец сделал план помещений. Вы найдете его за головой бармена. – Она показала на большой плакат рядом со столиком с напитками. – В чем дело, Роб? Хотите улизнуть, пока девицы не набросились на вас?

Улыбка сошла с его лица, он слегка повернулся к ней и смерил испепеляющим презрительным взглядом, снискавшим ему известность на кулинарных шоу. Во взгляде не было гнева, как в тот день, когда он уволил ее, но Лотти отпрянула и попятилась:

– О боже, неужели эти страсти из-за меня? Надеюсь, вы не хотите, чтобы у вас навсегда осталось это выражение лица? – Она слегка наклонилась и подмигнула ему. – Я много лет проработала в банке, и меня не так просто напугать сердитыми взглядами. То же самое относится к громким крикам и хмурым бровям. Все это на меня не действует. Не стоит продолжать.

Брови Роба поползли вверх, он уставился на нее с подлинным изумлением.

К ее радости, его крепко сомкнутые губы изобразили легкое подобие улыбки.

– Ладно, будь по-вашему. Извините, мисс Роузмаунт, не могли бы вы мне показать, где находится боковой выход через кухню?

Она складывала освободившуюся посуду в пластиковый короб:

– Конечно, мистер Бересфорд. Если вы пройдете через те двери и пройдете примерно десять метров мимо посудомоечной, там будет пожарная дверь, ведущая к главной лестнице. Она выходит на задний двор.

Он выпалил «спасибо» и бегом устремился мимо нее.

– Пожалуйста, – пробормотала она ему в спину.

Что происходит? Точнее, из-за кого весь этот переполох?

Лотти упаковала последнюю тарелку и скатерти в ручной короб и оглядела зал.

Он явно не хотел встречаться здесь с кем-то сегодня вечером. Но с кем? Большинство искусствоведов уже ушли, когда закончились закуски, и Адель, наверное, в десятый раз за последние два часа обходила зал, рассказывая о каждой картине снова и снова, пока не вернулась к бару пополнить бокал. Вероятно, он встретил бывшую подружку и не хотел, чтобы их сфотографировали. Кто это мог быть? Ее внимание привлекла ослепительная вспышка перед одной из самых больших картин, раздался очень громкий и резкий женский смех.

У Лотти оборвалось сердце. Она внезапно поняла причину, по которой Роб хотел покинуть галерею через черный ход.

Адель Форрестер.

Она врезалась в одну из крупных инсталляций очень известного художника, только по счастливой случайности владелец галереи успел подхватить ее под руку, чтобы не случилось еще большего конфуза. И это в день открытия выставки.

Ой-ой-ой.

Хуже всего, что Адель отнеслась к этому как к шутке. Размахивала руками, а когда сделала шаг вперед, стало ясно, что она едва держится на ногах.

О, Адель! Таблетки от простуды и шампанское – плохое сочетание.

Еще минута, и она могла упасть, навлекая на себя стыд и позор, только этого ей сейчас и не хватало.

Да. Черный ход.

Лотти сорвала с себя фартук и бросила его в короб.

– Адель. – Она шла и улыбалась как можно непринужденнее великолепно одетой женщине, которая вцепилась в слегка пьяного и напуганного владельца галереи.

Адель повернулась к ней слишком быстро, но ноги едва не подвели, хорошо, что Лотти успела обхватить ее и дать возможность опереться на себя, так что никто ничего не заметил.

– Я чувствую себя виноватой. Я обещала лимонные бисквиты, которые вам так понравились, но осталось только три штучки. – Она улыбнулась и крепче обняла Адель, словно они были лучшими подругами. – Я приберегла их для вас на кухне.

С последним смешком в сторону заметно ободрившегося владельца галереи Адель повалилась на Лотти и радостно защебетала о том, как любит Лондон. И пирожные. И шампанское. Лотти каким-то образом удалось помочь Адель держаться прямо, они очень медленно прошли через всю галерею и, толкнув дверь, оказались на кухне.

Лотти смогла перевести дух и помассировать затекшую руку.

На лестнице раздались тяжелые мужские шаги, она зажмурилась.

Роб ворвался в кухню, сверкающими глазами, темными и пронзительными, оглядел всю сцену. В глазах читались обвинение и гнев. Совсем как тогда, когда они виделись последний раз.

– Что тут происходит? – Он с каждым словом задирал подбородок все выше и выше.

– Адель нужен воздух и лимонный бисквит. Я помогла ей и с тем и с другим. Понятно?

Тот Роб, которого она знала три года назад, был до неприличия уверен в себе. Хозяин Вселенной, требующий и ожидающий от всех поклонения своему таланту и величию. Именно такой мужчина снова стоял сейчас в этой комнате.

– Я увезу ее отсюда. С ней все в порядке. Она в полном порядке.

Согласно кивая, Лотти не могла отвести взгляда от его потрясающих глаз. И чем дольше смотрела, тем они становились все удивительнее и непостижимее, и это заставляло ее нервничать.

Роб, может, и был самым уверенным в себе, собранным и твердым человеком из всех, кого она когда-либо встречала, но сейчас она видела в его глазах тревогу и смятение.

Что-то его беспокоило. Но она не понимала что.

– Вы заказали какой-нибудь транспорт? – Лотти пыталась говорить непринужденно, чтобы не напугать Адель.

– Не беспокойтесь об этом, – резко ответил Роб. – Самое важное – было привести ее сюда до того, как она оконфузится.

Лотти улыбнулась милой женщине, которая опиралась на посудомоечную машину и деликатно откусывала маленькие кусочки от пирожного, явно не прислушиваясь к их беседе.

– Почему? Это ведь ее вечеринка. Разве она не может повеселиться на открытии своей выставки?

– Но не перед этими людьми. Они ищут малейший повод подловить нас и продать подороже наши фотографии. Они знают меня. И они знают, где меня найти. Мне не нужны скандальные сцены. Совершенно не нужны.

– Вы. Они знают вас.

Лотти смотрела на него, открыв рот, и недоверчиво качала головой:

– О, я глупая. Я подумала, что вы беспокоитесь, чтобы ваша мама не испортила это грандиозное для нее событие. А вы, оказывается, больше беспокоитесь о том, как к этому может отнестись пресса, ждущая вас на парадном входе. Вы и ваш драгоценный имидж – вот что важнее всего.

– Вы не знаете, о чем говорите, – прошептал он, и она увидела, как в его глазах промелькнула такая боль, что они стали темнее и ярче.

– Не знаю? Удивитесь, как много я знаю о людях, которые ставят свою так называемую репутацию выше всего.

Она почувствовала, что у нее вспыхнула шея, но ничего не могла с этим поделать.

Сколько раз ее отец повторял, что не хочет сцен. Как часто она стояла рядом с ним, боясь говорить и даже двигаться, потому что он давал ей строжайшие инструкции стоять молча и в его тени ради интересов компании. Не суетиться. Иначе будет скандал, а этого никто не хочет. Никогда не делай ничего, что можно было бы истолковать в дурном свете.

Однажды она напилась после того, как мультидолларовый клиент подписал с ней договор, и приехала домой посреди пышного приема, устраиваемого ее родителями, счастливая, веселая, громко хохочущая. Мать была так недовольна ее поведением, что попросила уйти к себе в комнату и оставаться там, чтобы ее не увидели гости.

Никто не задумывался, счастлива ли она. Все крутилось вокруг тщательно выверенного и совершенно фальшивого имиджа отца. И все в семье делалось для того, чтобы мир никогда не увидел ни одной трещинки в его так скрупулезно сконструированном для внешнего пользования образе.

Он был тиран, садист и лжец. И мошенник.

А теперь вот и Роб ведет себя так же, как он.

Она была так рассержена, что могла бы его ударить. Эгоистичный подонок. Лотти впилась ногтями в ладони, хотелось распахнуть двери кухни и предоставить ему самому разбираться со всем этим дерьмом.

– Очень хорошее пирожное. Есть еще?

Адель!

Вина и стыд пронзили Лотти так быстро, что с нее разом слетело негодование на Роба, осталась только жалость к нуждающейся в помощи пожилой даме. Дело не в нем, а в том, чтобы помочь Адель.