– А я никак не могу понять, – прервал его лорд Карлион, – как вообще Эустаз оказался замешан в этом деле, если Де Кастре знал, кто за ним стоит?

– Мой дорогой Эдуард, Луи никогда не был дураком! Мне кажется, он с самого начала догадывался, что никто на свете, кроме моего отца, не станет пользоваться услугами такого сомнительного помощника, как кузен Эустаз. Возможно, он узнал правду от самого Эустаза, когда тот пребывал в своем обычном пьяном состоянии. Но Луи обладал таким большим тактом, таким умом! Он первый понял, что следует потакать маленьким капризам моего отца. Когда же Эустаз так несвоевременно умер и Де Кастре обнаружил, к своему ужасу, что в Хайнунсе поселилась вдова нашего кузена и ему не удастся спокойно обыскать дом, тогда он понял, что время благосклонно относиться к проделкам моего бедного отца прошло. Кстати, не могу не быть признателен Ники за то, что он не попал в ту ночь в Луи. Если бы он тогда не промахнулся, разгорелся бы такой грандиозный скандал, который ни вам, ни мне не удалось бы замять.

– Насколько я понял, Луи Де Кастре погиб от вашей руки, а не от руки Ники, – бесстрастным голосом заметил Эдуард Карлион.

Фрэнсис Чевиот бросил удивленный взгляд на лицо своего собеседника, его глаза широко раскрылись.

– Значит, вы и это знаете? – тихо спросил он. – А как вы это узнали, Карлион, позвольте спросить?

– Вы сами мне сказали.

– В самом деле? Интересно, как я мог вам такое сказать?

– Наверное, нечаянно слетело у вас с языка, – объяснил Карлион. – : Вы сообщили нам, что Де Кастре якобы закололи и его тело нашли в кустах, но не учли того, что в газете, откуда, по вашим же словам, вы узнали о смерти друга, эти подробности не были указаны. Позже я обнаружил, что вы сказали абсолютную правду.

– Да, знаете ли, эта ваша привычка… я о ней уже упоминал… обращать внимание на мелочи мне нравится все меньше и меньше, – заявил Фрэнсис Чевиот слегка дрожащим голосом. – По крайней мере, сейчас меня радует хотя бы то, что у вас хватило ума не приводить с собой еще кого-нибудь. Конечно, вы абсолютно правы. Мне пришлось избавиться от бедного Луи. Если бы вы знали, как я жалел, что вынужден сделать это! Но что делать, это была жестокая необходимость. Весь эпизод с милым Луи вызвал у меня очень сильную боль, но иного выхода не было. Разве можно позволять вражескому агенту продолжать свою подрывную деятельность против Англии? К тому же невозможно выяснить, видел ли Луи записку, и если видел, знал ли ее содержание. Да и как я мог донести на своего самого близкого друга? О том, чтобы пойти в полицию и донести на Луи, не могло быть и речи! Одна мысль об этом вызывает у меня отвращение.

– В самом деле? – кивнул Карлион, поднимая брови. – Насколько я понял, мысль о том, чтобы заманить Де Кастре, не знаю уж под каким предлогом, в Линкольн Инн Филдс и убить его там, не вызвала отвращения?

По лицу Фрэнсиса Чевиота пробежала гримаса боли.

– Мой дорогой Эдуард, здесь вы ошибаетесь. Ничто не могло вызвать у меня большего отвращения! Больше всего на свете я ненавижу кровопролитие, а если быть точнее, то все формы насилия. Бедняга Луи! Один из моих самых старых и близких друзей! Какая жалость, что он совершил такой непродуманный поступок. Когда человек его происхождения становится шпионом Бонапарта, это уж слишком! Такому повороту событий приходится только удивляться. Должен признаться, на меня кончина Луи произвела страшное и неизгладимое впечатление. Вы знакомы с его отцом, маркизом Де Кастре? Очень уважаемый и достойный человек. Сейчас друзья изо всех сил стараются скрыть от него печальную правду. А что касается предлога, чтобы заманить бедного Луи в Линкольн Инн… мне становится грустно всякий раз, когда я вспоминаю об этом!.. У меня не возникло необходимости поступать так, как не подобает истинному джентльмену. Луи жил недалеко от Стрэнда, у меня было назначено свидание в Холборне. Так что не могло быть ничего более естественного, чем его желание составить мне компанию. Мы шли пешком, дружески болтая. К счастью, он так и не узнал, что с ним случилось! Это единственное, что меня успокаивает. О да, Луи умер почти мгновенно. Какой был бы кошмар, если бы у меня дрогнула рука! Я бы не перенес мысли о том, что ему пришлось страдать. Дружба заключает в себе самые серьезные обязанности, и я всегда понимал это. Мне кажется, я оказал ему последнюю услугу. Вы можете себе представить, как было бы ужасно, если бы Луи Де Кастре расстреляли, как самого обычного шпиона! Но нет, я не могу без содрогания думать об этих ужасных вещах. От таких мыслей мне всегда становится дурно.

Карлион глубоко вздохнул и сказал:

– Вас можно поздравить с такой решимостью!

– Благодарю, Карлион, тысячу раз благодарю! Я всегда считал большой ошибкой позволять чувствам брать верх над рассудком. Вы согласны со мной? Я знаю, вы просто обязаны согласиться со мной в этом.

– Прошу вас, не приписывайте такую же решимость мне и не поздравляйте меня. Мне вечно не хватает решимости!

– Вы меня разочаровываете! – печально заметил Фрэнсис Чевиот. – Я думал, вы вошли в мое положение в отношении этого дела. В конце концов вы обладаете таким потрясающим здравым смыслом! Вам же прекрасно известно, чем бы закончилось все это для наших с вами семей и для семьи бедного Луи, позволь я чувствам взять верх над рассудком. Не могу поверить, что вы заставили бы меня закрыть глаза на его предательские действия в пользу Бонапарта! Нет, нет, если бы я забыл о рассудке, Луи умер бы позорной смертью, над моей семьей сгустились бы черные тучи, вам бы тоже пришлось несладко, а старый маркиз и его очаровательная жена никогда бы не оправились от такого страшного удара! Сейчас же мы тихо закроем дело и обо всем забудем.

– Кто знает, что мы сделаем? Пожалуйста, продолжайте.

– Мы так отклонились от темы нашего разговора, что я даже забыл, на чем остановился. Ах да! Я говорил о том, что бедному Луи не удалось обыскать Хайнунс, так ведь? Растерянность, которая последовала за этой неудачей, показала мне, что он совсем недолго занимается подобными делами. Ему не пришло в голову ничего лучшего, как отправиться на почтовой карете в Лондон и все рассказать моему отцу. Да, когда его светлость узнал, что его темные дела известны Луи Де Кастре, он впал в панику! Как вам известно, лорд Бедлингтон сразу же отправился в Сассекс, но что он собирался там делать, я не знаю. Отец не имел ни малейшего представления, где искать записку. Удивительно лишь одно. Почему он оказался таким глупым? Нет, нет, только не подумайте, будто у меня есть хотя бы малейшая причина сомневаться в верности моей бедной матери и считать, что она наставила ему рога. Этот вопрос, наверное, так и останется для меня загадкой. Когда отец вернулся на Брук-стрит, в голове у него царил полнейший хаос. Могу даже с немалой гордостью сообщить, что он встретил меня с облегчением. Его светлость нужно было чуть-чуть убедить… а вы знаете, как хорошо у меня это получается… убедить наконец все мне рассказать. Редко случалось, чтобы он с такой готовностью хотел слушать мои советы. Что говорить, мне было это очень приятно! Я был вынужден указать бедному родителю, что состояние его здоровья требует от него уйти в отставку и удалиться от шумной светской жизни. Я даже намекнул, что не смогу поручиться за его жизнь, если он продолжит служить адъютантом у Регента. Слава Богу, мне уда лось заставить его признать справедливость моих доводов! Подумать только, бедняга даже не сознавал опасность, в которой находился! Как часто такие люди, как он, продолжают тянуть лямку, тогда как друзья и знакомые прекрасно видят, что пришло время уходить в отставку!

После этих слов, произнесенных самым нежным голосом, по спине Эдуарда Карлиона забегали мурашки. Однако лицо его светлости оставалось бесстрастным, и он только сказал:

– Я вас понимаю.

– Ну и слава Богу! – радостно улыбнулся Фрэнсис, тщательно сдувая пылинку у себя с рукава. – Я очень надеялся встретить у вас понимание.

Лорд Карлион замолчал на несколько секунд, хмуро глядя на огонь. Его гость развалился в кресле, закинув одну стройную ногу на другую, и принялся с восхищением разглядывать серебряные кисточки на своих сапогах. Наконец Карлион оторвался от огня и внезапно спросил:

– А как вы узнали, где спрятана записка?

– Мой дорогой Эдуард, это как раз оказалось самым легким! Эустаз заверил моего отца, что у него в доме есть тайник, о котором никто никогда не догадается. Вам должно быть известно, что наш бедный кузен всегда питал ко мне самые теплые чувства. Честно говоря, Эустаз не один год пытался научиться завязывать галстук моим узлом, но результаты, боюсь, были самые плачевные. Должен признаться, его частые приглашения погостить в Хайнунсе здорово отравляли мне жизнь! Я всегда жалел, что у меня такой мягкий и добрый характер и что я редко могу отказать, когда меня о чем-нибудь просят. Мне было неудобно отказывать родственнику, и я несколько раз приезжал погостить в Хайнунс, где Эустаз мучил меня своим гостеприимством и развлечениями. Знаете, мне не нравится коньяк… Но я прекрасно помню, как кузен положил очень дорогую табакерку… я так никогда и не узнал, кому она принадлежала… в эти часы. Он тогда еще сообщил мне со всей таинственностью, вызванной плаксивым пьяным настроением, что всякий раз, когда ему нужно что-нибудь спрятать от чужих глаз, он пользуется этим хитрым местом. Эустаз со смехом вспомнил, как еще в детстве утащил у вашего брата Гарри какую-то безделушку, спрятал в часы и позволил Гарри обыскать весь дом, прекрасно зная, что даже такой подозрительный парень, как Гарри, никогда не догадается заглянуть в часы. К счастью, на следующее утро Эустаз напрочь забыл, что рассказал мне о своем тайнике. Когда я узнал, что вы забрали все бумаги Эустаза и что среди них нет секретной записки, мне показалось очень и очень вероятным, что часы еще раз послужили не по своему прямому назначению.

– О Господи. Чевиот, ну почему вы не пришли ко мне, как подобает порядочному человеку, и не рассказали всю правду? – требовательным тоном осведомился лорд Карлион.