Лоретта Чейз - Вчерашний скандал

Она подъехала к нему ближе и протянула руку в перчатке, чтобы коснуться его руки.

— Я не позволю тебе оказаться здесь в ловушке, — произнесла она. — Мы что-нибудь придумаем.

Вот он, пресловутый блеск больших синих глаз.

— Нет, не придумаем, — с твёрдостью сказал Лайл.

Оливия было его подругой, союзницей и наперсницей, но от её импульсивности, пробелов в этике и горячего характера у него порой волосы вставали дыбом. У Перегрина, который ежедневно имел дело со змеями, крокодилами, скорпионами, ворами, убийцами и — что хуже всего — с официальными властями.

Мягко говоря, суждения Оливии вызывали опасения в лучшем случае.

Девять лет назад она втянула его в путешествие в Бристоль в поисках пиратского клада, подумать только. То была одна из её Идей, с большой буквы И. Которая могла очень плохо для него закончится — садистской школой в Шотландии, например — если бы не вмешался лорд Ратборн.

Лайл очень хорошо знал, что своей поездкой в Египет он полностью обязан лорду Ратборну. Он также знал, что на чудеса не следует полагаться. К тому же Перегрин теперь мужчина, а не мальчик. Он не ожидал и не хотел, чтобы друзья и родственники выручали его при каждом затруднении.

— Нет, Лайл, ты должен выслушать, — упрямо сказала Оливия. — У меня есть одна замечательная Идея.

Оливия с Идеей.

Перспектива, вселяющая ужас в сердце любого человека, который обладает малой толикой ума и каким-либо чувством самосохранения.

— Никаких Идей, — проговорил Перегрин. — Ни в коем случае.

— Давай поедем в Шотландию, — предложила Оливия. — Вместе.

Стук её сердца, наверное, было слышно даже в Кенсингтонском дворце. Она размышляла о шотландском замке с субботы.

— Ты с ума сошла? — спросил Лайл.

— Я знала, что ты так и скажешь, — не удивилась она.

— Я не поеду в Шотландию.

— Но мы поедем вместе. Будет весело. Это же приключение.

— Не смеши меня, — ответил Перегрин. — Мы больше не дети. Поездка с мужчиной в Шотландию не сойдёт с рук даже тебе. Твои родители ни за что не согласятся.

— Им не нужно ничего знать.

Серые глаза Лайла расширились.

— Оливия!

— Завтра утром они едут в Дербишир, — сказала она. — Я остаюсь в Лондоне с прабабушкой.

Он посмотрел в сторону:

— С каждой минутой становится всё хуже и хуже.

— Я всё продумала, — заявила Оливия.

— Когда? — спросил Перегрин, чей испытующий взгляд вернулся к ней. — Я только что рассказал тебе, что случилось.

— Я думала об этом замке, — ответила девушка. Что было чистой правдой. С Лайлом нужно придерживаться правды как можно ближе. Он был не только ужасающе логичным и прямолинейным, но, как она думала, ещё и немного умел читать её мысли. — Я пыталась придумать план, как спасти тебя от него.

— Тебе не нужно спасать меня, — сказал Лайл. — Ты не рыцарь в сияющих доспехах или кем ты там себя считаешь. Мне почти двадцать четыре года, и я в состоянии сам о себе позаботиться.

— Пожалуйста, не набрасывайся на меня со всей своей мужской гордостью, — ответила Оливия. — Если ты только выслушаешь, то поймёшь, насколько реальна моя Идея.

— Девять лет назад у тебя была реальная Идея спасти мать от нищеты, сбежав в Бристоль в поисках пиратского клада в саду графа Мандевилла!

— И это было очень здорово, разве нет? — сказала она. — То было настоящее приключение. У тебя всё время бывают приключения. А я…

Оливия помахала в воздухе рукой, обтянутой перчаткой:

— Я разрываю помолвки и бью мужчин зонтиком.

Лайл бросил на нее взгляд, которого она не смогла понять. Затем он привёл коня в движение.

Ему необходима дистанция.

Он не хотел об этом думать, о девочке, которой она была прежде, о девочке, которая хотела стать рыцарем и совершать Благородные Дела.

Оливия следовала за ним.

— Не ограничивай свой ум рамками, — говорила она. — Ты же учёный, а учёные всегда открыты идеям.

— Но не безумию, — возражал Лайл. — Ты не можешь просто укатить в Шотландию потому, что тебе наскучило разрывать помолвки и колотить мужчин зонтиком. Мне жаль, что тебе приходится подчиняться глупым правилам для женщин, но изменить их я не могу. И даже мне известно, что ты не можешь одна прыгнуть в карету и проехать четыреста миль, чтобы не оказаться в центре ужасного скандала.

— Я всегда вызываю скандал, — отвечала она. — Я этим известна. Что бы я ни сделала или не сказала на каком-то ужине или приёме, на следующее утро это обойдёт весь свет. Оливия Карсингтон. Вчерашний Скандал. Вот кто я. Мне следует так написать на моих визитных карточках.

Перегрин огляделся по сторонам.

В парке было тихо этим утром, шум с прилегающих улицах едва доносился, так что можно было слышать шорох листьев на деревьях, цоканье лошадиных копыт и перекличку птиц.

Он мог слышать и стук собственного сердца. Лайл испытывал искушение, ужасное искушение.

Но Оливия вечно искушала его. Она это делала с двенадцати лет. Если бы он не провёл последние десять лет в Египте, она превратила бы его жизнь в хаос.

— Мне не следует тебе говорить этого, — начал он. — Но поскольку ты утратила разум, полагаю, что я должен сказать: ты можешь считать меня своим братом, но это не так. Ты не можешь ехать со мной без компаньонки.

— Разумеется, мне нужна компаньонка, — ответила Оливия. — Но ты можешь предоставить мне все приготовления. Всё, что тебе нужно сделать…

— Я ничего не собираюсь делать, — сказал Лайл. — Из всех безрассудных затей…

Тут он остановился, качая головой.

— Поверить в это не могу, отец лишил меня содержания, мне некуда идти и не на что жить, и ты хочешь, чтобы я увёз тебя за четыреста миль в полуразрушенный старый замок. В октябре, не больше, не меньше! Ты знаешь, на что похожа Шотландия в октябре?

— Там темно, сыро, холодно, уныло и ужасно романтично, — сказала она.

— Я не поеду! — проговорил Перегрин. — Поверить не могу, что вообще спорю с тобой об этом.

— Будет весело, — говорила Оливия. — Будет приключение.

Приключение. У него всё время были приключения. Но не с Оливией. И уже давно.

Но это не та же самая Оливия. С той он ещё мог как-то справиться. До определённой степени. Но тогда он был мальчиком тринадцати лет, равнодушным, если не откровенно враждебным к женскому полу.

— Это мой первый и единственный, мой последний шанс на приключения, — продолжала Оливия. — Семья до смерти устала от моих выходок. Бабушка и дедушка Харгейт настаивают на моём замужестве. А когда они начинают настаивать, можно сразу сдаваться. Ты знаешь, что они хотят всех женить и устроить. Мне придётся остановиться на ком-то, остепениться и стать женой и матерью. Успокоиться, успокоиться, успокоиться. У меня никогда больше не будет шанса сделать что-то интересное.

Лайл помнил, какой бесстрашной она была, путешествуя в одиночку… забираясь в повозки… заманивая двух лакеев в карточную игру… Он думал об её теперешней жизни, один званый вечер за другим, где малейшее отклонение от условностей вызывает перешёптывание сплетниц из-за вееров.

— Чёрт возьми, Оливия, не поступай так со мной, — сказал он.

— Тебе известно, что это правда, — настаивала она. — Женщины живут скучной жизнью. Мы чьи-то дочери, потом чьи-то жёны и матери. Мы никогда не делаем того, что мужчины.

Перегрин покачал головой.

— Нет, — сказал он. — Не хочу, чтобы родители принуждали меня.

— У тебя нет выбора, — проговорила Оливия. — Ты всегда умудрялся не замечать их или обходить, но они, наконец, поняли, что у них есть мощный рычаг воздействия на тебя.

— А ты играешь им на руку, — возразил Лайл. — Ты хотя бы представляешь, что представляет собой перестройка старого замка?

— У меня есть прекрасная идея, — ответила она.

— На это уйдут годы. Годы! В Шотландии. С волынками!

Девушка улыбнулась.

— Это не будут годы, если я помогу тебе, — сказала она. — И если ты позволишь родителям думать, что они выиграли одно сражение, то это не повредит. Если мы всё правильно разыграем, то весьма вероятно, что ты вернёшься в Египет к весне.

Одной улыбки было бы достаточно, чтобы он сдался. Но голос ангела-хранителя, который все эти годы помогал ему оставаться в живых, произнёс: «Подожди. Подумай».

Было очень трудно думать, когда вся мощь этих синих глаз была обращена на него, и что-то кололо в сердце.

Однако Перегрин не поддался чарам. Он был тем же упрямым мальчиком, который давно знал её, а также учёным, наблюдателем со стороны, недавно видевшим Оливию в действии. Он знал, что эта девушка может заставить поверить кого угодно во что угодно, в особенности мужчин.

— Нет, — сказал он так мягко, как мог. — Если я позволю им контролировать меня таким образом, они станут использовать это снова и снова. Если я починюсь их требованию, они захотят большего.

Улыбка Оливии не потускнела.

— Ах, ну что же, если ты не согласен, значит, не согласен, — жизнерадостно проговорила она.

— Я знал, что ты меня поймёшь.

— О, да, я понимаю. Абсолютно.

— Хорошо, поскольку…

— Не нужно объяснять, — сказала Оливия. — Я всё понимаю. Но оставаться больше не могу. У меня ещё много дел на сегодня.

Она притронулась хлыстом к полям шляпки и ускакала прочь.

Лайл должен был сразу догадаться.

Ему следовало быть готовым.

Что, разумеется, было невозможно, если это имело отношение к Оливии.

Оливия. Внезапно. Неожиданно.