Ничего.

Они подошли к западной стене в поисках надписи.

Ничего.

— Должно быть… — Оливия запнулась. — Если только мы не то ищем.

Слова кружились у неё в голове, и образы тоже. То, что говорили леди. То, что сказал Лайл.

— Помнишь, когда я предположила, что это явно изображение стены, а ты сказал, что карты всегда наглядны? — Спросила она.

Перегрин посмотрел на значок. Он посмотрел на стену.

— Стрелка, указывающая направление? — спросил граф.

— Если подразумевается западная стена, возможно, это указание на окно.

— Но почему GL?

— Это рисунок твоего кузена, — ответила Оливия. — Что если это одна из его шуток? «Стены имеют глаза и уши, но берегись, тот, кто внизу». Берегись внизу.

И тут она увидела это мысленно. Город на скале. Город, где Фредерик Далмэй провёл последние оды своей жизни.

— Эдинбург, — произнесла она. — Он мог счесть это забавным.

— Я не…

— Пойдём, — она взяла Лайла за руку.

Его рука, его рука. Такая простая вещь, держать его за руку, но то, что творится у неё внутри, было совсем непростым.

Оливия подвела его к нише окна, выходящего на восток, к туалету, устроенному в ней. Она открыла дверь.

— Gardyloo [25], — произнесла она.

— Это уборная комната, — проговорил он.

— Туалет. Игра слов и значений. В Эдинбурге, когда выплёскивают из окон помои, то выкрикивают «gardyloo» — garde a l’eau — берегись воды. Предупреждение, как видишь: берегись, тот, кто внизу.

В уборной было темно и тесно. Однако довольно легко нашлась доска, чтобы перебросить через дыру, а единственная свеча, принесённая Лайлом, горела слишком ярко в тесной комнатушке. Они увидели инициалы, примитивные рисунки и скабрезные стишки, выцарапанные на камнях в разное время разными руками.

Лайлу пришлось протиснуться через юбки Оливии, и они встали, локоть к локтю, пока он медленно поднимал свечу и опускал её, чтобы они могли тщательно изучить каждый камень.

Хотя они оставили дверь распахнутой, чтобы получить как можно больше света от окна, в комнате не было предусмотрено одновременное пребывание двух человек. Становилось душно, волосы Оливии были у Лайла под носом, и призрачный аромат её одежды и кожи окутывали его.

— Нам лучше поскорее найти хоть что-нибудь, — выговорил Перегрин. — Это… это так…

— Знаю, — ответила она. — Похоже на гробницы?

— Я никогда не бывал в гробнице с тобою, — сказал он. Его голова клонилась к ней, туда, где лёгкие локоны покачивались у виска.

— Не забывай о свече, — напомнила Оливия, и в тот же миг он ощутил прикосновение горячего воска к руке, и он поднял её выше, где свет озарил слой штукатурки вокруг камня. На каждой стороне кто-то нацарапал маленький крестик.

— Там, — проговорила она. — Это не…

— Да.

Он поводил свечой.

— Крестик обозначает место.

— Силы небесные! — Оливия стиснула его руку. — Поверить не могу. Она ведь старая, правда?

— Старая, — подтвердил Перегрин. — И значки нацарапаны на штукатурке, а не на самом камне. Старые надписи, старая штукатурка.

До этого во всех других местах надписи были нанесены на камни.

Сердце Лайла забилось чаще. Возможно, это ничего не означает. Может быть, это очередная шутка кузена. Надписи были старыми, но невозможно установить их возраст. Десять лет или двадцать или два столетия.

— О, Лайл, — сказала она. — Мы нашли его.

Оливия повернулась к нему:

— Мне всё равно, что там находится. Но это нечто старое. Мы искали его. И нашли.

Перегрину тоже было безразлично, что это.

Он поставил свечу в дальний угол сиденья туалета. Он обхватил девушку за талию и поднял её так, чтобы их глаза оказались на одном уровне.

— Ты сумасшедшая девчонка, — сказал Лайл. — Безумная умница.

Оливия обняла его за шею.

— Спасибо, — прошептала она. — Спасибо тебе. Даже если мы ничего не нашли, я благодарю тебя.

Он поцеловал её. Для этого он поднимал её. Она ответила на поцелуй. Один, длинный и яростный поцелуй, словно они виделись в последний раз.

Затем Перегрин медленно опустил её вниз. Поднял свечу и заставил себя делать то, что обычно. Исследовать. Оценивать. Решать. Он осмотрел штукатурку. Обдумал варианты.

— Нам понадобится долото, — заключил граф.


Это заняло целую вечность. Они принесли кирки, но как скоро понял Лайл, невозможно эффективно использовать кирку в таком крошечном пространстве.

Итак, они отковыривали штукатурку, стоя плечом к плечу, их тела время от времени соприкасались, пока они работали.

Понемногу штукатурка отделялась от краёв камня, пока они, наконец, освободили его достаточно, чтобы сдвинуть с места.

— Штукатурка не такая твёрдая, как я полагал, — сказал Перегрин. — Я думал, мы будем этим заниматься часами.

Он качнул камень:

— Не думаю, что он такой тяжёлый, как кажется. Хочешь попробовать сдвинуть его вместе со мной, или ты предпочтёшь послать за слугами?

— Как ты можешь даже спрашивать? — возмутилась Оливия. — После всего того времени, которое мы потратили на этот капризный листок бумаги и несговорчивые стены? После этого всего я подарю такой триумфальный момент слугам?

— Нам ещё не известно, будет ли он триумфальным, — заметил Лайл.

— Мне всё равно, даже если всё, что мы найдём, это пара ботинок кузена Фредерика, — сказала она. — Мы нашли что-то.

— Хорошо, — согласился граф. — Поставь руки сюда и держи, а я буду двигать.

Она выполнила его указания, и медленно, дюйм за дюймом, камень выдвинулся из стены. Однако это было не так медленно, как Оливия ожидала. Задняя часть камня показалась столь внезапно, что она была ещё не готова и едва не выронила его, но Лайл быстро его подхватил. Затем он вытащил камень и поставил его на доску над дырой уборной. Спереди камень не отличался от других камней, но он был урезан на несколько дюймов в глубине.

Лайл высоко поднял свечу. Оливия поднялась на цыпочки, вглядываясь в место, которое скрывал за собой камень.

Там стоял сундук, окованный железом.

Глава 18

По крайней мере, это было похоже на окованный железом сундук.

Оливия стояла там и смотрела на него. Она на самом деле не ожидала найти сундук с сокровищами. Она сама не знала, что ожидала найти, но в последнюю очередь такое.

— О, Боже мой, — проговорила она. — Господи!

— Выглядит как сундук, — сказал Лайл.

— Это грязь? — спросила девушка. — Он действительно такой грязный? Или это следы гниения?

— Похоже на то, что вначале он был где-то закопан, — предположил Перегрин. — Возможно, они его зарыли в землю, а потом передумали.

Он протянул руку и схватился за крепление одной из сторон и потянул. Сундук не сдвинулся с места. Он потянул сильнее. Сундук сдвинулся едва ли на дюйм.

Оливия знала, что Лайл был сильным мужчиной. Он без труда мог поднять её, а она была ростом выше большинства женщин и вполне упитанная. Но он поднимал и опускал её легко, словно заварочный чайник.

— Он тяжелее, чем я думал, — сказал Перегрин. — Мне потребуется помощь Николса.

Он вышел.

Она осталась, взирая с недоверием на сундук. Девушка всё ещё пыталась поверить в то, что ей говорили её глаза, когда Лайл вернулся вместе с Николсом и набором инструментов.

Она отошла назад, пока мужчины отчищали грязь.

Вот так же они делали в Египте, подумалось ей.

Показалась ручка. Николс потянул за эту ручку, а Лайл подталкивал сзади. Они вытащили сундук из дыры и с явным усилием опустили на пол.

— Он на удивление тяжёлый, — проговорил Лайл. — Но частью этого веса может быть вековой мусор. Нам понадобится перенести его в соседнюю комнату, чтобы хорошенько рассмотреть, с чем мы имеем дело.

После того как Николс отчистил вторую ручку, мужчины перенесли сундук в соседнюю комнату.

Николс продолжал чистить. Через минуту или две он остановился. А когда принялся за свою работу снова, то стал действовать медленнее и осмотрительнее.

Было трудно стоять на месте и только смотреть. Внутри Оливия приплясывала от нетерпения.

— Вот так ты обращаешься с древними предметами, я полагаю, — проговорила она. — Неудивительно теперь то, что ты говорил, эта работа требует терпения. Это всего лишь сундук. Даже моё воображение не в силах представить, каково раскопать древнюю гробницу или храм.

— С песком всё по-другому, — ответил Лайл. — И у нас есть рабочие. Даже… Какие-то трудности, Николс?

— Не совсем, ваше лордство, — сказал Николс. — Но, думаю, лучше проявить осторожность.

— Эта штука ведь не взорвётся? — поинтересовалась Оливия. — Кузен Фредерик обладал весьма странным чувством юмора.

— Никакой опасности, мисс, — заверил её Николс. — Просто некоторые детали указывают на шестнадцатый-семнадцатый век немецкого производства.

Оливия едва успела свыкнуться с самим сундуком. Ей понадобилась минута, чтобы усвоить новую информацию.

— Немецкий, — повторила она. — Шестнадцатого или семнадцатого века.

— Что такое? — обратился к ней Лайл. — Почему у тебя такой вид?

— Какой?

— Словно сундук уже взорвался.

Она подошла ближе к Николсу.

— Эти сундуки знамениты, — пояснила она.

— Своей сложностью, — добавил Николс.

— Дьявольской сложностью, — подтвердила Оливия. — Великий дядюшка Хьюберт Делюси, который мог открыть что угодно, говорил, что у него уходили дни на то, чтобы открыть один такой сундук. А у него имелись ключи.

— Совершенно верно, мисс, — согласился Николс, продолжая старательно и осторожно работать. — Не хочется испортить механизм по небрежности.