— Ничего. — Анна шагнула к двери. — Мне действительно нужно идти, — произнесла она. — Вы и так уже мне помогли, не смею вас больше беспокоить.

— Да полно вам, — запротестовал Юлиус и тоже встал. — Вы потеряли сознание. Я просто хотел убедиться, что вы пришли в себя.

— Мне уже совсем хорошо…

Корабль качнулся. Анна потеряла равновесие, и в последний момент Юлиус успел ее подхватить. Его тело оказалось крепким и теплым и пахло табаком и мылом. Анна быстро высвободилась из его объятий.

— Простите, — выпалила она и снова покраснела, как девочка.

Юлиус улыбнулся.

— Ничего ведь не произошло, — ответил он и указал на обитый стульчик у стола. — Присаживайтесь, отдохните еще немного. И выпейте наконец чашечку дарджилинского чаю. И вот тогда — и только тогда — я вас отпущу.

Анна поддалась на уговоры, села и замолчала на несколько секунд. Беспокойными пальцами она поправляла синюю юбку и украдкой осматривалась.

Это действительно была каюта. Анна прикрыла рукой пятно на рукаве жакета. Она выглядела невообразимо жалко в этой маленькой комнате. На девушке была ее лучшая одежда, но даже она на фоне безупречного жилища Юлиуса Мейера казалась слишком простой. А как от нее пахло! Об этом Анна вообще старалась не думать. Возможностей помыться на корабле у нее было немного. Анна быстро провела рукой по узлу, в который завязывала каштановые, слипшиеся от морской воды волосы.

— И что же?

Юлиус вновь наполнил ее чашку чаем. Очевидно, он не привык так быстро сдаваться. Анна сделала небольшой глоток. Чай оказался очень необычным, слегка сладковатым на вкус. До этого Анна обычно пила отвар из трав, который готовила ее мать.

— Куда вы держите путь? — спросил Юлиус.

Анна вздохнула.

— Я еду в Буэнос-Айрес. — Она взглянула Юлиусу Мейеру в глаза и, сама не понимая зачем, добавила: — К мужу.


При хорошей погоде с разрешения капитана пассажиры охотно проводили время на палубе, и обычно никто не упускал возможности подышать свежим воздухом. Впрочем, бывали и исключения: один пожилой мужчина, казалось, твердо решил провести оставшуюся часть путешествия во сне, на койке. В тот день на палубе собрался разношерстный народ, подыскивавший себе местечко между каютами и стойлами, в которых «путешествовало» более ста овец. На борту жили не только овцы, но и восемьдесят кур и три свиньи, которых капитан каждое утро выгонял на палубу. Вместе с двадцатипятилетним Юлиусом Мейером на «Космосе» плыли два молодых коммерсанта; «натуралист, художник и искатель приключений», как он всегда представлялся, по имени Теодор Хабих, надеявшийся открыть новые виды растений; воспринимавший белые пятна на карте как личное оскорбление географ Пауль Клауссен, чье оборудование удивляло всех детей на борту, и немногословный рыжий Йенс Йенсен с ослепительно белой кожей, оказавшийся настоящим бездельником.

И ко всему прочему — крестьяне-бедняки, например чета Пренцлей с шестью детьми, или богатые Виланды, у которых было лишь двое отпрысков. В первые две недели они не придерживались указаний врача, и каждый раз после трапезы их тошнило. Тут же жили батраки, служанки и слуги и еще какие-то люди, о которых Анна ничего не знала, — мужчины и женщины, молодые и в возрасте, дети и старики.

Впервые случайные попутчики встретились в Бремерхафене. Порт был построен ганзейским городом Бременом в 1827 году и быстро снискал славу среди переселенцев. Бременские корабли считались надежными.

К 1848 году в порту были построены дома для эмигрантов. Здесь перед отъездом за невысокую плату даже бедняки могли найти себе приличное жилье.

Как долго продлится морское путешествие, не знал никто.

— Шестнадцать недель, — с уверенностью произнес Теодор Хабих, и большинство пассажиров склонны были верить бывалому путешественнику.

— А когда судно извергнет людской груз на берег, капитан прикажет наполнить трюмы пшеницей, рисом, шерстью, табаком, серебром — всем, чем богат Новый Свет. Он повезет все это в Европу, а судовладелец набьет себе кошелек, — прорычал недовольно Йенс Йенсен и снова умолк.

Вскоре распространился слух, будто Йенс Йенсен бежит от властей, возможно, он демократ. Но сам Йенс Йенсен, как и следовало ожидать, ничего не говорил на эту тему. Анна вспомнила, что он одним из последних поднялся на борт. После этого корабль отчалил.

От устья Везера «Космос» взял курс в открытое море. Вскоре море стало неспокойным. Анна впервые в жизни узнала, что такое морская болезнь. И она была не единственной, кого тошнило в ночной горшок по ночам. Потом пассажиры стали равнодушно относиться к тошноте и уже не обращали внимания на устрашающие истории матросов. Большинство из этих морских волков — горлопаны, которые пытались нагнать страху на сухопутных крыс россказнями об опасностях Ла-Манша, об ураганах в Бискайском заливе и о крепких штормах.

К сожалению, не всегда удавалось найти подходящее место, поэтому рвота иногда начиналась прямо на глазах у равнодушных соседей.

С трудностями, но не без удачи, они прошли Ла-Манш.

Кто-то обратил внимание Анны на два дуврских маяка и на меловые утесы английского берега, которые издалека напоминали горы снега. Судно благополучно миновало острова Силли, печально известные грабежами; в Бискайском заливе «Космос» настиг первый сильный шторм, а потом, подгоняемый северными пассатами, корабль направился к югу.

Вот уже месяц продолжалось плавание, и даже те, кто раньше с удовольствием гулял по палубе, спал там или ел, теперь бóльшую часть времени поневоле вынуждены были проводить на тесных койках на средней палубе. Каждая койка была рассчитана на пятерых. Если членов семьи было больше, как, например, у Пренцлей, то лишний пассажир переходил на следующую койку. Между койками громоздились ящики и чемоданы. К тому же большинство пассажиров здесь же развешивали выстиранное белье, отчего в помещении становилось еще теснее.

Пассажиры поднимались около шести утра. Они одевались, опорожняли ночные горшки и собирали вещи, которые свалились со своих мест. Стюард следил за чистотой помещений. Иногда, чтобы избавиться от вони, по средней палубе проносили можжевеловые ветки или деготь.

На завтрак давали кофе или чай и хлеб. В рацион обычных пассажиров включали корабельные кексы и черный хлеб, такой твердый, что его приходилось вначале бить молотком, а уже после размачивать, чтобы не сломать себе зубы. Кроме того, давали бобы и сухофрукты, пшеничную кашу, иногда сало, солонину, соленную и жареную рыбу, селедку. Хотя, согласно предписаниям, на каждого пассажира полагалось два с половиной литра пресной воды, Йенс Йенсен уверял: столько не дадут никому.

— Но даже среди лицемеров не найдется ни одного, кто стал бы возражать против этого, — усмехнулся он и вновь замолчал.

Несмотря на трудности и тесноту, что, как назло, ощущалось больше всего во время непогоды, вскоре средняя палуба стала основным местом пребывания всех пассажиров. Здесь они сидели друг возле друга, рассказывали истории или музицировали, ели и пили. В такое время тут поднимался страшный шум: смех, ругань и детский плач. Именно в этом месте один из детей Пренцлей получил затрещину, и тут же перед обидчиком, неотесанным мужланом по имени Михель Ренц, возникла Фрида Пренцль, низенькая женщина с угловатой фигурой, и заявила, что только она имеет право бить своих детей. Но все знали, что Фрида никогда не била своих отпрысков.

Становилось немного легче, когда погода налаживалась. После трехдневного штиля и сильного шторма наконец подул попутный ветер. Пока одни пассажиры сидели на деревянных бортиках, греясь на солнце (немногочисленные скамейки и стулья предназначались для привилегированных путешественников), другие молча слонялись по палубе или болтали с соседями, распуская на корабле новые слухи. Дети носились друг за другом и прятались за свернутыми канатами. Кое-кто в это время смешивал алкоголь с натуральным кофе. Юлиус Мейер играл в шахматы с географом Паулем Клауссеном.

Рукавом блузки Анна вытирала со лба пот. В последние дни стояло настоящее пекло, так жарко девушке не было еще никогда. Но человек привыкает ко всему: к тошноте и скверной пище, к толпе людей и к тесной комнате, к ночному шуму, к качке, к скользкой, постоянно мокрой палубе и даже к жаре.

Сегодня стюарды выдали чернослив, немного масла и муки. Анна медленно жевала одну сладкую вяленую сливу за другой, запивая небольшими глотками воды.

Пассажиры часто жаловались на однообразное корабельное меню — Анну же это ничуть не смущало. Дома она ничего лучше и не ела.

От Юлиуса Мейера она узнала, что капитан основательно запасся чаем, какао и медом, а также у него было немного вина и пива, но все это, конечно, подавали только привилегированным пассажирам из кают. Им также подавали парное мясо. Анну и это оставило равнодушной. Такие пассажиры, как Виланды, взяли с собой колбасу, сало, сыр, даже мармелад, и за всеми этими припасами следила неусыпным оком госпожа Виланд.

Анна наблюдала за тем, как Фрида Пренцль высыпала сливы в железную миску, добавила масло, муку и одно яйцо и куда-то отнесла все это. Женщина энергично замесила тесто и свернула его в «колбаску» в локоть длиной, которую нужно было готовить в котелке с горячей водой.

— У нас сегодня сливовый штрудель! — радостно крикнула она наконец.

Анна рассмеялась. Фрида никогда не падала духом и всегда была в отличном настроении, но так вели себя далеко не все путешественники. Чем дольше они плыли, тем чаще между ними возникали ссоры. И сейчас снова все вокруг стали говорить на повышенных тонах.

Иногда, сидя в тесной клетушке, где было столько народа, Анна чувствовала что-то недоброе, но у нее не было возможности оттуда сбежать. Эта мысль заставила исчезнуть улыбку с ее лица. Девушка сунула в рот последнюю сливу. Это действительно безумная идея. От кого же ей сейчас бежать?