Наталия Миронина - В ожидании Синдбада

© Миронина Н., 2017

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2017

Тот, второй, вышедший из машины, был очень красивым. Тетка, торговавшая на углу цветами, заметила это сразу. И одет хорошо – светлая рубашка, голубые джинсы, модная куртка. А водитель весь в черном. Цветочница оставила букеты и внимательно присмотрелась. «Странно. Чего это они здесь остановились?! Не за цветами же. Разве только сигареты купить. Тут больше ничего и нет», – подумала она. Перекресток казался безлюдным. Справа высились корпуса неработающего завода, слева – пустырь со строительными вагончиками. Жилые дома стояли поодаль.

– Сейчас, только сигареты куплю, – сказал водитель, выходя из машины.

– Да без проблем, – ответил второй, – я разомнусь.

Водитель дернулся при этих словах, а молодой парень пошел по тротуару.

Цветочница наблюдала за ним. «Хорош. Ой, хорош, ладный!» – думала она, радуясь хоть какому-то развлечению. Ее покупатели появятся позже, когда в больнице начнутся часы посещений. Парень тем временем дошел до угла и повернул было назад, как из-за поворота бесшумно вылетела машина. Она пересекла «сплошную» и затормозила около парня. Из машины выскочили двое. То, что произошло потом, цветочница еще долго пересказывала знакомым. Те двое скрутили молодого человека, который закричал и попытался сопротивляться, но его ударили в лицо, накинули на голову какую-то тряпку и затолкали в машину. Водитель внимательно наблюдал со стороны, а когда похитители скрылись, спокойно сел в свою машину и уехал в противоположном направлении. Ни на продавца сигарет, выскочившего на шум, ни на цветочницу никто не обратил никакого внимания.

– Ника, вставай! Опоздаешь!

Ее трясли за плечо, потом попробовали сдернуть одеяло. Не тут-то было. Ника, с головой зарывшись в постель, одеяла не отпускала. Она всеми силами продлевала ночь. Утро и день не сулили ей ничего особенного – школа, контрольная. Вообще-то, она давно не спала. Уже час ее сон казался похожим на игру «замри» – неподвижность, закрытые глаза и много неприятных мыслей. Ей хотелось, чтобы этот день не начинался. «Надо вставать», – она прислушалась к маминым шагам, бодрым и энергичным. «Да, надо вставать! Мама обиделась – будила меня, будила, завтрак приготовила, а я все лежу. Непорядок! И потом, все равно уже не засну».

Ника вздохнула, откинула одеяло и только потом открыла глаза. Ближе всего стоял старый платяной шкаф, который когда-то достался им от бабушки. Шкаф был таким огромным и таким тяжелым, что любые попытки избавиться от него ничем не заканчивались. Потом Ника увидела свой письменный стол с горой учебников, среди которых стояла большая чашка в красных цветах. В ней мама приносила теплое молоко. Вечером это было сигналом прекращать занятия и готовиться ко сну. «Когда-нибудь мы все это выбросим. И вообще, когда-нибудь мы переедем в нормальную квартиру. Новую. В новом доме! – подумала Ника, прислушиваясь, как в кухне скрипят половицы. – Наш дом совсем старенький. Хотя мама и слышать не хочет ничего, все твердит про ремонт. А где такие деньги взять?!» Ника вздохнула и прокричала:

– Все, встаю, встаю!

Но как только ее босые ноги коснулись ледяного пола, она ойкнула и снова залезла под одеяло.

– Ника! Господи, ты опоздаешь в школу, я опоздаю на работу. Хоть и не платят денег, а кто-то должен заниматься ежедневными делами! – В дверях появилась мать, молодая, статная женщина. Одета она была скромно, но требовательно – ворот строгой белой блузки скрепляла большая камея, а на широкой юбке отглажены все складки.

– Мама, – тянула время Ника, – мама, а что случилось? Почему ты такая нарядная?

– Я уже семнадцать лет как мама, – сердито сказала Калерия Петровна Одинцова, – но вставать вовремя и не опаздывать так тебя и не научила! Живо поднимайся, шагай в ванную, и я жду тебя завтракать!

Калерия Петровна по-военному четко повернулась на маленьких каблучках и исчезла в дверях.

Ника вылезла из-под одеяла и прошлепала в ванную. Ванная тоже была предметом вечных споров и рассуждений. Старый кафель, старый нагреватель, разболтанный кран и новая шторка в золотых рыбках – гордость мамы. «Стоит, как кусок мяса, но нашу жуткую ванную хоть немного украсит! – сказала она, доставая пахучий, сложенный вчетверо квадрат полиэтилена. Ника помнила, что благодаря этой шторке в ванной исчез теплый сырой запах, а появился аромат новизны, ремонта, радостного обновления. На какое-то время шторка примирила Нику с домашней действительностью, но, впрочем, не надолго. Тоска по новому, свежему жилью появилась снова.

Ника присела на край ванны, включила кран и подставила пальцы, ожидая, когда польется теплая вода. На минуту Ника задумалась: «Еще два дня, а там выходные, а это значит, что приедет Егор».

Да, всего два дня, и он приедет. И все станет проще, легче, не так беспросветно. И совершенно ее не будет волновать их старый дом, требующий капитального ремонта, а будущее предстанет таким, в котором нет места проблемам. На минуту к Нике вернулось хорошее настроение. Но только на минуту, потому что из-за двери послышался голос матери:

– Ты там не заснула? Надеюсь, ты помнишь, что тебе надо в школу, а мне на работу. У меня сегодня совещание! Районное!

– Да, мама, слышу. Уже иду! – ответила Ника, прислушиваясь к маминому голосу. Ее всегда удивляло, откуда в матери столько энергии. Конечно, быть директором городского музея – это ответственность и нужно всегда быть в форме. Вот и совещания у нее часто. А она, Ника, в свои семнадцать лет часто ленится, бывает нерасторопной, благодушной и не демонстрирует готовности бороться с жизненными обстоятельствами.

– Ника! – прозвучало прямо под дверью. – Заснула опять? Я жду тебя завтракать!

– Да, сейчас, – пробормотала Ника и глянула на себя в старое пятнистое зеркало. Зеркало ответило заспанным лицом симпатичной семнадцатилетней девочки. «Это – я! – сказала себе Ника, увидев свое отражение. – Это – я! Рыжая, худая и вроде бы красивая. По крайней мере, так думает Егор. Но ведь это – главное!»

Ника улыбнулась и подмигнула себе.

– Ника, я опаздываю! – торопили ее снаружи.

– Все, мама, я иду. – Плеснула себе в лицо водой, быстро почистила зубы и напоследок окатила себя прохладным душем – бойлер работал из рук вон плохо. Закутавшись в мамин старый халат, она вышла на кухню.

– Вот тебе бутерброды. Да, это, конечно не ветчина, это какой-то заменитель. Ты не представляешь, с какой скоростью дорожают продукты! И когда это закончится?! На обед ничего нет, свари себе что-нибудь – молоко есть и банка тушенки. Можно макароны. Можно кашу какую-нибудь. Заодно и на ужин будет! – затараторила мама, наливая чай.

– Хорошо, – пробормотала Ника. Она согласна была сжевать этот жуткий бутерброд с «мыльным» вкусом, только бы ее оставили одну, не тормошили, не дергали, не торопили. Ника не любила суету, ей нравились тишина и возможность подумать о собственной жизни, представить себе, как Егор идет на лекции, помечтать о том, как они увидятся на выходных.

– Что с тобой сегодня?! – Калерия Петровна поставила чашку и внимательно посмотрела на дочь, – ты здорова?! У тебя ничего не болит?

– Нет, мам. Все нормально, – мотнула головой Ника.

– Хорошо, это я тебя, наверное, разбудила резко, – смягчилась Калерия Петровна. – Так бывает. Просыпаться надо медленно. Солнце ведь не вскакивает как оглашенное, рассвет – это целый ритуал! Все, я побежала!

Мать допила чай, поставила чашку в раковину, смахнула со стола крошки и вышла. Вскоре Ника услышала мягкий стук обитой дерматином двери. В окно увидела, как мать прошла по дорожке сада и на минуту задержалась у взошедшего после зимы пиона. Когда хлопнула калитка, Ника подумала: «Маме нужен новый плащ! Этот такой страшный, даже по плечам немного выгорел. Когда она воротник поднимает, особенно заметно!» И тут же дала себе слово, что они купят Калерии Петровне плащ. Новый, шикарный, с множеством хлястиков по теперешней моде. А еще они купят ей, Нике, сапоги, черные замшевые ботфорты. И отметят эти покупки большой пиццей, которую теперь продают в гастрономе.

Но это может случиться не раньше зимы – когда Ника уже поступит в институт, получит первую стипендию и устроится на какую-нибудь «подработку». «Обязательно – новый плащ маме! И теплый жакет!» – пообещала себе Ника. Ей и в голову не могло прийти, что очень скоро в ее жизни случатся события, которые заставят забыть о планах и аукнутся через много-много лет.

Оставшись одна, Ника обошла дом. Старенький дом, в котором жили еще бабушка с дедушкой. Она любила так делать. Здесь когда-то сделали ремонт – добротный, дорогой. От него остались югославские обои на стенах, новые половицы на полу, но не крашеные, а покрытые лаком, остались двери сосновые, тоже некрашеные. Но это все сделано давно и теперь немного выцвело. Ника еще раз заглянула в ванную, но теперь для того, чтобы понюхать мамины духи. Они, как обычно, стояли на полочке – «Нефертити», шесть рублей ноль-ноль копеек до всех денежных реформ.

В старом платяном шкафу одежды висело немного. Они с матерью новое покупали нечасто, экономно берегли старое и только недавно решились расстаться с длинным черным свитером толстой вязки, на котором вышиты алые цветы. Однажды Ника обнаружила в комнате бархатную моль и обвинила в этом старую одежду. Черный свитер казался «плечистым», с широкой проймой, но было ясно, что никуда, кроме как на огород, Ника его не наденет, потому что теперь он больше походил на решето. «Вот, доэкономились! Моль все сожрала!» – Ника с каким-то удовлетворением сообщила о происшествии матери. Конечно, обидно – свитер шел под ее рыжие волосы, она чувствовала себя королевой в нем и черных блестящих лосинах, а одноклассницы вздыхали от зависти.