– Замок Рэнли очень красив. Не сомневаюсь, что вы рады вернуться домой.

Она обернулась. Найджел Дуглас подъехал ближе и с любопытством смотрел на нее своими теплыми карими глазами. Энн заставила себя улыбнуться.

– Я так устала от этого седла, что любая убогая хижина показалась бы мне раем.

При виде сверкающих голубых вод небольшого озера, омывающего стены замка с двух сторон, она вспомнила другой, куда более обширный водоем, совсем недавно доставлявший ей столь острое наслаждение. Но это было в другой жизни, и тогдашнее счастье существовало лишь в ее глупой голове…

Должно быть, она вздохнула слишком громко, потому что Дуглас наклонился к ней с ободряющей улыбкой.

– Не отчаивайтесь. Вы уже дома, миледи.

«Дома». Опять Дуглас употребил это слово. Но он ошибся: для нее такого понятия не существовало… Дав шенкеля Касси, Энн поскакала за Дугласом вниз по холму и по деревянному мосту. Копыта кобылы гулко простучали по доскам, и так же гулко, словно в пустоте, стучало ее сердце. Через несколько минут ей предстоит встреча с отцом. И хотя полуденное солнце припекало над головой, ее охватил леденящий холод.

Спешившись во дворе, Энн прошла следом за Чарльзом сквозь внушительные двойные двери, служившие парадным входом в Рэнли. Вокруг них засуетились слуги; она с благодарностью приняла от одного из них кубок вина, его терпкий вкус помог ей немного успокоиться.

Войдя в зал вместе с братом, Энн огляделась вокруг. Все здесь было ей знакомым и все казалось чужим – впрочем, как всегда. Обшитое дубовыми панелями помещение могло бы с легкостью вместить двести человек. Пол был выложен не каменными плитами, а натертым до блеска паркетом, в котором, как в зеркале, отражались многочисленные серебряные бра, укрепленные на стенах. Зияющие подобно пещерам громадные камины в противоположных концах зала были готовы поглотить целые деревья, однако никто не удосужился разжечь огонь, и в воздухе чувствовалась сырость. Вдоль стен стояли простые дощатые столы, а на мраморном возвышении помещался красивый резной стол для графа. Выше его располагался только Яков Стюарт, король Англии и Шотландии, с царственной скукой взиравший на происходящее с портрета на стене над графским креслом.

Поглощенная созерцанием всего этого великолепия, Энн не сразу заметила, что в зале наступила тишина. Слуги вытянулись в струнку, шум дюжины возбужденных голосов смолк. Чарльз оглянулся через плечо и замер. Проследив за его взглядом, Энн увидела худого, слегка сутуловатого человека с прямыми безжизненными волосами цвета соломы, который прокладывал себе дорогу прямо к ним. Он был облачен в мрачный темно-коричневый костюм без малейшего намека на украшения – ни кружева, ни драгоценностей, которые могли бы смягчить общую суровость его облика.

Незнакомец остановился рядом с Энн и окинул ее пронизывающим взглядом. Лицо у него было бледное, почти бескровное, серые глаза казались прозрачными.

– Итак, ты наконец привез ее домой, Чарльз. – Его голос звучал тихо и вкрадчиво, как у женщины.

Чарльз сухо кивнул.

– Энн, это Эдмунд Блейк, управляющий отца.

Энн заставила себя улыбнуться и пробормотать какие-то слова приветствия, но инстинктивно не протянула ему руки. Ей почему-то неприятно было прикасаться к этому человеку. Продолжая изучать ее, Блейк как будто прочитал ее мысли – его тонкогубый рот искривился на одну сторону в язвительной улыбке.

– Вы, должно быть, устали с дороги, сударыня, – произнес он все так же тихо. – Извольте следовать за мной, я провожу вас в комнату, которую мы приготовили.

– Где отец? – спросил Чарльз. – Ему известно, что мы прибыли?

– Ваш отец осведомлен об этом. В настоящий момент он у себя в кабинете и просил его не беспокоить. Когда у него будет время, он с вами встретится.

Повернувшись на каблуках, Блейк направился к дверям, даже не оглянувшись. Бросив на Чарльза недоумевающий взгляд, Энн поспешила за ним через лабиринт переходов и лестниц. Он привел ее в просторную, удобно обставленную комнату; яркое солнце струило свет сквозь открытые окна. Одно из ее платьев, синее бархатное, под цвет глаз, лежало на кровати, а в алькове за занавеской уже ждала наполненная горячей водой ванна.

Вид знакомых вещей доставил Энн удовольствие. Ее серебряные щетки лежали на туалетном столике рядом со шкатулкой с драгоценностями; должно быть, все это было распаковано много недель назад. Энн улыбнулась, представив себе, как рассердился отец, увидев, что ее сундуки прибыли, а она сама – нет.

– Эта комната не столь великолепна, как некоторые другие в Рэнли, – объяснил Блейк, – но зато она более светлая благодаря высоким окнам. Мне показалось, что здесь достаточно тепло и без огня, но я могу приказать разжечь камин, если вам угодно.

– Спасибо, мне и так хорошо.

Их глаза опять встретились, и Энн невольно опустила ресницы: его въедливый, пронизывающий взгляд был ей неприятен.

– Я выбрал горничную, которая будет вам прислуживать, – продолжал Блейк. – Как мне доложили, она трудолюбива и прилежна, примерно ваша ровесница. Манеры довольно приятные, но если она вам не понравится, непременно дайте мне знать. Ваш отец ждет в своем кабинете, и я советую вам поторопиться с переодеванием, сударыня. Даю вам не больше получаса. – Безрадостная улыбка опять перекосила его лицо. – Его светлость не любит, когда его заставляют ждать. Не сомневаюсь, что вы об этом не забыли.

С этими словами странный управляющий удалился, и Энн вздохнула с облегчением. Очевидно, ей придется привыкать к этой сутулой фигуре и проницательным глазам…

Ее мрачные размышления были прерваны легким стуком в дверь, и на пороге появилась хрупкая девушка лет семнадцати, присевшая в робком реверансе.

– Извините за опоздание, госпожа. Управляющий послал за мной только сегодня утром, и я спешила, как могла, – выложила она единым духом, запыхавшись и глядя на Энн расширенными от испуга глазами. – Ой, – добавила она, вновь приседая в реверансе, – меня зовут Бесс, госпожа, и Эдмунд Блейк приказал мне вам прислуживать, если вы пожелаете.

Энн внимательно посмотрела на девушку. Ее блестящие каштановые волосы были аккуратно причесаны, свежее, по-деревенски румяное личико выглядело озабоченным.

– Я уверена, что мы с тобой подружимся, Бесс, – улыбнулась она. – Скажи, это ты распаковала мои вещи? Они придают комнате обжитой вид.

На щеках у горничной на миг появились прелестные ямочки, ее зеленые глаза блеснули в ответ на улыбку Энн.

– Да, госпожа. Я отгладила и развесила все ваши платья, разложила все так, чтобы вам было удобно… то есть я надеюсь, что все сделала правильно. Я раньше никогда не была горничной у знатной дамы, – робко призналась она, – и прошу вас, поправляйте меня, если я что-нибудь забуду.

Энн невесело усмехнулась.

– Твое первое задание будет нелегким, Бесс. Тебе предстоит привести меня в приличный вид, чтобы я могла предстать перед отцом не позже чем через полчаса. – Она оглядела свой грязный и смятый костюм для верховой езды, в котором ей пришлось пробыть последние четыре дня. – Боюсь, что это может оказаться непосильной задачей.

Бесс решительно тряхнула головой.

– Вот уж нет! Только не для меня. Не беспокойтесь, я живо управлюсь.

* * *

Ровно через полчаса Энн стояла у дверей в кабинет отца. Вот он, момент, которого она так долго боялась! Ей вдруг захотелось, чтобы Фрэнсис оказался рядом, но Энн сердито отбросила это непрошеное желание. «Никогда больше я не буду мечтать о нем – и вообще ни о ком!» – поклялась она себе. Ободрив себя этой мыслью, она распахнула дверь и вошла в комнату.

Роберт Рэндалл, пятый граф Гленкеннон, сидел за столом, заваленным кипами бумаг, и что-то писал. Он не поднял головы, когда она вошла. «Может быть, он не слыхал, как открылась дверь?» – подумала Энн, но Гленкеннон быстро положил конец ее трусливым поползновениям незаметно исчезнуть.

– Входи, дорогая, я сейчас освобожусь, – невозмутимо произнес он.

Деловито закончив письмо, отец посыпал его песком, запечатал и только после этого поднял на нее проницательный взгляд. Энн отметила про себя, что за последние три года он ничуть не изменился. В густых волнистых волосах золотисто-каштанового цвета не было ни единого седого волоска, лицо по-прежнему казалось холодным и бесстрастным, серые глаза смотрели на мир равнодушно и жестоко. Вот сейчас он хладнокровно изучал ее, очевидно, отмечая перемены, произошедшие в ней за три года. Должно быть, он остался доволен увиденным: на губах у него промелькнула призрачная улыбка, хотя холодное выражение глаз не изменилось.

– Итак, мы наконец снова встретились, – продолжал Гленкеннон. – А я уже было начал отчаиваться – думал, что никогда больше не увижу тебя в Рэнли. – Он снова придирчиво оглядел ее с головы до ног. – Ты изменилась с тех пор, как я в последний раз видел тебя, Энн, но я должен признать, что эти перемены тебе к лицу. Три года назад ты была всего лишь скромным бутоном, а сейчас я вижу перед собой распустившийся цветок. Не думал, что это возможно, но красотой ты превзошла даже свою мать. В твоем возрасте она была не так хороша, как ты сейчас.

– Я рада доставить вам удовольствие, сэр, – сухо откликнулась Энн. – Прошедшие годы и к вам отнеслись благосклонно.

– Благодарю на добром слове, Энн.

Гленкеннон поднялся, подошел к приставному столику, двигаясь с той плавной и вкрадчивой грацией, что так хорошо запомнилась ей, и наполнил два бокала вином из хрустального графина.

– Прошу тебя, присядь, моя дорогая. Мне как-то неловко, когда ты стоишь посреди комнаты, да и тебе, наверное, тоже.

Энн послушно села в кресло с высокой прямой спинкой и массивными резными подлокотниками. Гленкеннон подошел к ней с бокалом, и ей почему-то стало не по себе, когда она заметила, что темно-красное вино в точности совпадает по цвету с его бархатным камзолом. Этот цвет напоминал кровь, и она с содроганием вспомнила о его стремлении истребить всех Маклинов.