„Проѣздомъ въ Берлинъ, я пробыла нѣсколько дней въ Лейпцигѣ и могу сообщить тебѣ нѣсколько интересныхъ новостей о надворномъ совѣтникѣ и профессорѣ Брукъ. Этотъ человѣкъ неимовѣрно счастливъ, онъ съумѣлъ завоевать себѣ не только знаменитость и всеобщее обожаніе, но и сердце одной прекрасной графини. Меня даже увѣряли, будто онъ уже тайно обрученъ съ своей прелестною паціенткою, которую смѣлой операціей спасъ отъ вѣрной смерти. Говорятъ, что родители графини дали полное согласіе на этотъ бракъ, а блаженная тетушка Діаконусъ давно уже благословила своего дорогаго племянника. Я видѣла ее въ театрѣ, она сидѣла рядомъ съ обрученными съ мирнымъ, добродѣтельнымъ выраженіемъ лица и, какъ мнѣ показалось, въ нитяныхъ перчаткахъ. Его невѣста очень хороша, хотя похожа на размалеванную куклу, а онъ? Скажу тебѣ по секрету, бабушка, я искусала себѣ губы въ кровь отъ злости и досады, смотря на этого баловня счастія, на этотъ предметъ всеобщаго обожанія. Надо было видѣть съ какимъ спокойствіемъ и самоувѣренностью онъ стоялъ за стуломъ своей избранной графини, точно онъ и не имѣетъ понятія о слабости характера, безсовѣстный!

Передай Кети прилагаемую записку“.

На столѣ, между бумагами, дѣйствительно лежала запечатанная записка, съ адрессомъ: – „Кети Мангольдъ.“ Передъ глазами молодой дѣвушки кружились желтыя пятна и узенькій лоскутокъ бумаги дрожалъ въ ея сжатыхъ пальцахъ. Посланіе состояло всего изъ нѣсколькихъ словъ:

„Потрудись, пожалуйста, передать ввѣренное тебѣ кольцо графинѣ Витте, или, пожалуй, можешь бросить его въ рѣку, туда-же, гдѣ лежитъ другое. Флора“.

Прочитавъ эти строчки, Кети успокоилась, машинально разгладила записку и положила ее къ письму. Не графиня-ли Витте та гостья, для которой приготовляютъ комнату въ докторскомъ домѣ? Она энергично покачала красивою головкою, задумчивые каріе глаза заблестѣли лихорадочнымъ огнемъ и руки судорожно сжали тяжело дышавшую грудь. Была ли она достойна еще разъ взглянуть ему въ глаза, если-бы хоть на одну минуту усомнилась въ его честности? Вѣдь онъ сказалъ: „къ Святой я буду здѣсь.“ И навѣрно пріѣдетъ, и хотя бы самые краснорѣчивые люди увѣряли ее въ противномъ, она не повѣрила-бы этому, сердце говорило ей, что она любима, и что онъ сдержитъ свое обѣщаніе.

Радость и счастіе наполнили ея измученную душу, она живо подбѣжала къ угловому окну, что-бы хоть украдкой посмотрѣть на милый, дорогой домикъ, и что-же? Надъ верхушками деревьевъ развѣвался яркій, пестрый флагъ. Неужели гости уже пріѣхали? Не поспѣшить ли туда, что-бы обнять и прижать къ сердцу тетушку Діаконусъ? Нѣтъ, въ такомъ взволнованномъ состояніи никому нельзя было показаться на глаза; нужно было прежде согнать съ лица предательскій румянецъ и успокоить сильно бьющееся сердце, а иначе пришлось-бы, пожалуй, потерять расположеніе доброй старушки.

Кети снова подошла къ письменному столу; передъ нею лежала раскрытая счетная книга и шесть дѣловыхъ писемъ, на которыя нужно было отвѣтить какъ можно скорѣе, а внизу, на дворѣ послышался лай собакъ и скрипъ колесъ мельничной повозки, до верху нагруженной тяжелыми мѣшками; во всемъ этомъ было довольно прозы и суровой дѣйствительности.

Кети невольно оглянулась, – все спокойно стояло на своихъ прежнихъ мѣстахъ; на старыхъ стѣнахъ по прежнему висѣли лубочныя картинки, на диванѣ все также высоко громоздились пуховыя подушки, а въ простѣнкѣ между окнами, съ одинаковою чопорностью висѣли старинные часы, еле-еле шевеля тоненькимъ маятникомъ за потускнѣвшимъ стекломъ.

Нѣсколько успокоившись, она взяла листъ бумаги и написала: „Господину Шиллингу и К°, въ Гамбургъ“.

Но, Боже мой! какія это были каракули, вѣдь никто не въ состояніи этого прочесть! Отчаяніе овладѣло молодою дѣвушкою, она быстро провела рукою по пылающему лбу, такъ что каштановые локоны разлетѣлись по сторонамъ, обнаруживая узенькій, красный рубецъ надъ правою бровью.

Такимъ образомъ просидѣла она нѣсколько минутъ неподвижно, закрывъ глаза руками, какъ вдругъ легкій вѣтерокъ обдалъ ея разгоряченное лицо; Кети подняла голову и не вѣрила своимъ глазамъ – тамъ, на верхней ступенькѣ лѣстницы стоялъ онъ, улыбаясь и сіяя непритворною радостью свиданія.

„Брукъ!“ – Я такъ и думала, – воскликнула она съ восторгомъ и бросивъ перо, побѣжала къ нему навстрѣчу… Минуту спустя она лежала уже на его груди.

Въ сѣняхъ въ эту минуту показалась Сусанна и остановилась въ недоумѣніи, что-же это значитъ? Дверь была настежъ отворена, тогда какъ въ комнатахъ было далеко не жарко и при страшной дороговизнѣ дровъ, нужно было каждый день топить печи. А когда, подойдя къ двери, она увидѣла доктора Брука, крѣпко держащаго въ объятіяхъ ея молодую госпожу, кровь бросилась въ голову доброй старушкѣ, и на лбу показались крупныя капли пота. Боже мой! да вѣдь они не были женихомъ и невѣстою!

Осторожно подкралась она ближе, что-бы притворить дверь; но Кети замѣтила ее и внезапно покраснѣвъ, всѣми силами старалась высвободиться изъ рукъ Брука.

Докторъ засмѣялся непритворнымъ, веселымъ смѣхомъ и еще крѣпче прижалъ молодую дѣвушку къ своему сердцу.

– Ты хотя и добровольно пришла ко мнѣ, дорогая Кети, но я все еще не совсѣмъ довѣряю тебѣ, – сказалъ онъ.

– Я не такъ глупъ, чтобъ дать тебѣ время, снова превратиться въ сестру. Входите безъ церемоніи, дорогая Сусанна! – крикнулъ онъ, замѣтивъ присутствіе старой ключницы. – Я не могу возвратить ей свободы, прежде чѣмъ вы не подтвердите, что видите передъ собою мою невѣсту.

Сусанна отерла навернувшуюся слезу и поздравила свою барышню, потомъ она поспѣшила въ кухню, что-бы подѣлиться новостью со вдовою мельника Франца и вмѣстѣ съ нею посѣтовать надъ тѣмъ, что настаетъ конецъ хорошей жизни на мельницѣ.

Брукъ подошелъ къ письменному столу и торжественно захлопнулъ счетную книгу.

– Завтра Святая, – сказалъ онъ, – а потому карьера прекрасной мельничихи кончена. Съ какимъ нетерпѣніемъ я ждалъ окончанія срока, который самъ долженъ былъ назначить себѣ, что-бы не навсегда лишиться моего дорогаго сокровища. Ты не испытала терзаній, когда человѣкъ живетъ въ неизвѣстности и ежеминутно дрожитъ за счастіе всей своей жизни. Моимъ единственнымъ утѣшеніемъ были твои письма къ тѣтушкѣ. Какъ сдержанны, какъ холодны были твои короткія посланія, а между тѣмъ я все таки читалъ въ нихъ твою тайную любовь ко мнѣ! – Онъ схватилъ ея руку и притянулъ ее къ себѣ.

– А теперь, дорогая моя Кети, объясни мнѣ почему ты тогда хотѣла быть для меня только сестрою, зачѣмъ такъ упорно отталкивала отъ себя любовь и счастіе, и обрекла себя на одинокую, трудовую жизнь?

Онъ вдругъ замолкъ и яркая краска покрыла его лицо; глаза его остановились на запискѣ, крупный почеркъ которой былъ ему хорошо знакомъ.

Быстрымъ движеніемъ Кети закрыла бумагу рукою. Къ чему вспоминать объ этой отвратительной интригѣ? Теперь ничто болѣе не служило помѣхою ея счастію.

Однако докторъ настаялъ на своемъ и вытащилъ изъ подъ ея руки измятое письмо и записку.

– Между нами не должно быть секретовъ, – сказалъ онъ серьёзно.

Прочитавъ оба письма, Брукъ потребовалъ откровенной исповѣди и теперь только понялъ все, что выстрадала молодая дѣвушка, добровольно жертвовавшая своею будущностью для его свободы, для его счастія.

– А гдѣ-же прекрасная графиня Витте? Я думала, что она пріѣдетъ съ тетушкою и помѣстится въ вашемъ домѣ, въ комнатѣ для пріѣзжихъ, – спросила Кети, улыбаясь сквозь слёзы.

Брукъ засмѣялся.

– Я самъ расположился въ той комнатѣ, – возразилъ онъ. – Были причины, которыя заставили меня скрыть отъ тебя мой пріѣздъ. Что-же касается до молодой графини, то она дѣйствительно прожила въ нашемъ домѣ все время своей тяжкой болѣзни и только мнѣ обязана своимъ выздоровленіемъ. Недѣли черезъ двѣ ты познакомишься съ нею, такъ-какъ до того времени я надѣюсь вернуться въ Лейпцигъ съ моею дорогою женою, довольно ждать, мнѣ и безъ того эти семь мѣсяцевъ разлуки показались цѣлымъ столѣтіемъ. Ты согласишься вѣнчаться въ той маленькой церкви? – сказалъ онъ указывая на близь стоящую церковную колокольню. – Я всегда такъ любилъ это уединенное село.

– Я всюду послѣдую за тобой, – отвѣчала Кети тихимъ, взволнованнымъ голосомъ, – но позволь мнѣ прежде покончить съ дѣлами.

– Нѣтъ, дорогая моя, расходная книга закрыта, а Шиллингу и К° можетъ писать твой повѣренный Ленцъ.

– Хорошо, твои слова для меня законъ, – сказала Кети смѣясь. – Я отдамъ мельницу въ аренду трудолюбивому Ленцу, онъ съумѣетъ извлечь изъ нея хорошій доходъ.

Затѣмъ контора была заперта и Кети подъ руку съ Брукомъ вступила на ту тропинку, по которой ежедневно проходила, не смотря ни на какую непогоду. Сегодня вечеръ былъ восхитительный, и въ воздухѣ чувствовался легкій ароматъ распускающейся зелени. Пушистыя вѣтви склонившейся ивы ласково задѣвали за разгорѣвшіяся щеки молодой дѣвушки, а мягкій вечерній вѣтерокъ раздувалъ ея меленькія локоны; все было тихо кругомъ, только синеватая вода рѣки, медленно и тихо журча, неслась мимо молодыхъ, дрожащихъ прибрежныхъ кустарниковъ.

Впереди разстилался спокойный и величественный паркъ, на зеркальной поверхности пруда граціозно плавали бѣлоснѣжные лебеди, а надъ высокими деревьями парка развивался желто-голубой флагъ виллы – „господа“ были дома.

Что происходило въ эту минуту въ двухъ человѣческихъ сердцахъ, только что поклявшихся другъ другу въ вѣчной вѣрности и любви!

– А знаешь, Кети, говорятъ, что Морица видѣли въ Америкѣ? – шопотомъ сказалъ докторъ.

Молодая дѣвушка утвердительно кивнула головою. Теперь она разсказала ему, какъ работникъ съ рыжею бородою, за пять минутъ до ужаснаго взрыва, гналъ передъ собою двухъ козуль, чтобы избавить своихъ любимцевъ отъ мучительной, вѣрной смерти.

Наконецъ изъ за высокихъ деревьевъ показался и милый, старый домикъ; въ саду никого не было, только бѣлыя статуи таинственно выглядывали изъ за темной зелени кустовъ.