— Я не знала, однако, что он когда-либо пытался с кем-нибудь подружиться! — заметила Кетрин.

— Он был очень дружелюбен со мной. Надеюсь, что и вы не откажете мне в любезности.

— Разумеется, доктор Рэкингхэм. Ведь мы, в конце концов, единственные янки на этом корабле без кандалов.

— Мне подумалось, что, судя по акценту, вы родом из Новой Англии. Скажите мне, как получилось, что вы оказались в одной компании с мятежниками?

Кетрин в подробностях описала всю историю ее похищения, слушавшему ее с громадным интересом доктору. Он был ошеломлен ее рассказом.

— Но, дорогая моя, — сказал он, — это ужасно и возмутительно! Похитить благородную молодую леди! Должно быть, он сумасшедший!

— Нет, он всего лишь южанин, привыкший все делать по-своему.

— По виду, однако, он смахивает на джентльмена.

— Ну, это зависит от вашего понятия о джентльмене. Если, по-вашему, быть джентльменом означает лишь иметь учтивые манеры, то, да, его можно назвать джентльменом. Но если под этим словом подразумевать подлинное благородство разума и духа, то ему до джентльмена никогда не дотянуться.

— Страшное дело, — сказал доктор, покачав головой. — Он… он не причинил вам никакого вреда?

• — Он изнасиловал меня, если вы об этом спрашиваете, но он не бил меня и не пытал. Пожилой доктор был в шоке.

— Моя дорогая девочка, я даже не знаю, что и сказать.

— Едва ли здесь есть, о чем говорить. Надеюсь, это не заставит вас взять назад ваше предложение о дружбе?

— Нет, конечно, нет! Как вы могли подумать! Она криво усмехнулась.

— О, я думаю, что найдутся многие люди, которые сочтут, что позорно было для меня не совершить самоубийство.

— Сомневаюсь, что это часто случается в подобных положениях. Мое глубокое убеждение состоит в том, что есть предрассудки, которым не стоит слепо доверять. Не расстраивайтесь из-за того, что будут говорить люди. Какой-нибудь прекрасный молодой человек полюбит вас, и для него то, что случилось, не будет иметь никакого значения, кроме того, что его разгневит, когда он узнает, что кто-то вам причинил боль.

— О, в самом деле? — недоверчиво спросила Кетрин.

— Да, — он погладил ее руку. — Поверьте мне. Человек, который полюбит вас, не будет ставить это вам в укор. Возможно, даже в Хэмптоне проснется чувство долга джентльмена, и он женится на вас.

— Он? — ее слова прозвучали презрительно. — Да я ни за что на свете не выйду замуж за этого злодея! Пожалуйста, поговорим о чем-нибудь приятном.

— Хорошо. Вы случайно не играете в шахматы? Моим партнером был капитан Слоун, но теперь он в кандалах и сидит в трюме.

— О, да, я умею играть в шахматы.

— Отлично! Тогда мы с вами сможем скоротать наше время, играя в шахматы.

— Мне бы хотелось сыграть, доктор Рэкингхэм.

— Хорошо. Ну что ж, сейчас мне нужно идти. Этот холодный ветер насквозь продувает мои старые кости, и я должен спуститься в свою каюту.

— Я увижу вас завтра?

— Разумеется! И мы сможем сыграть нашу первую партию.

— С нетерпением буду ждать. До свидания, доктор.

— До свидания, мисс Девер! И не падайте духом!

— Мне уже лучше благодаря беседе с вами, — ответила она.

Она в самом деле почувствовала себя лучше. Знакомство и беседа с доктором, а также морской воздух оживили ее, возродили ее силы. Она прошлась по палубе, на каждом шагу чувствуя на себе заинтересованные взгляды. Ее лицо вспыхнуло, и хорошее настроение улетучилось, как не бывало.

Все моряки знают, подумала она. Они на самом деле знали и наблюдали за ней, искоса бросая на нее похотливые взгляды. Ей хотелось от стыда провалиться сквозь землю. Хуже всего было то, что, вальяжно прислонившись к борту, ее ожидал Хэмптон. Все будут наблюдать за их встречей, желая увидеть, как они разговаривают и как ведут себя по отношению друг к другу. Они увидят, как Хэмптон найдет сейчас, чем унизить ее еще.

Не говоря ни слова, Кетрин попыталась было обойти его, но он опередил ее, одним прыжком став сбоку от нее и предложив ей руку.

— Прогуливаетесь по палубе, мисс Девер? — вежливо спросил он, и на его лице опять появилась эта противная ухмылочка.

Не устраивая сцены, она отказаться от его руки не могла. Она довольно грубо взяла его под руку. Он накрыл ее голову своей огромной ладонью и погладил по голове, как маленькую девочку, он улыбался. Она вдруг поняла, что он умел быть чрезвычайно обаятельным, когда хотел. Его улыбка сейчас ее успокаивала и ободряла, а его глаза излучали теплоту.

— Вы пускаете в ход обаяние, чтобы произвести впечатление на следящих за нами ваших матросов? — едко поинтересовалась она.

— Нет, исключительно ради вас, дорогая леди! Вы же видите, что я снова пытаюсь затащить вас в свою постель.

Она попыталась высвободить свою руку, но он удержал ее.

— Вы невыносимы! Как будто вы должны заманивать меня!

— Ах, так вы подразумеваете, что сами не против?

— Вы прекрасно знаете, что я имею в виду! Зачем вам заманивать? Вы умеете заставлять!

— Только если не помогают уговоры, мисс Девер, — рассмеялся он.

— Вы свинья!

— Вы всегда так добры к своим поклонникам?

— Едва ли вас можно назвать моим поклонником.

— Вы, как всегда, правы, я не поклонник. Я ваш любовник.

— В самом деле, капитан, вы что, должны…

— Я получаю огромное удовольствие, когда вижу, как вы краснеете от смущения. Большую часть времени им слишком хорошо владеете собой.

— Пожалуйста, отведите меня назад в каюту.

— Разве вы не сделаете со мной еще один круг по палубе?

— Лучше бы я сюда вообще не поднималась, — скачала она приглушенным голосом.

— В чем дело, Кетрин?

— Мне так неудобно и стыдно! Все наблюдают за мной. Они знают, они все знают, неужели вы не видите?

— Кто-нибудь из них сказал тебе что-нибудь? — произнес он сурово.

— Нет, просто у них такой вид… Они знают, что вы сделали со мной. Они думают, что я… что я…

— Что ты что, Кетрин?

— Вы знаете!

— Нет, я не знаю. Я никогда не знаю, что ты думаешь.

— Что я дешевка, распутница, просто ваша законная добыча.

— Не говори ерунду! Ничего подобного они не думают.

— О, вы это совсем не замечаете!

— Замечаю, и я скажу тебе, что они думают. Они думают, что выглядишь ты, как симпатичная девушка-подросток с волосами, заплетенными в косички, будто девственница, ждущая своего часа. И они хотят тебя, и, вне всякого сомнения, размышляют о том, как ты выглядишь без одежды. Я знаю это, потому что это то, о чем думаю и я, когда вижу тебя. И они завидуют мне, потому что ты моя. И они очень жалеют, что не будут на моем месте сегодня ночью. И еще они думают, что должны сдерживать себя, потому что знают, что я протащу под килем любого, кто приблизится к тебе.

— И вы думаете, что это не должно меня смущать?

Он пожал плечами:

— Это удел всех красивых женщин.

— О, это уж слишком!

Он вопросительно посмотрел на нее, и она сказала:

— Едва ли я красива!

Хэмптон тихо рассмеялся:

— Глупышка! Ты можешь очень стараться не выглядеть красивой, но от меня ты этого не скроешь. Да и от многих других мужчин! Все дело было в том, что всю свою жизнь ты провела в обществе бостонцев, которые не умеют распознать красивую женщину, даже если на нее смотрят. Ну, ну, не кипятись! Это правда. Вместо сердец у жителей Новой Англии бухгалтерские книги. Я вижу твои волосы, твои глаза, твою кожу, твои груди, твои сочные и сладкие губы. А житель Бостона отложит на счетах, щелк, щелк, бизнес отца, щелк, щелк, драгоценности, дорогая одежда, щелк, щелк, какой большой у нее дом и сколько слуг, щелк, щелк. Разве это не правда?

Кетрин рассмеялась:

— Перестаньте! Вы ужасны.

— Я знаю, — сказал он с притворным раскаянием. — Нe лучше ли быть со мной, нежели сидеть в одной из гостиной Бостона, потягивать чай и говорить: «Да, тетя Пруденс, это страшно неприлично, что Сэлли Трокмортон вчера улыбнулась мужчине, которого до этого она встречала всего лишь шесть раз!»

— Имена моих тетушек — Амелия и Аманда, вовсе не Пруденс, — беззаботно сказала Кетрин.

— О Боже!

— Да, именно так. А мою маму звали Алисия.

Хэмптон усмехнулся:

— Откуда же у тебя такое красивое имя?

— Ну, имя моего отца такое же странное, как и у мамы — Джошуа. Мама сказала, что мое имя не должно начинаться или кончаться на «а». Папа сказал, что оно но должно звучать пуритански или встречаться в Старом Завете. Вот они и выбрали Кетрин. Дурное имя! Не могу представить, как только они догадались его выбрать.

— Почему же дурное?

В ее глазах заплясали веселые огоньки. Кетрин сказала:

— Это имя распутной русской царицы! И трех жен Генриха Восьмого тоже звали Кетрин, две из них были страшными грешницами, а третья — католичка! А хуже всего, что таково же было имя и любовницы Джона Гонга, прародителя Тюдоров.

— Внушительный список! — он улыбнулся. — Кажется, ты неплохо знаешь историю.

— Да, — сказала она просто. — Я нахожу ее интересной.

— Скажи мне тогда, а кто твой кумир?

— Елизаветта, королева Англии, — быстро ответила она.

— Я так и думал. Два сапога — пара.

— А кто ваш кумир?

— О, лорд Нельсон, я думаю. Еще сэр Фрэнсис Дрэйк.

— Это великие мореплаватели и флотоводцы, — признала их достоинства Кетрин. — А из правителей?

— Ну, я думаю, Эдвард Четвертый и Карл Второй, оба были казнены.

— Любители женщин, — фыркнула она.

— А что в том плохого? Случается, что мне самому нравятся женщины. К сожалению, люди как-то забывают о том вкладе, который эти любители женщин внесли в развитие своих стран. Но из всех королей больше всего я восхищаюсь Генрихом Вторым.

— Еще один распутник!

Он ухмыльнулся:

— Вероятно, это сопутствующий фактор величия.

— Это и заставляет вас восхищаться ими? Однако, должна признать, Генрих Второй ввел много усовершенствований в судебную систему.