— Кетрин, что-нибудь случилось? — встревожился лейтенант.

— Нет, только прошлым вечером, когда вы обосновывали причины, по которым хотели бы жениться на мне, вы так, и не сказали, входит ли в их число любовь.

— Кетрин, как вы можете сомневаться в этом! — воскликнул он потрясенным голосом. — Мой Бог, я люблю вас! Я почитаю и боготворю вас! Вы должны это знать!

Слегка колеблясь, он потянулся к ней и осторожно окружил ее лицо своими ладонями, а затем наклонился поцеловать ее. Губы его были твердыми и теплыми, а его поцелуй кратким. Кетрин почувствовала, как в ней шевельнулось разочарование. Разве таким и должен быть поцелуй мужа? Неужели именно это Бетси имела в виду, когда говорила о том, что поцелуи ее мужа заменят ей поцелуи Хэмптона? Но это же совсем не такой поцелуй!

— Не думаете ли вы, что мы могли бы пожениться до моего отплытия? — спросил он.

— Но, лейтенант… то есть, Уильям, осталось всего четыре дня! Наверное, не смогли бы…

— Знаю, знаю, — вздохнул он, — я не могу надеяться на столь скорую свадьбу! Посмотрите, я принес ваше обручальное кольцо.

Он вынул из кармана золотое колечко.

— Это не свадебное кольцо, а кольцо, которое надевают в знак помолвки. Оно принадлежало моей бабушке. Надеюсь, оно вам понравится. Если же нет, я могу…

— Оно мне нравится! Оно прелестно! — Кетрин надела его на свой палец.

Это было простое, узкое золотое кольцо с ониксом квадратной формы в оправе. Очень простое. Но выглядело оно великолепно на ее тонких изящных пальцах. Внезапно у нее к горлу подкатили слезы.

Глава 5

Как и следовало ожидать, тетушка Амелия была в шоке. Она восприняла известие о помолвке племянницы с застывшей бессмысленной улыбкой и, как только новоиспеченный жених отбыл, распростерлась на кушетке в гостиной в приступе истерики.

— Кетрин, что же мне делать? — жалобно причитала она.

Кетрин, хмуро ходившая из угла в угол, сказала:

— Ох, да замолчите вы, тетушка! У меня от вас разболелась голова. Что вы имеете в виду, когда спрашиваете, что вам делать? Только вдумайтесь, ведь теперь вы сможете управлять этим домом.

— Аманда умрет! Она скажет, что я никогда не могла повлиять на тебя, и так оно и было. Она скажет, что никто из ее дочерей не сделал бы подобного шага.

— Ну и ладно, я ведь не ее дочка! А если бы и была ее дочерью, то не позволила бы ей меня запугивать, как этих простофиль и как она запугивает вас.

— Кетрин, пожалуйста! Принеси мою нюхательную соль! Я полагаю, что сейчас упаду в обморок, а если и не упаду, то меня ждет приступ ипохондрии.

— Какая чушь! Помолвлена я, и уж если у кого и есть право погрузиться в ипохондрию, так это у меня.

— Да у тебя за всю твою жизнь никогда не было ни одного приступа ипохондрии!

— Конечно, не было!

— Это не идет настоящей леди! У настоящей леди иногда бывает ипохондрия.

— Ради всех святых, тетушка, порой вы доводите меня до того, что мне хочется ругаться на вас так, как мистер Макферсон ругается на своих рабочих.

Ее робкая тетушка разразилась бурными слезами.

— О, Кетрин! Я вовсе не хотела рассердить тебя. Просто это ошибка, он ведь ниже тебя происхождением.

Кетрин подошла к окну и стала смотреть на улицу, рассеянно вертя кольцо на пальце. Низ живота у нее сводило от холодного и липкого неприятного чувства — что, если она все-таки поступила неправильно? Ведь теперь она связана с Перкинсом навечно. Эта беспредельность времени бросила ее в дрожь. Было бы куда приятней и привычнее провести всю оставшуюся жизнь здесь, в кругу своей семьи и знакомых с детства предметов, всего, что она любила. Ну, а Перкинс был, по сути, чужаком, незнакомцем, а она только что связала себя обетом прожить с ним все дни, которые отведет ей Господь.

— Его семья — сборище незначительных людишек из Нантакета! А ты могла бы выйти замуж за мистера Стифенса!

— Я не хотела за мистера Стифенса!

— Почему тебе обязательно нужно было так спешить? Неужели вы не могли подождать и объявить о помолвке после его возвращения из плавания?

— Ему хотелось знать вполне определенно, что мы помолвлены, перед тем как он уйдет в море.

— Ну что ж, мы можем, по крайней мере, подождать с устройством самой помолвки, пока он не вернется. И до той поры все это будет неофициально, у тебя сохранится шанс изменить свое решение.

Бедная тетушка, как, всегда неверно оценив ситуацию, сказала не то, что следовало. Упрямые огоньки зажглись в глазах ее племянницы.

— В самом деле? — резким ироничным тоном переспросила Кетрин. — Ладно, мы устроим официальную помолвку до того, как его корабль уйдет в море.

Амелия начала обмахивать себя носовым платком, словно веером.

— Но, дорогая моя, подумай! Он отплывает через четыре дня! Мы же не сможем подготовить бал в такой короткий срок!

— И не нужен бал! Будет небольшой званый обед для семьи и друзей. В конце концов, он сейчас в трауре.

Тетушка мгновенно ухватилась за эту соломинку.

— Но нельзя устраивать помолвку, пока он скорбит по усопшему отцу!

— О, тетя Амелия, идет война! Если бы все ждали, пока окончится траур, то давно бы уже не было ни балов, ни вечеринок, ни свадеб. Я намереваюсь выйти за него замуж, как только он вернется, поэтому мы должны сейчас устроить официальную помолвку.

— Но, Кетрин, — в голосе ее тети чувствовалось глубокое потрясение, — ты же не хочешь сказать, что ваша помолвка не будет длиться полный год! Так не положено!

— Меня до смерти тошнит от всех этих слов, — Котрин начинала выходить из себя. — Откройте свои глаза, тетя Амелия! Люди умирают тысячами. Церемонии потеряли всякое значение. Какой смысл выжидать положенное время, если вашего жениха к тому времени могут убить? Я собираюсь выйти замуж за Уильяма после его возвращения, будь это через год, через шесть месяцев или через три недели, и это мое последнее слово! Я отказываюсь дальше обсуждать этот вопрос!

— О, Кетрин! — простонала ее тетя.

* * *

Кетрин не ходила на работу до конца недели. Во-первых, ее жених навещал ее каждый день, а во-вторых, у нее было много хлопот, связанных с подготовкой церемонии помолвки. Ей нужно было написать и разослать приглашения, и все это без помощи тети, которая слегла в постель, разбитая неожиданным горем. Портниха Кетрин уже шила ей платье для помолвки. Заказ был срочным, и Кетрин должна была постоянно находиться возле портнихи для примерок. Педжин не прекращала своих экспериментов с новыми прическами, пока не изловчилась изобрести такую, которая была бы достаточна красива и элегантна для любой невесты и в меру скромна и неброска с точки зрения Кетрин.

Главной заботой Кетрин, однако, было само торжество. Она сделала выбор в пользу званого обеда, на котором должно было присутствовать человек пятьдесят родных и знакомых. Необходимо было украсить комнату для танцев, внести столы и стулья, заказать цветы, продумать кушанья и закуски, а также очередность блюд, и все это в условиях военного времени, когда не хватало многих вещей. К тому же, Кетрин приходилось то и дело принимать тетушку Аманду Миллер, визиты которой шли непрестанной чередой. Она пыталась помешать помолвке.

Тетя Амелия, конечно же, немедленно уведомила обо всем свою сестру, и та явилась на следующий день, ощетинившись, как еж. Разбушевавшись не на шутку, она, в конце концов, ушла, так и не добившись толку, но не сдалась. Время от времени она возвращалась, чтобы испробовать новую тактику или повторить старую. Кетрин либо слушала ее, пока у нее от ярости не бледнели губы, либо тоже устраивала ответный скандал.

Последний визит Аманды, состоявшийся в самый день помолвки перед началом торжества, превратился в решающую схватку. У Кетрин и без того уже сдавали нервы, и она порядком устала от приготовлений, и потому не прошло и нескольких минут, как ее самообладание дало трещину.

— После всего, что Амелия и я сделали для тебя, ты решила отплатить своей семье гнуснейшим образом, неблагодарная девчонка! — отдав дань своей обычной волынке насчет низкого общественного положения семьи Перкинса и ее неважной материальной обеспеченности, тетя Аманда принялась выть, вернее, ее плач был так похож на вой, что трудно было не назвать его воем.

— Я бы не сказала, что иду наперекор семье, тетя Аманда. Отец одобряет мой брак.

Пренебрежительным жестом руки Аманда отмела мнение отца как малозначительное.

— Что же касается того, что вы и тетя Амелия сделали для меня, — продолжила Кетрин, — то на самом деле мне очень трудно припомнить, что же вы все-таки для меня сделали. Где они, все эти ваши добрые дела, которыми вы так кичитесь и которыми постоянно меня попрекаете? Вы, тетя Аманда, навязали мне на шею суетливую глупую плаксу, которая хуже, чем бесполезный лодырь. Вы постоянно критиковали меня и давали свои непрошенные советы. Вы пытались всучить мне в мужья вашего сына. Поверьте, мне было бы гораздо лучше и легче без вашей помощи!

— Кетрин, да как ты смеешь так разговаривать с сестрой твоей матери! Меня никто так не обижал за всю мою жизнь! Ты всегда была упрямым, бессердечным ребенком и никогда не уважала старших. Ни капли сострадания к нашим оскорбленным чувствам! Как я смогу снова появиться в обществе с гордо поднятой головой, если ты выйдешь замуж за какого-то безродного, без гроша в кармане Перкинса?

Впав в бешенство, Кетрин схватила то, что стояло ближе всего к ней, изящную хрустальную вазу, и с размаху бросила ее об стену. Ваза разбилась вдребезги, разлетевшись на мелкие кусочки, и ее звон еще более распалил Кетрин.

— Я не могу больше это терпеть! — загремела она. — Лейтенант Перкинс станет моим мужем, и я не хочу слышать ни единого слова против него! Я привыкла к той ругани, которой вы осыпаете меня, но я отказываюсь слушать, как вы поносите лейтенанта Перкинса! Если вы не можете удержаться от этого, тетя, тогда я вынуждена просить вас больше не появляться в этом доме.