— Я рад, что вы приняли подарок. Некоторые женщины, наверное, упали бы в обморок при виде пистолета.

— Как видите, я не слабонервна, — рассмеялась Кетрин.

— Как! Да это же лейтенант Перкинс! — послышался с порога голос тети Амелии.

Кетрин скорчила недовольную гримасу и повернулась.

— Добрый вечер, тетушка!

Она спокойно и незаметно опустила пистолет в карман своей юбки.

— Вы, должно быть, сочли меня неучтивой за то, что я не вышла к вам, когда вы приехали, — сказала Амелия, послав в сторону своей племянницы весьма неодобрительный взгляд, — но слуги не сообщили мне о вашем прибытии.

— Прошу прощения, мисс Фритэм. Я пришел, чтобы извиниться перед вами и вашей племянницей за то, что перестал к вам заходить. В связи со смертью моего отца мне пришлось срочно отбыть в Нантакет.

— Как это печально, лейтенант! — недовольство Амелии сразу же уступило место готовности выразить свое самое глубокое соболезнование.

Наконец-то ей представилась возможность оседлать своего любимого конька — разговоры о смерти и похоронах, и она погрузилась в стихию выражений сочувствия.

В конце концов, Кетрин удалось остановить поток скорбных слов, безостановочно извергавшихся изо рта тетушки, сказав:

— Тетя, боюсь, мы слишком долго задерживаем лейтенанта Перкинса. Я знаю, ему нужно возвращаться в морской штаб.

Лейтенант благодарно посмотрел на нее и уловил намек.

— Да, боюсь, я должен идти. Надеюсь, скоро мне опять представится случай навестить вас.

— Когда бы вы не зашли, вы всегда будете желанным гостем, — сказала Кетрин и добавила: — Лейтенант Перкинс, мне понятно, что вы скорбите по усопшему отцу и носите траур, но, возможно, вы зайдете к нам на обед как-нибудь вечером? Неофициально, конечно. Все будет по-семейному.

— Благодарю вас. Мне бы очень хотелось воспользоваться вашим приглашением.

— Отлично. Тогда, скажем, в среду, идет? Мы обедаем обычно в семь.

— Я буду обязательно.

На лице тети Амелии появилось выражение тревоги, и после того, как гость их покинул, она повернулась к Кетрин в волнении:

— О, Кетрин, тебе не следовало этого делать!

— Почему?

— Ну… потому что он в трауре!

— Господи всемогущий, так что, если кто в трауре, так, значит, он становится изгоем? А я-то подумала было, что ему станет легче, если он проведет вечер с друзьями, а не наедине со своим горем!

— Да, но может показаться, что он тебе ближе, чем…

— Чем кто? Он и на самом деле мне ближе, чем кто-либо другой. Я считаю лейтенанта Перкинса своим другом.

— О, дорогая, но что скажет Аманда? — в страхе сжалась Амелия.

— А почему она должна что-либо говорить? Какое это имеет к ней отношение?

— Она же твоя тетя!

— Это верно, но она мне не мать! И нет никакой необходимости ей знать все, что я делаю, точно так же, как мне нет необходимости выслушивать ее мнение.

— А что скажет твой отец?

— Наверное, он скажет: «Великолепно!» Ему нравится лейтенант.

Кетрин покинула гостиную. Вес пистолета в ее кармане давал ей приятное чувство уверенности, на мгновение ее губы изогнулись в улыбке. Вне всякого сомнения, этот отвратительный тип Хэмптон думает, что победил. Как приятно будет увидеть удивленное выражение на его лице.

* * *

— Позвольте мне сделать вам другую прическу сегодня, мэм, — просительным тоном произнесла Пег, расчесывая волосы Кетрин на следующее утро.

Она с удовлетворением заметила перемену в настроении Кетрин, и в нее вселилась непоколебимая уверенность, что ее хозяйка влюблена в этого серьезного лейтенанта. Педжин решила сделать все возможное, чтобы помочь Кетрин заполучить его. Если бы только ей удалось убедить Кетрин обращать больше внимания на свою внешность!

— Зачем, Пегги?

— Просто, чтобы выглядеть по-другому! Немного больше спустим волосы на лоб, мисс Кейт, может быть, добавим пару локонов сбоку…

— Педжин, я же не молоденькая девушка! Мне двадцать четыре года, и не могу я ходить с какими-то легкомысленными локонами на своей голове!

— О, мисс! Вы ведь никогда не пробовали сделать другую прическу! А с этой вы похожи на старую деву!

— Вот как? — Кетрин слегка улыбнулась. — А я и есть старая дева, Педжин!

— Нет, вы будете выглядеть по-другому, если хоть чуть-чуть постараетесь!

Педжин скорчила недовольную рожицу, но, все-таки, затянула волосы Кетрин в строгий узел.

— Кстати, Педжин, тебе нужно кое-что для меня сделать.

— Что, мисс?

— Возьми мои муфты и внутри каждой из них сделай маленький кармашек, примерно вот такого размера, — она показала размер руками.

— Да, мисс, — глаза Педжин сверкнули: никаких сомнений, кармашки предназначены для тайных любовных посланий.

* * *

Отправляясь с отцом в контору, Кетрин почувствовала, как ее сердце забилось. Несмотря на пистолет, она все еще побаивалась капитана, но ее смелость возвращалась к ней, и Кетрин с нетерпением ждала встречи, она была уверена, что не отступит.

* * *

— Капитан, ваша леди вернулась, — прошептал мичман Фортнер, плюхнув на землю рядом с Хэмптоном ящик с гвоздями.

Хэмптон поднял бровь и улыбнулся:

— В самом деле? Стало быть, она выздоровела.

— Если хотите знать мое мнение, сэр…

— Не хочу!

Фортнер ухмыльнулся и, как ни в чем не бывало, продолжил:

— Эта маленькая рыжая плутовка стоит двух таких мисс Девер.

— Фортнер, легко определить, что вы родом из Саванны, у вас нет надлежащего воспитания и вкуса, — насмешливо сказал капитан.

— Ну что ж, я могу допустить, что ваша леди больше смахивает на девушку из Чарльстона, чем из Саванны, но я впервые вижу, чтобы у бостонской девушки лицо было более надменным и заносчивым, чем у любой леди из Чарльстона, — возразил молодой человек.

Хэмптон засмеялся:

— Мой мальчик, я тебе кое-что могу рассказать. У меня ведь на десять лет побольше опыта, чем у тебя, и я выяснил, что подлинная красота — в строении костей. Посмотри на эту девушку, мисс Девер, ее лицо как будто вышло из-под резца античного скульптора.

— Да, такое же холодное, как мрамор!

— А вот здесь уже в тебе говорит недостаток воображения! Всегда следует представить себе, как та или иная женщина будет выглядеть в постели. Твоя маленькая ирландская девчонка будет такой же, как и вне постели, хорошенькой и смешливой. Но я рисую себе свой выбор, с распущенными волосами, без одежды, с лицом, полным страсти. Все, что нужно, понимаешь ли, — это оживить этот образ, разбудить его к жизни, — он дьявольски усмехнулся. — А для этого требуется настоящий мужчина!

— Полагаю, вы?

— Конечно!

— Вы двое! — внезапно расколол воздух сухой, надтреснутый голос. — А ну, хватит болтать! Живо за работу!

— Долг зовет, — сказал Фортнер. — Желаю вам удачи с вашей леди!

Хэмптон вновь стал забивать молотком гвозди, почувствовав себя в приподнятом настроении. Итак, она здесь! У нее хватило духа вернуться, надо отдать ей должное! Он был рад. За последнюю пару дней он стал опасаться, что испуг подействовал на нее слишком сильно. Но скорей всего, она применила обычную женскую хитрость, решив наказать его своим отсутствием. Как только женщины забираются в ваше сердце, так сразу начинают мучить вас, дразнить, кокетничать, зажигать к нас страсть, а затем отступать. Если бы вы находились и их власти, из каприза они обязательно приказали бы нас выстегать плетьми.

Он не собирался поддаваться на такого рода приемы и трюки. Но и запугать ее он не намеревался. Он хотел ее. Ему пришлось весь день призывать на помощь себе всю свою выдержку, чтобы не пойти и не овладеть ею прямо там, в конторе, несмотря на опасность.

Ни одна женщина не смогла еще покорить его сердце, он считал всех их тщеславными и глупыми созданиями, но в то же время находил эту другую половину рода человеческого вполне забавной, восхитительной и способной доставлять усладу мужчинам. Их общество и тела приносили ему подлинное наслаждение, и последние несколько месяцев его жизни были для него тяжелым испытанием. Периоды полового воздержания были ему привычны, таков удел мореплавателя. Но теперь вслед за месяцами, проведенными в море, последовали месяцы заточения в тюрьме, и это наполнило его тело голодом, заставило страстно желать женщину.

Когда она впервые на его глазах вышла из экипажа в тот день и он увидел эти странные золотистые глаза, на его накатила волна такой сильной страсти, что он почти что застонал вслух. С тех пор она постоянно посещала, преследовала его мысли, сон. Она была прелестна, даже ее некрасивая прическа и темные одежды не могли скрыть это, и при одном лишь ее виде у него по телу пробегала дрожь, доставлявшая ему наслаждение и боль одновременно.

Когда его бросили в ту дыру, со спиной — кровоточащей раной, и морили его две недели голодом, думы о ней помогли ему не сойти с ума, поддержали в нем волю. И вместе с тем он проклинал ее за то, что из-за нее его поместили в карцер, и мысленно раздевал ее и овладевал ею бесчисленное число раз.

Мысленно он рисовал себе ее глаза, темно-золотые, наполненные желанием, ее широкий рот с мягкими, возбуждающими губами, ее тело под его руками, обнаженное и блестящее, ее волосы цвета спелого меда, рассыпавшиеся водопадом по подушке. Он чувствовал ее бедра, двигающиеся в такт его бедрам, и слышал ее тихие страстные стоны.

То, что произошло три дня назад, заставило его желать ее еще сильнее. Какими полными и мягкими были ее груди под его пальцами, как опьянял запах ее тела, какими сладкими казались ее никем еще не целованные губы. Он до боли хотел обладать ею, разбудить ее неопытное тело, растопить ее ледяную надменность, быть ее наставником в искусстве любви. Но придется ему обождать, пока не наступит время и не найдется укромное местечко для любви. Нужно ждать, когда наступит время для побега.

Мэтью Хэмптон был не из тех, кто мог бы пересидеть войну во вражеской тюрьме в ожидании обмена пленными. С того самого момента, как его взяли в плен, он постоянно думал о побеге, и работа, которой теперь его заставили заниматься, предоставила ему замечательную возможность. Хотя из его экипажа с ним остался лишь смуглый похожий на обезьяну Пелджо, Хэмптон приступил к формированию своей команды из людей, что были рядом. Он осторожно знакомился с ними, вынося о них суждения, убеждался, что никто из них не станет доносчиком, и предлагал бежать. Прапорщика Фортнера, горячего и отважного патриота Юга, легко было завербовать себе в союзники. Пелджо был образцом верности капитану. Что касается других — ну что ж, Хэмптону доводилось плавать и с лучшими экипажами, но все эти люди ясно выразили свое желание бежать, и с каждым днем они становились все более сплоченной командой, которая признавала в нем своего законного вожака. Конечно, их навыки оставляли желать лучшего, и у него не было представления, как они поведут себя в бою, но ведь новый экипаж корабля не набирают в тюрьме, так что выбора у него большого не было.