Нет! Она должна найти выход. Пробраться в Бургундию. Даже если ее семья не захочет или не сможет помочь, верный управляющий делами отца, Вальдо, не сможет отказать ей в убежище. Итак, нужно бежать. И сейчас – благоприятный момент. Николетт медленно повернулась на другой бок, стараясь не шуршать соломой. В комнате было тихо. Присев на краю постели, она прислушалась к мерному дыханию спящих мужчин. Бесшумно, почти не веря, что способна передвигаться тихо, будто мышка, подобралась к окну.

Деревянный ставень скрипнул, когда она открыла окно. Но ее решительность не уменьшилась. Лунный свет проник в комнату. Николетт затаила дыхание, опасаясь, что мужчины проснутся. Сердце стучало, как барабан. Казалось, именно этот звук разбудит спящих. Бросив взгляд на Лэра, она не увидела никакого движения.

Двор за низким окном был залит лунным светом. Николетт взобралась на подоконник и благополучно спустилась на землю. Приподняв юбки, тихо скользнула в холодную ночную мглу. Легкий туман серебрился и поблескивал, окутывая предметы. Тишина – ни звука, ни движения.

Николетт направилась к конюшне. Еще по прибытии в замок она заметила в крепостной стене рядом с конюшней ворота. Чтобы ее бегство увенчалось успехом, ей нужна лошадь.


Несколько минут спустя Альбер Друэ проснулся. Приподняв голову, полусонным взглядом осмотрел комнату. Переполненный желудок заставил встать, хотя вылезать из-под одеяла не хотелось. Поскольку найти в темноте горшок было трудновато, Альбер решил воспользоваться окном. То, что его ставни были открыты, поначалу не вызвало никакого удивления.

Только повернувшись и увидев пустую кровать пленницы, Альбер бросился к своему хозяину с криком:

– Она сбежала! Сир! Сир! Она сбежала!

Альбер тряс хозяина за плечо довольно энергично. Лэр заворочался, ничего не понимая и ощущая только сильную головную боль. Неуверенно встал в полудреме, оглядывая комнату. Пустая постель Николетт, открытое окно и холодный ночной воздух, наполнявший комнату, не оставляли сомнений… Лэр тут же протрезвел.

Глаза Альбера в лунном свете казались широко раскрытыми, как у ребенка.

– Позвать сержанта? – встревоженно спросил он.

– Нет! – сказал Лэр. – Нет! – он понизил голос, тяжело опустился на постель. Голова раскалывалась, рот, казалось, был набит тряпками. Пошарив на полу, нашел сапоги, сунул в них ноги. Может быть, пленнице помогла бежать очаровательная Адель?

– Что за хитрая кошка! – пробормотал он, направляясь к окну. Альбер рванулся к двери.

– Ты куда? – окликнул его Лэр и, не дождавшись ответа, перекинул ногу через подоконник.

До Альбера наконец дошло, что выйти через окно быстрее. Он бросился вслед за хозяином и через пару мгновений тоже очутился во дворе. Они быстро побежали к конюшне, оглядывая залитый лунным светом двор.

В это время Николетт удалось приоткрыть тяжелую дверь конюшни. Легкая, словно пушинка, она скользнула внутрь. Пахло сеном, конским потом, навозом. Глаза, привыкнув к темноте, различили дверцу ближайшего стойла.

Она замерла, прислушиваясь. Только шорох сена и хрумканье лошадей. Набравшись мужества, Николетт на цыпочках направилась к стойлу. Лошадь встрепенулась, встревоженным глазом посмотрела на пришелицу, пренебрежительно фыркнула.


Лэр и Альбер услышали голоса. Наверное, сержант и его солдаты. Если они узнают о происшедшем, де Фонтена могут признать неспособным выполнять свою задачу.

Лэр похолодел, представив, что произойдет, если пленница убежит. Дядя де Фонтена сделал все возможное, чтобы спасти племянника от виселицы. Но теперь гнев короля доберется до всех.

Задняя дверь конюшни была чуть-чуть приоткрыта. Как раз настолько, чтобы проскользнуть хрупкой фигурке. Шепотом Лэр послал Альбера к главному входу. Сам же постоял у приоткрытой двери, затем вошел.

Пальцы Николетт боролись с лошадиной упряжью. Неожиданно конь шарахнулся в сторону, вздернул голову.

– Тише, тише! – умоляла она шепотом, пытаясь накинуть узду, но лошадь продолжала пятиться. Николетт не услышала шагов и не заметила тень за своей спиной, но запах вина достиг ее ноздрей. Нет, не тот аромат, который исходит от кувшина, а кислый, одурманивающий запах перегара, который она успела ощутить еще до бегства. Сердце чуть не выскочило из груди. Не успела она повернуться, как широкая ладонь закрыла ей рот. Встревоженная лошадь заржала, вздрогнули перегородки стойла. Кусающуюся Николетт подтащили к куче сена возле стены. С ужасом она ощутила, что лежит на спине, прямо над ней, прижимая к земле, нависает Лэр.

В этот момент Симон Карл в сопровождении двух солдат шел по направлению к конюшне. Один солдат нес фонарь. Карл остановился у поилки для лошадей, сняв шлем, зачерпнул ледяной воды. Выпил несколько жадных глотков. Внутри все горело, в горле пересохло, как в пустыне. Резко дернувшись, он надел шлем, выливая остатки воды себе на голову. Затем отряхнулся, как собака.

– Что вы стоите? – закричал он, когда увидел, что слуги тоже остановились у поилки. – Седлайте лошадей!

Два подвыпивших спутника Карла, словно опасаясь, что через секунду их разъяренный хозяин отделит их головы от туловищ, бросились в конюшню.

Альбер, замерший у двери внутри конюшни, услышал голоса и спрятался за кучей сена. В дверь ввалились двое пьяных мужчин. Фонарь в руке одного раскачивался прямо над головой Альбера. Юноша вжался в сено.

Лэр тоже услышал голоса и с удвоенной силой попытался утихомирить Николетт, которая брыкалась и царапалась, извиваясь, как угорь. Ей казалось, что она все глубже погружается в сено. В отчаянии Николетт укусила Лэра за большой палец. Ему хотелось взвыть от боли, но удалось подавить крик. И он не ослабил хватку. Навалившись на нее всем телом, он прошептал в самое ухо:

– Прекрати кусаться! Я не испытываю к тебе злобы, но клянусь, что перережу глотку, если не перестанешь кусаться!


Альбер широко раскрытыми глазами смотрел за вошедшими. Затем, не сводя глаз с мужчин, пополз в заднюю часть конюшни. Но неожиданно в свете фонаря блеснула рукоять меча одного из солдат. Изящный орнамент на серебряной поверхности. Такой же, как на ноже, который убийца оставил в аббатстве. Альбер замер на месте, пытаясь в неровном свете разглядеть лицо человека с мечом. В этот миг дверь вновь с шумом распахнулась, и в конюшню ввалился Симон Карл, чертыхаясь во весь голос.

Вжатая в сено, Николетт отпустила палец Лэра. Отвернувшись, она прошипела:

– От вас несет перегаром!

В ответ он закрыл ее рот рукой.

– Вы начнете хуже думать обо мне, если не успокоитесь!

Шаги приближались. Неожиданно Лэр раздвинул ноги Николетт и поставил свое колено между ее мягкими белыми бедрами. Она вновь забилась в его руках, впиваясь зубами в ладонь.

Симон Карл принял приглушенные звуки борьбы за крики удовольствия. Он оглянулся на звук, веки покрасневших глаз приподнялись.

– Кто здесь?

При виде сцены, представшей перед его глазами – благородный рыцарь среди сена, а под ним – какая-то служанка, Карл разразился похабным хохотом. Смех усилился, когда Лэр оторвался от своего занятия и с довольной улыбкой помахал Симону рукой в знак приветствия.

Николетт в изнеможении прекратила борьбу. Она не знала, кто издает этот жуткий смех, но неожиданно поняла, что последствия ее неудачного побега могут быть самыми печальными. Уж пусть лучше ее тюремщиком будет Лэр де Фонтен. Мысль о том, что его заменят на этого пошлого сержанта или кого-то в этом роде, ужаснула ее.

– Мои извинения, – Карл икнул от смеха и отвернулся. – А вы, оказывается, парень не промах. Вроде меня. Ха! Совсем не промах!

Лэр молча смотрел, как тот удаляется. Когда спина Симона скрылась за перегородкой, Лэр рывком поставил Николетт на ноги и потащил за собой из конюшни.

Альбер подождал, пока Симон Карл и его два спутника начнут седлать коней, и незаметно выскользнул из конюшни. Не успел он облегченно вздохнуть, как увидел во дворе сержанта и его солдат, тоже направляющихся к конюшне. Альбер пригнул голову и бесшумно прокрался к открытому окну в комнате для приезжих.

В конюшне Карл и его спутники все еще продолжали хохотать, когда появился сержант со своими солдатами. Вновь прибывшим в деталях описали забавную сцену в сене. Хохот стал еще громче…


– Я видел меч, – сказал Альбер шепотом. – Клянусь, сир.

Лэр внимательно выслушал юношу, потом направился к конюшне, но Карл и его спутники уже ускакали.

Альбер так и не разглядел лицо человека, к поясу которого был пристегнут меч. Лэр тоже мало что помнил. Если Альбер не ошибался, скорее всего, он просидел с этим человеком за одним столом весь вечер. Честно говоря, де Фонтен не помнил никого из спутников Карла в лицо. Яблочное вино вышибло из памяти все детали. Он только помнил, что люди были молодые. Один, кажется, с большим носом…

Пора было готовиться к отъезду. Альбер подвел притихшую Николетт, одетую в балахон, к ее лошади. Николетт надеялась, что ей удастся поблагодарить хозяев замка за гостеприимство, но к Супругам Кашо Лэр отправился один. Он обнаружил Франсуа лежащим на кушетке в зале. Глаза Кашо были весьма утомленными, но держался он бодро.

– Как хорошо мы провели время, – сказал он, помигивая покрасневшими глазами.

Лэру ничего не оставалось, как согласиться. Но все же он подумал: если удовольствие можно измерить волнениями и тревогами, то трудно вспомнить ночь в его жизни, равную прошедшей.

– Мой друг, – начал Кашо. – Если я вам понадоблюсь, известите меня. Может быть, мы вместе сможем положить конец беззакониям. Я всегда готов быть вашим союзником.

Лэр пожал руку хозяину замка.

– Я в неоплатном долгу у вас, монсеньор. Ваше гостеприимство бесценно. Буду рад видеть вас у себя в Гайяре.

Адель, стоящая рядом с кушеткой, на которой лежал муж, улыбалась.

– Доброго пути! Мое сердце спокойно, если только вы будете тюремщиком молодой леди… Вы – благородный человек.