— Я была бы только рада столкнуться нос к носу с привидением. Каро, дорогая, не надо грустить. — Я обняла подругу за плечи и прижалась на мгновение к ее щеке. — Быть может, твой брат инсценировал свою смерть? Бывает, люди делают так для того, чтоб иметь возможность начать совершенно новую жизнь, никак не связанную с прошедшим.

— Нет, Лора, это было бы слишком жестоко. Мама никогда бы ему такого не простила.

— Брось, Каро. Еще как бы простила.

Каро остановилась, нагнулась и подняла камешек, который вдруг со злостью швырнула в море.

— Он не вернется, — решительно сказала она. — Даже если он на самом деле жив. Он не сделает этого, пока здесь бывает дядя Говард.

— Они не любили друг друга?

— Они враждовали. Дело в том, что они были несовместимы, как два полюса. К тому же соперничали за место в сердце моей матери. Впрочем, это очень запутанная и печальная история. Могу сказать одно: с тех пор, как исчез Ланс, в нашем доме поселилась печаль. Мы все пытаемся делать вид, что ничего не изменилось, что жизнь продолжается, на самом же деле мы потихоньку умираем. Твой приезд нас очень оживил и обрадовал. Ты даже представить себе не можешь, какая это для нас радость.

— Спасибо. — Я была искренне тронута. — Скажи, пожалуйста, а Говард больше не снимается в кино? Кажется, ты говорила, что он был известным киноактером.

— Последнее время дядя Говард руководит издательской фирмой отца, в которой я работаю. Ты удивлена?

— Но ведь ты сказала, дядя Говард… слегка не в себе, — пробормотала я.

— У него отличные мозги, Лора. Работают, как компьютер. Благодаря дяде Говарду мы смогли выкупить закладную, и теперь этот замок принадлежит нам. — Она сказала это с гордостью. И вдруг смутилась. — Завтра поедем в Уэстпорт. А то, я вижу, ты совсем заскучала.

— Мне здесь хорошо, Каро. В незнакомом месте я всегда ощущаю какой-то странный прилив сил. По крайней мере первые несколько дней. Наверное, потому я так люблю ездить. Среди привычных вещей и лиц жизнь кажется рутиной. А тут… — Я улыбнулась. — Сегодня за завтраком Говард сказал, что со мной непременно случится чудо. Помнишь?

— Ты веришь в это?

— Если честно, то нет. Конечно, можно заставить себя в это поверить. Наверное, это было бы замечательно. Увы, я трезвая реалистка.

Миссис Лэнгсли стояла на террасе и смотрела на море.

— Вы не видели Говарда? — спросила она, не отрывая глаз от бинокля. — Боюсь, он снова что-то затеял.

— Ах, мама, не обращай внимания.

Мне показалось, что Каро расстроилась.

— Я сказала Бренде, что мы будем обедать в библиотеке. Ты не возражаешь?

— А Говард? Ты спросила у Говарда?

Миссис Лэнгсли посмотрела на дочь недоуменно, потом растерянно заулыбалась.

— Думаю, он тоже не будет возражать. Хотя скорее всего Говард не вернется к обеду. Но ты, пожалуйста, не волнуйся.

— Что ты несешь, мама? Собственно говоря, какое мне дело до того, где бродит дядя Говард?

— Я не хотела обидеть тебя, Кэролайн. — Миссис Лэнгсли обняла дочь за плечи, но та поспешно увернулась. Словно ей были противны проявления внимания со стороны матери.

Комната была дальней от входа, и сюда не долетали никакие звуки. Из ее окон открывался вид на вересковую пустошь и холмы вдали.

Я видела, что и Кэролайн, и миссис Лэнгсли явно чем-то расстроены. Когда мы ели десерт, вошла Бренда и что-то шепнула на ухо Кэролайн. Та выскочила за дверь.

— Вы не против, если я поставлю музыку? — Не дождавшись моего ответа, миссис Лэнгсли встала из-за стола и направилась к этажерке. — Вы любите Шенберга?

— Если честно, то нет.

— Тогда я поставлю Пятую симфонию Малера. Не возражаете?

Я не возражала. Последнее время Малер стал мне особенно близок. Он словно нащупал в моей душе точку, которая могла трансформировать боль в наслаждение:

— Ланс сделал фортепьянное переложение этой симфонии, когда ему было девять с половиной. Как жаль, что мы не записали его игру. Сохранились кое-какие любительские записи, но очень плохого качества. Мне так хотелось, чтоб Ланс выпустил диск. Увы, этому не суждено было случиться.

Я видела, что миссис Лэнгсли пытается удержать слезы.

Кэролайн вернулась примерно минут через двадцать. У нее был очень расстроенный вид.

— Все в порядке, мама, — сказала она, глядя почему-то не на миссис Лэнгсли, а на меня. — Просто Говард… слегка перебрал.

— Я так и знала. Он был в клубе?

— Да. Он просил передать, что не выйдет к завтраку. Просил извиниться перед тобой, Лора. Особенно перед тобой. Кстати, в твоей ванной комнате потек кран, и я велела перенести твои вещи в другую. Эта комната находится как раз над нами.

— Но мне нравился вид из моего окна.

— Завтра кран починят, и ты вернешься туда.

На следующий день сразу после завтрака мы с Каро поехали в Уэстпорт. Миссис Лэнгсли вызвалась поехать с нами, но Кэролайн, как мне показалось, была этим недовольна. Она вела машину очень резко, то и дело сбавляя, а потом снова набирая скорость.

Мы перекусили в японском ресторанчике. К моему удивлению, миссис Лэнгсли заказала себе рисовую водку. К концу обеда она стала очень разговорчивой. Что касается Кэролайн, то та почти все время молчала.

— Мы с Лансом часто здесь бывали. Вы представить себе не можете, какой это был замечательный сын. Он делился со мной всем. Даже рассказал о своей первой женщине. Ланс очень серьезно относился к женщинам. Не то что большинство теперешних мужчин, — тараторила миссис Лэнгсли. — В каждой из них он видел мадонну.

— Хватит, мама, — устало бросила Кэролайн. — Лора устала от тебя.

— Ты не права — мне интересно, — возразила я.

— Вот видишь. Ты, вероятно, забыла, какой у тебя был замечательный брат. Очень жаль. Вы были неразлучны, пока не появилась эта… Люси. Кажется, ее звали Люси?

— Это не имеет никакого значения, мама.

— Она околдовала мальчика.

— Брось. Просто она была самой обыкновенной шлюхой.

— Помилуй, Господи, Кэролайн! Что ты несешь? Твой брат никогда бы не связался… с женщиной подобного рода.

— Ланс был романтиком, мама. Если ты помнишь, он жил в мире своих фантазий.

— И все-таки, Кэролайн, эта женщина не была, как ты выразилась, шлюхой.

Каро устало пожала плечами и отвернулась к окну.

— Ты хочешь сказать, что твой брат покончил с собой из-за шлюхи? — не унималась миссис Лэнгсли.

— Я ничего не знаю, мама. Да и какое это имеет значение теперь? Ланса все равно не вернуть.

— У него была девушка в Дублине. Они вместе учились в консерватории. Ланс показывал мне ее фотографию.

— Мама, давай переменим тему.

В голосе Кэролайн я уловила раздражение.

— Но почему ты не хочешь говорить о своем родном брате? — миссис Лэнгсли капризно надула губы. — Когда я говорю о Лансе, я вижу его перед собой как живого. У меня осталась единственная радость — это воспоминания о Лансе.

Миссис Лэнгсли громко всхлипнула и полезла в сумочку за платком.

— Прости нас, Лора. Представляю, каково смотреть на весь этот спектакль со стороны. Я сейчас.

В отсутствие Каро миссис Лэнгсли показала мне фотографию Ланса, которую носила в медальоне.

— Лучше бы мой мальчик стал монахом, — прошептала она и прижала фотографию к груди. — Таким, как он, не место в нашем жестоком мире.


Говард вышел к обеду в смокинге. Я не видела его больше суток. Мне показалось, что он накрасил глаза и ресницы.

— Мисс Лора, сегодня я осмелюсь пригласить вас покататься на машине. Я собирался сделать это еще вчера, но у меня возникли неотложные дела. Кэролайн, ты поедешь с нами?

— Нет. Ты же знаешь, что я должна закончить статью.

У нее был тусклый голос. Последнее время Каро хандрила.

— Пригласи мистера Мордреда, — подала голос миссис Лэнгсли. Он знает пропасть забавных историй. К тому же Лоре наверняка будет интересно познакомиться с человеком, чьи картины выставлялись в Дублине и…

— Глупости, Аннабел. — Говард посмотрел на нее недружелюбно. — Этот Артур такой зануда. Мы с Лорой можем поехать потанцевать в «Корону». Разумеется, если она не возражает.

— Я плохо танцую.

— А кто сказал, что в «Короне» собираются профессиональные танцовщики?

— Поезжай, Лора, — сказала Каро, наклонившись к моему уху. — Тебе понравится там. Дядя Говард очень галантный кавалер.

— Ты зря отзываешься так об Артуре — они с Лансом были большими друзьями, — пробормотала миссис Лэнгсли. — Говард, ты не забыл выпить свои таблетки?


— Надеюсь, вам ясно, как относятся ко мне в семье. А что думаете обо мне вы, Эл?

— Если честно, то я о вас не думаю.

Говард переоделся в вишневый блейзер и белые брюки. В его манере вести машину чувствовалась та хорошо продуманная небрежность, на которую клюют наивные женщины. Да и не только они.

— Я вам совсем не нравлюсь?

Я пожала плечами.

— То есть вы хотите сказать, что не испытываете ко мне ровным счетом ничего?

— Очевидно, так оно и есть. Извините, но я не ощущаю в вас мужского начала.

— Вы любите жеребцов?

— Я люблю настоящих мужчин.

— Их больше нет. По крайней мере вы не встретите их среди людей интеллектуальной сферы деятельности. И в этом, между прочим, виноваты вы, женщины.

— Совершенно верно. Мы стали слишком доступны и даже навязчивы. Вы это хотите сказать?

— Но вы другая. Верно?

— Не знаю. По крайней мере мне всегда хотелось, чтобы рядом со мной был настоящий мужчина, а не существо среднего рода.

— Если я вас правильно понял, вы не сделаете первого шага навстречу любви. Это так?

— Пожалуй.

— Даже если поймете, что в противном случае потеряете этого человека?