Ладно, я хотел поговорить, - поговорить уже в конце моего рассказа, - ведь скоро, скоро уже я закончу, пойду вытаскивать из ванной Белова, ведь сто пудов, дрыхнет там поганец…

А, да, - поговорить. Так вот. Я хотел поговорить, - рассказать, - о многом, о столь многом, что и не уложиться мне ни в рамки этой формы, ни в целый роман, даже буде решуся я на подвиг сей. Этот роман получился бы… Нет, «длинной в жизнь», - это штамп. И штамп непригодный даже не в силу своей затасканности, а в силу своей неадекватности, ведь жизнь, это лишь текущее изменение в череде бесконечных изменений, и всего не высказать, так устроено.

Я очень надеюсь, друзья мои, что и у вас есть нечто подобное в этой жизни, - многой из череды бесконечных. И если вы чувствуете, если вы понимаете так же, как и я, то и в других жизнях вы будете с нами, так или иначе.

Роман. Хорошо бы… Сколько всего хотелось бы ещё с вами обсудить, - многое, очень многое. Но ведь… Да нет, я не отсылаю вас сейчас к другим моим вещам, там всё чуть по-другому, ведь и они тоже суть части, срезы, мелькнувшие тени, пойманные моим сознанием, и ваше право, принимать эти тени за части нашей жизни, или…

Вот что я вам скажу: - попробуйте сами. И вам ведь дано ловить такие же отражения, преломленные любовью и счастьем. Так ловите, и фиксируйте, и читайте, и давайте читать другим, - не волнуйтесь за качество, это шорох орехов, вы пишите… сердцем, и качество будет непременно. Каждое слово, каждое зафиксированное движение Любви, - это уже не миг, это не мимолётно, это будет жить всегда, в череде жизней и Миров, - это так, это мне не надо даже вам и объяснять, вы же и сами так чувствуете, не так ли? Ну и всё. Тогда.

А теперь назад, в лето, ко мне с Беловым, Пулька там дрыхнет у нас в гостиной на ковре, Пашка тоже сейчас пойдёт спать… или не спать, и мы с Вовкой…

Э-э, вернёмся, друзья мои…

* * *

Да, время одиннадцать, и Тимку сморило. Как я завидую такой усталости, - сейчас, у меня взрослого, совсем другая усталость, а Пулька сопит на ковре, сморенный самой лёгкой и приятной усталостью в жизни, усталостью детства нормального мальчишки, у которого есть отец и старший брат, и они до самозабвения любят этого мальчишку, спящего на ковре в нашей ампирной гостиной…

- Вовка, вот такой он самый лучший, - Пашка сидит на ковре возле Тимки, Вовка с другой стороны. - Пап, ну что, надо его на кровать. Я сам отнесу, и тоже буду ложиться, я же сегодня почти и не спал…

- Из-за меня? Паш, прости…

- Да ну, пап! Так, одному скучно что-то, ты ведь… а Пулька в городе был… Ну, ладно, Вовка, ты если хочешь, кино досматривай, пап, пойдём, постель разбери Тимке-е-е…

Пашка зевает во весь рот, и это не притворство, я же знаю своего старшего сына, он сейчас хочет спать по-настоящему. А у Белова сна ни в одном глазу…

Уложив Тимура, я жду, что Пашка что-то мне скажет, но он уже разобрал свою койку яхтенного матроса, и лишь машет на меня рукой:

- Пап, я, и правда, чо-то спать хочу, пока…

- Да, Паш, спокойной ночи. И это… ты ничего?

- Я ничего, а ты чего? Вали давай, и не забудь, - ты обещал.

- Что?

- Как что? Вот даёт, - что… Рассказать!

- Павел, я тебе серьёзно говорю! Если ты не…

- Ну, всё, всё, иди. И пап… я тебе спокойной ночи не это… не желаю. Ну, всё, сказал! Молчу, я сплю уже, вообще…

Я выхожу из комнаты моих сыновей, закрываю дверь, некоторое время стою в холле, - что это? - я, кажется, волнуюсь? - и руки… Да ну, к чёрту! Как пацан, в самом деле… Да и не будет ничего, Белов сейчас досмотрит кино, и тоже ляжет спать, а я… Белов, Белов…

- Ну, что там?

- Да они щас, по ходу, с этими бабками смоются… а эти, которые их спёрли, теперь за ними гоняться будут.

- Мда.

- Да ну их в ж-ж… к чёрту. Надоели, как тут выключать, Ил?

- Дай пульт. И второй тоже, смотри, так выключаешь Ди-Ви-Ди, так ресивер, вот, и телевизор. Всё. Ну, спать, что ли? Завтра рано встанем…

- Да ну… а чо рано, подумаешь, в полседьмого, бывает, что на рыбалку и то раньше…

- Блин, диск забыл из плеера достать… Не хочешь спать, значит? Так. Пойдём, всё-таки, в кабинет, я тебе постелю, там посидим, может и заснёшь.

- Там же у вас тоже телек есть, пойдёмте.

И мы идём в кабинет, я на ходу выключаю свет в гостиной, в холле, остаётся слабая подсветка карнизов и плинтусов. В кабинете Вовка усаживается в кресло за моим столом, - ладно, - я беру из ящика постельное бельё, - стелить диван у меня, это пара секунд…

- Готово. Эта, пожалте, барин, постеля готова, - но Вовка не идёт на диван, хм, он сидит в кресле и, - ну да, - глаза светятся лукавством.

Тогда я демонстративно отряхиваю сзади свои лёгкие брюки, осторожненько сажусь на его постель, тут же вскакиваю, тщательно расправляю воображаемую складку на простыне, и сажусь снова, ещё осторожней, с самого краешка…

- Вот тебе смешно, Белов, а напрасно, я тебя сразу предупреждаю, таких церемоний ты в Абзаково у нас не дождёшься.

- Это почему? - Белов решается, встаёт с кресла, и вот он уже рядом со мной, на диване…

- Потому что ты там будешь с Пашкой и Тимкой в их комнате жить. А у них там условия… там у Пулемёта передовая, там не до церемоний. Ну, чего? Зачем тянешь меня? Ладно, сяду нормально, так сойдёт?

- Сойдёт… Да, Пулька, - это супербой! Воще! Я никогда не думал, чо-то в голову не приходило, а тут я Пашке как бы позавидовал даже, классно такого младшего брата иметь.

- Да. А ты Пашке об этом скажи, он поделится, он у нас не жадный.

- Ха, это я понял! Вот честно скажу, Ил, хотите?

- Хочешь, а не хотите. Белов, хватит дурака валять, говори мне «ты».

- Как это?

- Так это, говори мне «ты», я тебя прошу, мне так удобнее с тобой будет… Если ты сейчас мне скажешь «не знаю», то я гашу свет, и иду спать.

- Я не… Нет, как же? А Пашка? И Тимка…

Я молча притягиваю Вовку к себе, так получается, что тяну я его не за плечи, а за подмышку, за грудь, - его грудь, грани и лекала, - я несильно прижимаю его к своему боку, Вовка чуть напрягается, и обмякает, - льдинки и облака, - и сердце, - наши сердца, - гулкое моё и звонкое его…

- Я… Да. Ты… Ты, Ил.

- Что-то на меня ничего не упало, и потолок не рухнул. Белов, спасибо… Ну, что, - включить телевизор?

- Не знаю… Ой!

- Придушу.

- Ла-адно, я последний раз, больше не буду. А… ты? Ты спать?

- Какое спать? У нас, у алкоголиков, сейчас, к полуночи, самый гон идёт! Постой, или в полночь, - это у вампиров и оборотней? Чо-то я…

- Выпить хочешь? Я ничего, ты не думай, если хочешь, то выпей.

- Да ты… Блядь, - ой! - извини, Вовка, - ладно, чего там, - не хочу я выпить, Белов. Зачем? Мне и так здорово, с тобой…

- Ну… Хорошо. Тогда.

- Да, Пулька, - это зараза. Остроинфекционная. Это вот его «тогда» и к тебе уже привязалось… Представляешь, Вовка, у него и друзья все также изъясняются. Хотя, слово «друзья» тут… Дружбаны. Или кореша. А их… коллектив, это натуральный кодляк! Вот тебе и ха-ха, говорю же, сто пудов кодла. Не приведи тебе с ними, когда они толпой… В прошлом году, - Пулемёту десять шарахнуло, - так они тут такое устроили, - нет, не буду, на ночь глядя…

Вовка тихонько смеётся, я притягиваю его теснее, он прижимается ко мне плотней, под моей ладонью замирает его сердце, моё в ответ тоже на миг стихает, - этот миг, - и снова сердца бьются, - такт, унисон, - как знакомо, такое не забыть, - но Вовке так ощущать своё сердце впервой, и я ему завидую…

- Ил, мне нравится у вас. Пулька, - супер, и ни фига, что мелкий, а лучше бы вообще таким и остался бы. А Пашка, - я и не думал, что он такой.

- Такой, я же говорил. Что, и правда, понравился?

- Ну. Я думал, так, сынок «нового русского», а ты и сам не «новый русский», а Пашка, он… и не бычит, что сильнее, и говорит, - если на квартале на меня рыпнется кто, он рядом будет.

- Если он так сказал, то можешь быть уверен, он будет рядом.

- Да я не из-за этого! Но это здорово, знаешь, Ил, у меня на старом квартале были, конечно, друзья… есть. Но Пашка, он другой, он как бы…

- Настоящий, - подсказываю я.

- Точно. И я тогда ему скажу завтра, что если надо будет, то и я всегда рядом. Ха, а ещё он говорит, что у него шмоток всяких море, да ему по, надо будет, говорит, бери, не глядя, кроме рубашки этой, а так всё можешь одевать! Не-е, говорю, Паш, даже не подумаю, зачем, не надо…

- Конечно не надо. Правильно, - зачем? Надо будет, - купим. А ну! Тихо, Белов, если ты со мной, с нами, то должен научиться нашему языку. Я тебе сейчас сказал, что «купим ТЕБЕ», а не «купим ТЕБЯ», я тебя покупать не собираюсь, не хочу я, что бы ты меня послал. Ну? Принято?

- Наверно. Да только, Ил! Мне ж, и правда ничего… Нет, вру. Я тут одну книгу видел… Вот уж КНИГА. Военный Музей «Секретные проекты истребителей Люфтваффе». Бомбардировщики у меня есть, а это вторая часть вышла…

- Ну, и она у тебя будет, хм, Истребитель. Да, Белов, я тебя с Максимычем обязательно сведу, обещаю. Он живая история авиации, он Туполева знал, с Кожедубом переписывался, представь только! А книга, - КНИГА, - будет она у тебя. И вообще, насчёт книг, - увидел, сразу ко мне или к Пашке, деньги в зубы, Пашку под локоть, и побежали покупать.

- Да дорого…

- Не дороже костылей… Погоди, Вовка, мне так не удобно…

- А так? Не, руку не убирай! Ага. Вот, удобно теперь?

- Я… М-гм…

- Ум-гум… А мне удобно… А вот так, - во, - так ещё удобней…

Ну? Вот кто кого сейчас совращает? Я Вовку. Я же…

- Белов, ты сдурел? - я перехожу на шёпот, я сейчас на свой голос не надеюсь… - Мама… Вовка, ты… нет, ты тоже руку не убирай… тогда.