Елена Сазанович - Улица вечерних услад

С такими, пожалуй, не слишком обнадеживающими мыслями я вскоре трезвонил Киту в дверь. Что ж, Кит? Я не ошибся, утверждая, что нужен ты был только живым. Твоя жена, Кит, открыла мне дверь, как и положено. В черном траурном платье. Которое, кстати говоря, ей очень шло. Как ни странно, она похорошела, твоя жена, Кит, в этом мягком трауре. Видимо, она только после твоей смерти узнала, что такое покой. Как видишь, она тоже не отравилась из-за тебя. И не повесилась. Кроме того, от нее пахло прелестными дорогими духами.

– Привет, Каина! – и я приподнял свою широкополую шляпу.

– Здравствуй, Лобов, – она принужденно улыбнулась. И пригласила меня в комнату. И тут же спрятала свою улыбку в траур, вспомнив, что улыбаться еще не время. – Я рада, что ты зашел, – еле слышно сказала она, пытаясь выдавить из своего глаза хотя бы одну слезинку. Но у нее ничего не получилось.

А я безуспешно пытался вспомнить, какая она по счету жена Кита. Но мне это так и не удалось. Женщины Кита путались в моих воспоминаниях. И умещались лишь в одном образе Жанны. Они все были похожи на нее. Это был излюбленный тип женщин Кита. Которому он остался верен до конца своих дней. Крупные грудастые блондинки все как одна были выше маленького черненького Китова. И все они были непременно серьезны и умны. Чего в жизни не хватало Киту, он искал в женщинах. И успешно находил.

– То, что случилось… – Жанна мяла свои крупные белые руки. – Это страшно, то, что случилось, Лобов. Он так неосторожен был в жизни. Я не уберегла его, Лобов…

В таком духе Жанна могла говорить бесконечно. А мне, как полному идиоту, ничего не оставалось, как выражать на лице страдание и скорбь. Вот расхохотался бы Кит, увидев мою глупую рожу.

– Свари мне лучше кофе, Жанна, – как можно тактичнее перебил я ее. Но у меня это плохо получилось.

Жанна замолкла на полуслове. И в ее глазах промелькнуло презрение. По-моему, она меня всегда не особенно жаловала. И особенно попадало моим произведениям. Которые, по ее мнению, были глубоко аморальны. И лишены всякой философское концепции. Интересно, что с такими бабами делал Кит? Не раз задавал себе я этот вопрос, мучающий меня долгое время. И хотя он не раз намекал, что в постели никаким глубинным философским анализом далеко не пахнет. Я почему-то не верил. Но проверять у меня не было никакого желания. Наши увлечения никогда не пересекались. И мы были вполне довольны, что у каждого была своя точка зрения на этот счет.

– Ты сейчас что-то пишешь, Лобов? – крикнула низким голосом Жанна из кухни.

Я посмотрел на потолок. И засвистел «Собачий вальс».

– Ты что-то сказал? – уже как-то угрожающе вновь крикнула она.

– Нет! – рявкнул я. – Ничего не пишу?

Жанна появилась в дверях с подносом.

– Просто ты взрослеешь, Лобов. Я думаю, смерть твоего друга натолкнет тебя на иные темы. Более достойные внимания человеческой особи…

Я поперхнулся. И пролил кофе на свои широкие, пожеванные штаны.

Жанна даже не предложила замыть пятно. Он лишь презрительно взглянула на мои штаны, видавшие всякие виды. И решила, что одно кофейное пятнышко никак не сумеет испортить их образ.

Нет, от таких баб можно с ума сойти! Кит, видимо, был чуточку сумасшедший.

Меня порадовало, что Жанна вскоре поняла, что нам с ней больше разговаривать не о чем. И я был ей благодарен, что безмятежно допил оставшийся кофе, в полном молчании.

Жанна встала.

– Спасибо, Жанна, – наконец сообразил я, что, если буду продолжать в том же духе, писем Кита не увижу даже издалека. – Спасибо, Жанна. Ты варишь очень вкусней кофе. Уже только за это на тебе можно жениться, – произнося слово «жениться», я несомненно поступился своей совестью.

Жанна захлопала накрашенными ресницами. И посмотрела на меня, как на законченного кретина. Но я не унимался.

– Кит мне часто рассказывал о тебе, Жанна.

И я вспомнил как Кит размахивал руками, красочно описывая размеры ее груди. И мой взгляд нечаянно скользнул по черному платью.

Жанна приняла это на свой счет. Но в остальном провести ее было довольно трудно.

– Говори сразу, что тебе надо, Лобов. Не изворачивайся. Со мной этот номер не пройдет.

Да с тобой вообще никакой номер не пройдет. И я мысленно ругнулся. И тут же прервал свои недостойные мысли. Вспомнив, что она была все-таки женой моего лучшего друга. Который умудрился в ней выкопать какой – никакой кайф. И за это ему можно поставить памятник.

– Я слушаю, Лобов, – требовательно повторила Жанна. – И не смотри на меня так. Судя во твоим произведениям, я далеко не героиня твоего романа.

Упаси меня бог!

– Жанна, – как можно ласковей начал я. – У Кита, – я кашлянул. – У моего лучшего друга Китова. Товарища по детству, отрочеству и юности…

– Можно короче, – далеко не вежливо она перебила мою насквозь прочувственную речь.

– Отдай мне его письма, Жанна, – выпалил я. – Отдай. На пару дней. Я все верну. Все до единого. Ты пересчитаешь. Я все верну…

Жанна пожала плечами.

– Ты смешон, Лобов. И ради этого стоило так кривить душой?

Стоило, Жанна. Ради этого еще как стоило.

– Я никогда не читала его писем, Лобов, – Жанна при этом уничтожающе просверлила меня взглядом. – Я никогда не сую свой нос в личную жизнь другого. Не имею такой привычки. Даже если он и самый мой близкий человек. И даже если его уже нет, – и Жанна вновь попыталась выдавить слезу. И у нее опять ничего не получилось. По-моему, она понятия не имеет, что это такое.

– А у тебя, безусловно, хватит совести копаться в его личной переписке, Лобов, – И Жанна посмотрела на меня, как на преступника.

Мне оставалось только выдать что-то похожее на вздох. Я был совершенно согласен с Жанной. Моей совести хватит и на такое.

Совсем скоро Жанна протягивала мне целлофановый мешок. Туго набитый словами и мыслями поклонниц Китова. Неужели она и впрямь их не читала? И по ее суровому виду. И по ее гордой осанке. Я понял, что ее принципы не возводят ей снизойти до такого. И я уже нисколечки не сомневался в умопомешательстве Кита. Ну что это за женщина, которая способна выдержать. И не засунуть нос в личную жизнь человека, с которым она провела не одну ночь. Да, такая женщина все-таки достойна быть героиней романа. Но увольте! Только не моего!

Дома я, развалившись в кресле. Копался без зазрения совести, в словах и мыслях многочисленных поклонниц Кита. И совесть меня ни капельки не мучила. Что мой нос ворошил его личную жизнь. Я уверен, что попроси я при жизни Кита, его переписку. Он и глазом не моргнув, мне бы ее отдал. Но у него и мысли не возникло, что для меня это представит какой-либо интерес. И его мысль работала в правильном направлении. Ври жизни Кита к черту все это было мне нужно! Мне было достаточно красочных описаний его любовных похождений. На которые не скупился в своих рассказах Кит. Да и теперь я находил мало удовольствия, разбирая этот хлам женских вздохов и слез. Уже на третьем письме я понял, что все остальное будет в таком же духе. Я мысленно видел всех женщин Кита перед собой. Крупных грудастых блондинок. С умным выражением на лице. И в каждом письме был упрек Китову за его легкомысленный нрав. За его легкое отношение к жизни. И любви. А затем – подробные инструкции, как подобает себя вести приличному человеку. Пожалуй, из этих писем можно было составить целый трактат о морали. Но уж чего-чего, а моего таланта на это бы не хватило. И у меня не раз возникало желание сгрузить все это в кучу. И сжечь. И все-таки что-то удерживало меня от этого поспешного шага. Наверно, я все-таки за долгие годы привык доверять своей потаскушке – Музе. И на сей раз мое предчувствие в очередной раз оправдалось.

И я, набравшись ангельского терпения, разбирал письма. И наткнулся на маленький, помятый голубой конверт. Он пах чем-то до боли знакомым. Далеким. Очень теплым. И почерк – мелкий, корявый. С прыгающими буквами. И массой орфографических ошибок. Так не похожий на аккуратные, каллиграфически выведенные буквы многочисленных поклонниц Кита.

Вера… Вера… Вера… Боже, как это было давно. И Кит. Болтливый Кит. Душа нараспашку. И ни одного слова – про Веру. Видимо, он слишком уважал моего отца. И слишком любил меня. А, может быть, что-то гораздо большее удержало его заговорить про Веру. Видимо, я об этом уже никогда не узнаю. Боже, как это было давно. Наш маленький дворик, утопающий в тополях. Зеленые цветы на балконе. Мой красавец и умница отец, вертлявый хохотун Кит. Я, флегматичный до смеха. И Вера. Вера… Боже, как это было давно…