Перекинув сумочку через плечо, Габи направилась к выходу и, заметив, что Луис сделал движение в ее сторону, ускорила шаг.

Но в дверях он все-таки схватил ее за руку, развернул и толкнул на стул. Габи вынуждена была сесть, сердито нахмурившись и потирая руку, на которой сразу же появился синяк.

— Вы скажете мне когда-нибудь, зачем привезли меня сюда? Я хочу это знать!

— Мне кажется, моя маленькая кузина, что в вашей ситуации не стоит чего-либо требовать.

Габи пристально вгляделась в непреклонное лицо Луиса, и сердце ее оборвалось. Какой она была дурой, полагая, что он поверит ее обещанию по поводу имения! Не такой он человек… А если он не поверил, от этой мысли у нее внезапно пересохло во рту, то что собирается делать? Она подняла глаза и взглянула в лицо своего стража. Его вторая рука была решительно вытянута вперед, и это побудило ее к еще одной попытке освободиться.

— Послушайте, Луис, — начала она, уверенная, что даже такая тупоголовая латиноамериканская свинья, как он, поймет, насколько разумны ее доводы, — вы должны понять, что мне надо вернуться. Я сказала Дафни…

— Ах да… Миссис Вудворд? — перебил он ее. — Я думаю, здесь нет причин для беспокойства. Мне кажется, что она прекрасно справляется со своими обязанностями. Во всяком случае, мне она сказала…

— Она сказала вам?

— Да, когда я позвонил ей вчера вечером и объяснил, что вы неожиданно задерживаетесь. Она передала вам привет и сказала, что вы можете не торопиться. Так что…

— Я этого не хочу слышать! — Злость пересилила страх, и Габи почувствовала, как запылали ее щеки. — Да как вы посмели действовать за моей спиной и вмешиваться в мои дела?!

— Представьте, себе, моя дорогая, посмел, — тихо проговорил он, — да еще как посмел!..

— Среди всех заносчивых и высокомерных… — Габи едва могла говорить из-за душившего ее бессильного гнева, который еще более увеличился, когда в голову ей пришла еще одна мысль. — Так вы лгали мне, когда говорили, что на дорогах в Каракас пробки?

— Нет, это правда. Сегодня действительно праздник. — На губах Луиса появилась легкая улыбка. — Но я же не сказал, что мы летим в ту сторону.

— Скажите, вы всегда ведете борьбу не по правилам? — сердито спросила Габи.

— Я давно уже понял, что если начинаешь корчить из себя невинность, то добиваешься немногого, — мягко произнес он. — Но вести борьбу, дорогая… Да кто же здесь ведет борьбу?

— Я. И я буду продолжать бороться, обещаю это вам, до тех пор, пока вы не осознаете, что творите. Вы хоть понимаете, что совершили похищение?

Луис пожал плечами.

— Я, помнится, говорил вам еще в Лондоне, что это чертовски соблазнительная идея, и ее стоило бы осуществить хотя бы ради того, чтобы посмотреть на вашу реакцию. — Последовала короткая пауза. — Но вы разочаровали меня.

Габи в замешательстве уставилась на него. Это был совсем другой Луис. О нем нельзя было сказать, что он побежден. Слишком много энергии было сконцентрировано, словно в сжатой пружине, в этом человеке. Но в нем появилось что-то новое… Он выглядел абсолютно раскрепощенным, казалось, играя ею. Может быть, он думал, что уже выиграл?

— Послушайте, — Габи постаралась придать голосу всю убедительность, на которую только была способна, — если это сможет сделать вас хоть немного более счастливым, отвезите меня к сеньору Серрано. Он оформит документы о моем отречении от имущества, или как там это еще называется, и я с удовольствием подпишу эти документы, прежде чем уехать.

— Но, что же тогда раньше сдерживало ваш холодный и светлый английский ум? Почему только сейчас под принуждением вы сказали, что подпишете бумаги?

Габи постаралась побороть вспыхнувшую в ней ярость.

— Я была уверена, что все ваши обещания не стоят той бумаги, на которой они написаны, но я…

— А… вы, наверное, хотели сделать это ради своего будущего мужа, который, узнав о вашем глупом поступке, пожелал бы возобновить притязания на имение.

— Я в последний раз говорю вам, что не собираюсь выходить замуж.

— Выйдете, куда вы денетесь. — Луис тряхнул головой. — Нельзя же вечно сопротивляться своему естеству.

— Моему естеству? — переспросила Габи.

— Такому горячему, щедрому, страстному… — взгляд Луиса опустился с ее глаз на пульсирующую у основания жилку, — бесконечно желанному. Единственное, чего вам недостает, — это мужчины.

— Среди всех женоненавистников… — Габи резко выдохнула. — Вы действительно отстали от времени, Луис. В наши дни женщина может быть счастлива и не связывая себя на всю жизнь с заносчивым типом вроде вас!

— В конце концов, ваши дети когда-нибудь могут решить… — Он снова полностью проигнорировал ее слова.

— Я откажусь от всех претензий на имение и за себя… — здесь Габи старательно проговорила каждое слово, — и за своих детей, которых у меня никогда не будет! Этот вариант удовлетворит вас?

Казалось, на мгновение Луис потерял терпение.

— Нет, не удовлетворит! Я не хочу подвергать свои планы ни малейшему риску, ни сейчас, ни в дальнейшем. Вот почему ваш первый ребенок, наследник имения, будет и моим ребенком.

В комнате нависла тишина, которая могла бы длиться часами, но не прошло и минуты, как Габи, отодвинув стул, вскочила на ноги, глядя на Луиса бешеными глазами.

— Да вы ненормальный! Вы законченный идиот, если думаете, что я!.. — Ее голос сорвался.

— Идиот? Ну что вы, я совсем так не думаю. — Луис сопроводил свои слова элегантным движением руки. — Мне кажется, это совершенно разумная идея.

— Но вы ведь пошутили, — медленно проговорила Габи. — Это слишком жуткая мысль.

— Неужели?

— Это подло. Так… так хладнокровно…

— Вы так думаете?

— Конечно! — воскликнула Габи. — Подобная идея могла прийти в голову только человеку, подобному вам, у которого вместо сердца айсберг!

— Но, поймите, моя любимая, — по-испански произнес Луис, и его голос понизился до шепота. — Мысль об общем ребенке может быть очень приятной для нас обоих. В конце концов, это просто гормоны. Вы хотите меня, я хочу вас. И этот простой факт я хочу использовать с пользой для дела столь долго, сколько потребуется.

— Я… — Габи попыталась что-то сказать, но, ощутив страх, смогла лишь провести кончиком языка по пересохшим губам.

Не в силах вынести взгляд Луиса, она отвернулась и посмотрела сквозь открытую дверь на траву возле дома, стройный ряд деревьев, безоблачное небо. На нее навалилась невыносимая тяжесть. Она словно жила в кошмарном сне, который, по-видимому, посещал каждую женщину. Помощь может прийти только издалека, а вокруг только лес и море. Она может рассчитывать исключительно на милосердие человека, у которого оно полностью отсутствует и который только что заявил, что овладеет ею, когда захочет. Мало того, он будет делать это до тех пор, пока она не забеременеет. И это сказал человек, несомненно, имеющий сексуальный опыт и который уже ощутил отклик ее тела на малейшую его ласку!

И все-таки она, безусловно, способна отказать ему… и себе.

— О, Луис, — как можно более сладко улыбнулась она, — неужели вы действительно считаете себя таким надменным болваном или всего лишь стараетесь им казаться?

Но вместо того, чтобы разозлиться, чего изо всех сил добивалась Габи, Луис лишь улыбнулся, обнажив ряд своих белоснежных зубов.

— Я рад, что вы намерены бороться, дорогая. Это сделает охоту более волнующей, а окончательную победу — более привлекательной. Надеюсь, вы с этим согласны?

Голос Луиса вновь понизился до какого-то животного гортанного мурлыкания, а Габи заметила, как его взгляд медленно переместился с ее гордо вздернутой шеи к бурно вздымающейся груди. Потом он снова посмотрел ей в лицо.

— Могу только пообещать вам одно, дорогая. Я не собираюсь насиловать вас.

— О, как это мило, — проговорила Габи. — В таком случае я в полной безопасности!

Но ее ответ лишь вновь вызвал мягкую улыбку.

— Вы похожи на маленькую дикую кошку. Какое же я получу наслаждение, приручив вас!

— Как Далилу?

— Точно. Но в тех случаях, когда она хорошо справлялась с уроком, я награждал ее морковкой или кусочком сахара, а вас…

В продолжение всего разговора он стоял, прислонившись к стене, но в этот момент он выпрямился и не спеша подошел к ней. Когда Габи заметила это, у нее подкосились ноги. Какое-то время Луис стоял, глядя на нее сверху вниз, но когда она взглянула на его сумрачное лицо, он обнял ее и медленно привлек к себе. Габи хотела крикнуть: нет! Она должна была это сказать, чтобы он немедленно убрал свои мерзкие руки, но сквозь ткань жакета она почувствовала тепло его пальцев, которые поднялись вверх по спине, заставляя трепетать каждый ее нерв, затем скользнули вдоль шеи, обжигая ее обессиливающим пламенем. В то же время вторая рука легла на ягодицы Габи, плотно прижимая ее к Луису, — так, словно она уже была побеждена.

Габи снова попыталась что-то сказать, но язык одеревенел, и она не могла вымолвить ни слова. А чуть позже было уже совсем поздно что-то говорить. Его губы разомкнули ее губы, а язык погрузился в самые интимные уголки ее рта. Оборона оказалась сломанной мгновенно. Его прикосновения, уста, запах обладали такой чувственной силой, что у Габи закружилась голова, и, вцепившись ногтями в плечи Луиса, она издала тихий невнятный стон.

Когда Луис, наконец, отпустил ее, Габи отшатнулась к стене и поспешно ухватилась за спинку стула, чтобы не упасть. Она смотрела на Луиса ничего не видящим взглядом, но когда сознание постепенно вернулось к ней, она готова была провалиться от стыда под землю. Как это она позволила так вновь себя унизить?! Но даже сейчас, ощутив весь ужас своего поведения, она вновь возжелала, чтобы он обнял ее, поцеловал и даже…

Губы Габи все еще были влажны от поцелуя, и она вытерла их тыльной стороной ладони.