Дариус снова вздохнул. Он по-прежнему злился, но теперь по крайней мере уже не чувствовал себя ослом.

— Вам не нужен новый человек, мисс Фэрборн.

Эмма опять села и с вызовом заявила:

— Ошибаетесь, лорд Саутуэйт!

— Но мистер Найтингейл покинул вас, потому что он уверен: «Дом Фэрборна» будет закрыт. Без вашего отца у компании нет будущего, и потому вы не нуждаетесь в человеке, способном заменить мистера Найтингейла.

— Возможно, вы и вложили средства в нашу компанию, сэр, но вы понятия не имеете о том, как руководить «Домом Фэрборна». Финансами и каталогами ведает Обедайя. У него есть на это лицензия. Пока он у нас, мы будем процветать. Откровенно говоря, Обедайя уже готовится к новой распродаже.

— Но ваш отец никогда не упоминал о том, что мистер Ригглз имеет такие права.

— Не в его интересах было раскрывать карты посторонним, а вам — в особенности. Дело в том, что Обедайя обладает прекрасным вкусом и глубокими познаниями. Более того, осмелюсь добавить: имей он состояние, папа продал бы половину компании именно ему, а не вам.

— Однако он продал ее мне, а я не собираюсь давать согласие на проведение следующего аукциона.

— Ваше согласие не требуется, потому что более половины произведений, представленных на последнем аукционе, новые. И Обедайя решил придержать лучшие из них до следующего раза.

Дариус нахмурился и молча кивнул; он тотчас же вспомнил, как ходил по хранилищу, с трудом разворачиваясь, поскольку все помещение было уставлено произведениями искусства. Но эта женщина тогда настолько запутала его своими ужасными манерами и разговором, что он даже не поинтересовался, почему подобные вещи находятся в хранилище, а не представлены на последней распродаже. Теперь-то все объяснилось… Эти вещи не попали на аукцион, потому что их специально придержали. А всю последнюю неделю она провела, явно игнорируя его распоряжения, хотя, конечно же, знала, что он проявит неудовольствие и не одобрит ее действия.

Сегодня он пришел, чтобы сказать ей: аукционный дом должен быть продан. Но к сожалению, нелепое недоразумение с этим объявлением означало, что ему придется отступить на время.

Пока граф готовился произнести заключительное слово, дабы сохранить остатки собственного достоинства, его взгляд был привлечен лучом солнца, падавшим из окна: солнце высветило все разнообразие оттенков каштановых локонов мисс Фэрборн, причем некоторые пряди казались почти золотыми. И это случайное наблюдение привело к тому, что он невольно залюбовался собеседницей. У нее была прекрасная кожа и чудесный цвет лица, а простенькое черное платье восхитительно обтягивало ее груди. Они, вероятно, были очень нежными и округлыми, с крепкими розовыми…

«Все, пора уходить», — сказал себе граф. И тут же проговорил:

— Сегодня день недоразумений, мисс Фэрборн. Думаю, правильнее выбрать другой день для обсуждения наших дел, чтобы не возникли новые поводы для споров. Я скажу мистеру Ригглзу, чтобы он ожидал меня в этот день здесь, и тогда я смогу решить… как обстоят дела в свете новой информации, только что открывшейся мне.

— Согласна, сэр. Разумнее отложить этот разговор. Однако я хочу сейчас же заявить, что «Дом Фэрборна» не должен быть продан. — Расправив плечи и вскинув подбородок, Эмма добавила: — Он не может быть продан. И не будет продан.

Граф не привык, чтобы женщины говорили с ним подобным образом. Ведь было очевидно, что мисс Фэрборн бросала ему вызов. Это ужасно раздражало, но все же он сдержался. Вытащив из кармана часы, граф посмотрел на них и проговорил:

— Весьма сожалею, но сейчас у меня нет времени объяснять вам ваши заблуждения.

— А я не склонна продолжать эту нашу беседу Действительно, лучше ее отложить.

— Да, конечно. Буду с нетерпением ждать новой нашей встречи. — Граф с поклоном добавил: — А теперь я покидаю вас. И еще раз приношу свои извинения за сегодняшнее недоразумение.

— Мы никогда не будем говорить об этом недоразумении, лорд Саутуэйт. К утру все станет на свои места — будто ничего и не произошло.

Глава 6

На следующее утро Эмма сидела у окна в небольшой комнате и завтракала в обществе Кассандры. На столе среди блюд и столовых приборов лежали маленькие наручные часы, показывавшие половину десятого. Мистер Уэдерби должен был прислать к десяти новых кандидатов на собеседование.

Взглянув на часы, Эмма тут же подумала о своем объявлении, что, в свою очередь, заставило вспомнить вчерашнюю встречу и разговор с Саутуэйтом. Ох, как же ей хотелось забыть об этом…

Тут Кассандра положила на стол вилку и проговорила:

— Ты что-то очень молчалива. Специально дразнишь меня своим молчанием? Ведь ты же знаешь, что меня одолевает любопытство. Чего хотел от тебя Саутуэйт?

— Это был самый обычный светский визит. Он ничего не хотел.

— Думаю, ты отчитала его за то, что он разогнал всех твоих молодых людей.

— Да, я так и сделала. Была вежливой, но твердой. Но это не «мои» молодые люди. И я бы предпочла, чтобы ты их так не называла. Я всего лишь представительница «Дома Фэрборна». И это объявление не имеет ко мне лично никакого отношения.

— Господи!.. Да ты сегодня на взводе… Надеюсь, твое настроение улучшится к тому моменту, когда мы начнем собеседование в библиотеке. Едва ли можно рассчитывать на успех, если ты будешь неприветливой.

— А почему бы и нет? Я ведь не жду, что эти молодые люди начнут за мной ухаживать. И я очень надеюсь, у них не возникнет таких мыслей. Возможно, мы зря в этом объявлении упоминали о дамском обществе. Знаешь, мне показалось, что большинство вчерашних молодых людей были слишком дерзки и склонны к флирту.

Кассандра пожала плечами:

— Я не нашла, что они были чересчур дерзкими. Думаю, они скорее старались показать, что обладают необходимым обаянием.

— Возможно, упоминание об этом качестве тоже было лишним.

— Но поскольку оба пункта были предложены мной… Я что, должна принять это как критику в свой адрес? Ты сегодня не в духе, но, пожалуйста, не обращай свое раздражение против меня.

Эмма со вздохом кивнула. Конечно же, было бы несправедливо обвинять подругу в этом вопиющем недоразумении. Кассандра не имела намерения составить объявление так, чтобы его можно было понять в нежелательном и даже непристойном смысле.

Или все-таки имела? Эмма тотчас же припомнила рассуждения Кассандры о флирте и лести. Так неужели в объявлении содержался намек на то, что она ищет любовника? Нет, конечно, нет! Обвинения лорда Саутуэйта и его скоропалительные выводы сделали ее слишком подозрительной.

Хотя Эмма старалась забыть о вчерашнем разговоре с графом, она всю ночь думала об этом инциденте и пыталась честно и беспристрастно дать ему оценку. Задним числом она решила, что чтение этого объявления вполне могло вызвать определенного рода мысли. А их разговор, представлявший собой комедию ошибок, вполне мог дать графу основания счесть ее склонной принять его скандальное предложение. И все же, как джентльмен, он не должен был делать ей такое предложение. Но он, однако же, вообразил, что она согласится… Какая неслыханная дерзость!

Но если так, то неизбежно возникал вопрос: какой интерес она могла представлять для графа Саутуэйта? Вывод напрашивался сам собой… Он действительно хотел сделать ее своей любовницей. Но почему, какой в этом смысл?

А может, лорд Саутуэйт предпочитал женщин, занимающих положение много ниже его? Ведь ясно же, что женщина низкого происхождения должна была испытывать к нему благодарность. К тому же на такую женщину гораздо легче произвести впечатление. Увы, подобный вывод не делал чести ни ему, ни ей.

А потом ее вдруг посетила мысль: «Интересно, каково это — быть любовницей такого человека?» Ей пришлось поставить точку в этих размышлениях, пока она не начала раздумывать о физическом аспекте подобных отношений. Но к несчастью, мысль о возможности интимных отношений все-таки застряла в ее сознании и шокировала тем, что вызвала приятное возбуждение. Именно поэтому Эмма заснула лишь на рассвете.

Но сейчас воспоминания о ночных раздумьях показались ей ужасно нелепыми — как и все это вопиющее недоразумение. Единственным утешением в этой истории было то, что ей удалось выиграть время.

Граф пришел потребовать продажи «Дома Фэрборна» — в этом Эмма была уверена. И конечно, он вернется к этому вопросу. Но она рассчитывала, что он, шокированный этим вопиющим недоразумением, по крайней мере не будет нажимать на нее несколько дней.

— Кассандра, я знаю, что для тебя флирт так же обычен и необходим, как дыхание. И для тебя обаяние мужчины заключается в его способности и умении флиртовать. И все же не думаешь ли ты… Дело в том, что я ночью долго гадала: а может, мое объявление было понято превратно кем-нибудь из этих молодых людей?

— Превратно? Как так?..

— Ну, вероятно, кто-нибудь из них решил, что эта работа может быть не только специфической и приятной, но и интимной? Интимной… в определенном смысле.

Кассандра сочла такую мысль забавной и весело рассмеялась. Отсмеявшись, она ответила:

— Если мужчина склонен считать, что ты в отчаянном положении, он может так подумать. Или же подумает, что в таком положении я. В конце концов, речь ведь может идти обо мне, а ты могла просто помогать мне в поисках партнера. — Она снова рассмеялась и похлопала подругу по руке. — Но если серьезно, то поверь мне: когда женщины публикуют такие объявления, в них нет никаких хитростей и скрытого смысла. Только идиоту пришло быв голову, что в твоем объявлении содержится намек на интимность. — Взяв со стола свои часы, Кассандра добавила: — Нам надо приготовиться. Боюсь, что предстоит трудный день.

По пути в библиотеку Кассандра развлекала подругу веселыми и забавными историями об объявлениях, в которых женщины сообщали, что ищут слуг или рабочих с крепкими спинами, теплыми руками и разными иными положительными качествами (и, естественно, мужчина должен был понять такие объявления совершенно определенным образом). Однако Эмма не сочла эти истории такими уж забавными. Более того, она заподозрила, что Кассандра намеренно упомянула о «приятной работе», тем самым обнадеживая молодых людей относительно интимных отношений — если не с ней, Эммой Фэрборн, то с постоянными клиентками «Дома Фэрборна». Причем в разговоре с ней Кассандра намекала, что успех мистера Найтингейла отчасти объяснялся тем, что он «не пренебрегал интересами дам», как она выразилась. И получалось, что вчерашнее вопиющее недоразумение было не таким уж вопиющим. Но Эмма не собиралась говорить об этом графу Саутуэйту.