Гаянэ на мгновение застыла, скованная страхом. Она смотрела на Асмик как на мертвеца. Обняв рукой притихшую Сусанну, женщина притянула ее к себе, а затем наклонилась к ней, что-то шепча. Потом вновь подняла голову. Взгляды женщин встретились. В глазах Гаянэ были неверие, непонимание, усталость, упрек, тогда как во взоре Асмик — лишь ослепительный свет, свет любви и жизни.

— Мама жива! — воскликнул Тигран и обратился к сестре: — Сусанна, это же я! Ты нас не узнаешь?

Гаянэ слегка пошатнулась от внезапно отпустившего напряжения, и в ее взгляде появился оттенок обреченности.

— Да, Сусанна, — с большим усилием произнесла женщина, — это твоя настоящая мама.

— Пусть немного привыкнет. — В глазах Асмик стояли слезы. — Она так сильно выросла! Ты взяла ее к себе. Благодарю тебя.

— Это сделал мой муж. Его решение далось мне нелегко. Но теперь я люблю Сусанну как собственную дочь.

— Где Вардан? — спросила Асмик.

Гаянэ облизнула пересохшие от волнения губы и глухо произнесла:

— Не знаю. Возможно, он уже добрался до дома.

— Прости, — промолвила Асмик. — Я причинила тебе много горя. Обещаю, что отныне то, что принадлежит тебе, будет только твоим. Позволь нам проводить тебя домой.

— Ты хочешь увидеть Вардана?

— Я должна поблагодарить его и Каринэ за то, что они для меня сделали.

— Хорошо, — ответила Гаянэ.

— Что с вами случилось?

Гаянэ коротко рассказала. Когда перед мысленным взором Асмик предстали картины, которые таились за скупыми словами женщины, у нее потемнело в глазах. Внезапно она бросилась к Гаянэ и обняла ее, что было неожиданно для обеих: за минувшие годы Асмик отвыкла столь бурно и откровенно выражать свои чувства, а жена Вардана всегда относилась к ней как к сопернице.

— Ты спасла мою дочь!

Гаянэ отстранилась.

— Разве ты на моем месте не сделала бы то же самое? — сказала она и оглянулась на мужчин. Они не двигались и ничего не говорили, но их лица и взгляды были полны понимания и сочувствия.

— Не знаю, — прошептала Асмик.

— Что это за люди? — спросила Гаянэ.

— Война сделала их воинами. Я с ними.

— Ты? Кто же ты теперь? — прошептала потрясенная женщина.

— Сейчас я уже не могу ответить, кто я, — сказала Асмик и повернулась к Асету: — Что нам делать? Я хочу вернуться в Луйс. Мы… должны проститься?

Казалось, она впервые по-настоящему поняла, как много им пришлось пережить вместе, почувствовала, что эти немногословные, суровые, порой казавшиеся жестокими люди стали для нее второй семьей. Они приняли ее к себе, любили и защищали как могли, помогая излечиться от горя.

— Мы проводим тебя, сестра.

По дороге Асмик украдкой старалась поймать взгляд Сусанны, и ей начинало казаться, что с каждой минутой девочка все меньше дичится ее. Женщина не замечала, что улыбается прозрачной, легкой улыбкой, какой улыбаются во сне, но Тигран видел это и надеялся, что отныне мать не будет уходить в свои думы, она станет переживать и радоваться вместе с ними, что он наконец обретет настоящую семью.

На подходе к селению они встретили Вардана. Увидев Гаянэ, он побежал навстречу. Он несся, как ветер, одновременно смеясь и плача, и едва не задушил жену и дочь в судорожных объятиях. Женщина удивилась тому, что именно она, а не ее соперница первой удостоилась его внимания. Впрочем, он думал, что Асмик мертва…

Нет, похоже, он знал правду. С трудом выпустив из объятий жену и дочь, мужчина повернулся к Асмик и Тиграну.

— Тигран, я рад, что ты остался цел и невредим! — выдохнул он и посмотрел на женщину, которая стояла поодаль. — Асмик…

— Да, это я.

Она. Всю жизнь его мечты, его желания, его мысли устремлялись к ней, как взор скупца к золотому слитку, как взор моряка к исчезающему на горизонте парусу!

Вардан подошел к Асмик и встал перед ней, лицо к лицу, глаза в глаза. Он глядел на нее с неверием и радостью, и вместе с тем в его взоре был оттенок отстраненности, будто прежняя жизнь навсегда ушла и они встретились в новой — незнакомые, странно чужие друг другу.

Асмик была необычно одета, и выражение ее лица стало другим, решительным и твердым. Беспомощность и миловидность ушли. Остались красота и сила. Асмик-воительница — он никак не мог ожидать такого превращения.

Она никогда по-настоящему ему не принадлежала. Как и ее любовь.

Вардан знал об этом и раньше, но только теперь почувствовал силы переступить через себя, если не ради ее счастья, то ради спокойствия Гаянэ. Ради Камрана, который не отступился от нее даже в жестоком горе, сумел вытянуть из бездны, спасти. Который совершил ради нее то немыслимое, что едва ли смог бы сделать кто-то другой.

Вардан понимал, что скоро она навсегда уйдет из его жизни. Он вспомнил, как однажды гулял с ней по горному лугу, вспомнил счастливый покой, юношеские мечты, колыхавшийся над буйными травами воздух, щебетание птиц, жужжание насекомых и юную девушку, прекрасную, невинную и… наивно-жестокую по отношению к нему, к его чувствам.

— У меня кое-что для тебя есть, — сказал он и протянул Асмик руку.

Осиротевшее селение дремало под полуденным солнцем. Не было привычных звуков, звуков жизни, кроме неумолчного треска цикад, не было нагруженных травой осликов, спешащих по своим делам людей. И все же Асмик обрадовалась до слез, увидев Луйс, — это маленькое чудо в каменном венце высоких гор.

Каринэ и дети выбежали из дома и бросились к Гаянэ и Вардану. Сопровождавшие Асмик мужчины вошли в ворота.

— Идем, — сказал Вардан женщине.

Она осторожно переступила порог дома. На кровати спал человек. Даже во сне его лицо было напряженным и скорбным. Страдание изменило знакомые черты, но это лицо не было лицом умирающего.

Асмик бросилась вперед и упала на колени. Мужчина открыл глаза, и они ярко заблестели в свете очага. Камран протянул руку, Асмик вложила пальцы в его ладонь, и он с неожиданной силой сжал их.

— Жасмин!

— Больше никогда… — прошептала она.

— Что никогда?

— Мы никогда не расстанемся.

Он усмехнулся.

— Война…

— Я сделаю так, что войны не будет. Будет только… любовь.

Подошел Тигран и смущенно, несмело посмотрел на своего отца.

— Я виновата перед вами обоими, — прошептала Асмик, — виновата в том, что не рассказывала одному про другого. Однако теперь у вас будет время узнать друг друга.

— Ты больше не хочешь воевать? — с надеждой спросил Тигран.

— Не хочу. Да и не смогу. — Женщина повернулась в Камрану: — У меня будет ребенок. Ты же мечтал об этом, не правда ли? Я хочу радоваться, хочу любить. Ведь я так долго была этого лишена!

Асмик говорила правду. Ею овладело глубокое, восторженное изумление перед жизнью, перед свалившимся на нее счастьем. Все свое время женщина посвящала возлюбленному и детям. С ее губ не сходила лучезарная улыбка, а глаза блестели от слез. Она обнимала сына и дочь, целовала лицо и руки Камрана.

Прошло несколько дней, и Сусанна стала признавать мать. Тонкий ледок между Камраном и Тиграном был сломан, мальчик присаживался на кровать отца, и они охотно разговаривали.

Однажды Тигран попросил отца рассказать о городе, в котором тот родился, и Камран сказал:

— Он похож на сбывшийся сон, на ожившую мечту, на песню, застывшую в камне. Сотни поколений, что придут после нас, обратятся в прах, а этот город будет жить вечно.

В голосе Камрана слышалась грусть. Он понимал: как бы ни сложилась его жизнь, он никогда не увидит родины.

Вардан наблюдал за Асмик и Камраном со стороны, как наблюдал бы за любой чужой жизнью и чужим счастьем — с легкой завистью и… подчеркнутым равнодушием. Благо ему было чем заняться: следовало привести в порядок разрушенное хозяйство, заняться посевами.

Воины, среди которых Асмик и Камран провели последние годы, решили задержаться в Луйсе. В селении в любой миг могли появиться арабы — кучке людей грозила опасность. Мужчины поселились в пустовавших домах и принялись помогать Вардану: почти все они были крестьянами, насильно оторванными от земли, истосковавшимися по привычной мирной работе.

Вскоре произошло нечто неожиданное и радостное: в Луйс стали возвращаться его жители. Воины халифа понесли большие потери в сражении с хуррамитами; уцелевшие пленники были освобождены и получили возможность вернуться домой. В живых остались не все, и отец Саркис решил отслужить панихиду по убиенным.

Жители Луйса собрались в церкви. Асмик тоже пошла туда. Многие смотрели на нее как на вернувшуюся с того света, но это не смущало женщину. Кое-кто ее не узнал. Когда служба закончилась и церковь опустела, Асмик подошла к священнику.

Услышав ее рассказ, он не удивился, лишь покачал головой.

— Господь всемогущ, я слышал о женщине, которая сражается в горах, среди хуррамитов, и, случалось, молился за нее. Я не думал, что это ты.

Асмик помолчала, потом тихо спросила:

— Церковь по-прежнему осуждает меня?

Он улыбнулся.

— Ты получила обратно своих детей и свою любовь и даже удостоилась славы мстительницы. Ты смыла с себя все сомнительное и темное, хотя теперь мне не кажется, что в твоем сердце было много грехов.

Вернувшись домой, Асмик сказала Камрану:

— Когда тебе станет лучше, мы уедем.

— Куда?

Она нахмурилась и поджала губы, будто не желая выдавать тайну.

— Помнишь, ты сказал, что для тебя в этой жизни нет выхода? Что тебе остается только умереть. Я не хочу, чтобы ты когда-нибудь вновь произнес такие слова.

Асмик была благодарна Камрану за то, что он сразу принял ребенка, которого она родила от другого мужчины. Он вовсе не собирался отнимать Сусанну у Вардана, он искал ее расположения, потому что ее мать была для него самой дорогой женщиной на свете. Сейчас у Камрана действовала только одна рука, но даже этой рукой он мастерил для девочки птичек из перьев и глины, а еще рассказывал ей удивительные персидские сказки, которые слышал от матери.