— Как ты сюда попал? — спросил Вардан, отстегивая от пояса фляжку с водой.

Камран не ответил.

Вардан приложил горлышко фляжки к губам раненого, чтобы тот смог напиться, а после спросил:

— Говоришь, Асмик жива? Где она?

— Не знаю. С ней… Тигран.

Камран говорил с трудом, его голос напоминал шелест листвы; дыхание то становилось прерывистым, хриплым, то почти замирало.

— Твой сын, — сказал Вардан.

Камран глубоко вздохнул и смежил веки.

— Отыщи их. Оставь меня. Иди. Не говори им… обо мне.

— Где ты нашел Асмик?

— В Исфахане. Она была очень больна. Все это время я был с ней, а потом… — Камран вновь замолчал.

Вардан решил, что араб потерял сознание. Лицо человека, которого любила Асмик, казалось лицом мертвеца на дне могилы. Наверняка всплеск сил, позволивший Камрану обнаружить себя, узнать Вардана и разумно ответить на вопросы, был признаком начавшейся агонии. Случается, в последние мгновения земного существования смертельно раненный человек с невиданной силой цепляется за жизнь. К сожалению, ни Бог, ни судьба не любят менять своих решений.

Вардан не знал, слышит его Камран или нет, но промолвил:

— Ты плохо думаешь обо мне, брат. Я кое в чем перед тобой виноват и кое-чем тебе обязан. Тогда, несколько лет назад, я тебе солгал: Асмик не уезжала из Луйса. Она родила ребенка и ждала тебя. Ты был ей нужен, и она тебя любила. К тому же благодаря тебе я обрел надежду вновь увидеть ее живой.

Вардан осторожно вытащил Камрана из ниши. После нескольких попыток ему удалось взвалить раненого себе на спину. Он медленно побрел по тропе, сгибаясь под тяжестью неподвижного тела.

Кругом стояла тишина, отрадная, колдовская тишина горного края, нарушаемая лишь шумом реки. С такой высоты долина Зайенде-Руд напоминала поверхность моря. Синее небо выглядело удивительно низким; казалось, пушистые белые облака вот-вот заденут голову.

Вардан не знал, сколько времени он шел и какое расстояние ему нужно было покрыть, чтобы добраться до дома. Что ждало его там? А если арабы сожгли селение?!

Постепенно усталость достигла такого предела, что ему приходилось то и дело останавливаться и делать передышку. Вардан решил считать шаги. Двадцать… нет, пятьдесят шагов — только потом остановка. Все тело болело и ныло. Вардан заставлял себя двигаться вперед гигантским напряжением воли и сил.

Камран не подавал признаков жизни. Скверно, если он, Вардан, принесет Асмик всего лишь холодный труп! Он впервые думал о ней и арабе без ревности. Был ли Камран жив или мертв, он победил. Однако это неважно, главное, что Асмик жива! Тигран тоже жив, и он с ней. Значит, он единственный, кто верил в то, что она не умерла.

Вардан добрался до Луйса, когда на землю опустилась ночь. Даже когда он различил знакомые дома, ему не сразу поверилось в то, что цель достигнута. Арабы спешили, потому не успели сжечь селение дотла. Вардан безумно обрадовался и вместе с тем невольно испугался, ступив на безлюдную улицу. Он будто попал в призрачный мир, он словно видел сон или бредил.

В зените виднелись большие облака, освещенные полной луной, вокруг которой вели хоровод крупные, яркие звезды. Вот и дом, родной дом, опустевший, спящий, неподвижный. Вардан вошел в обгоревшие ворота и, несмотря на дикую усталость и невыносимую тяжесть на плечах, тут же окинул двор хозяйским взглядом. Сгорело несколько построек, хлев, сарай, но дом, похоже, был цел.

Откуда ни возьмись прибежали, с радостным визгом заюлили, завиляли хвостами и свои, и соседские собаки. Перед тем как покинуть селение, Вардан привязал животных в надежде, что через какое-то время они смогут перегрызть веревки, ибо участь тех псов, что кинулись за своими хозяевами, была незавидна.

Переступив порог, он мысленно поблагодарил Бога за то, что тот позволил ему вновь очутиться там, где были истоки его жизни. Теперь можно освободиться от ноши, висевшей на плечах мертвым грузом. Чуть-чуть передохнуть и заняться раненым.

Вардан поднял взор и не поверил своим глазам. В доме горел очаг, пахло домашним уютом, едой. Из соседней комнаты вышла женщина и в испуге уронила кувшин — напиток разлился по полу. Вардан уловил сладкий запах виноградного сока.

— Мама… — облегченно произнес он.

Каринэ изумленно и радостно ахнула.

— Ты?! Откуда? — И, заметив кровь, испуганно спросила: — Ты ранен?

— Нет. — Вардан осторожно опустил Камрана на тахту. — Не я. Этот человек. Я не знаю, жив ли он еще или нет. А ты… как ты здесь очутилась?!

— Мы же договорились, — спокойно произнесла Каринэ, — что, если кому-то из нас удастся бежать, он отправится домой. Со мной Аревик и Сурен. Они спят. А где Гаянэ?

— Она тоже идет домой вместе с Сусанной. Они очутились на другом берегу реки. Надеюсь, им удастся отыскать переправу.

— Слава Господу!

— Я знал, что он не оставит нас, мама.

— Днем я осмелилась пройтись по селению, — сказала Каринэ, — некоторые дома сгорели, но церковь цела. Многое растащено и поломано, но ведь мы переживали и не такие времена.

— Что мы станем делать здесь одни?

— Главное, что мы дома, — уверенно заявила женщина и кивнула на Камрана: — Кто это? Я вижу, что он не из наших, но если ты принес его сюда…

Вардан устало присел на табурет.

— Это… возлюбленный Асмик.

— Но ведь Асмик…

— Она жива. Он ее спас. С Тиграном тоже все в порядке.

Вардан стал рассказывать то, что знал, а Каринэ только качала головой и повторяла:

— Господь милосерден и велик! Нам никогда не постичь того, что он задумал!

— Как ты считаешь, этот человек выздоровеет? — спросил Вардан.

Женщина оторвала взгляд от раненого и пристально посмотрела на сына.

— Ты этого хочешь?

— Да. Я хочу, чтобы все наконец встало на свои места, чтобы каждый обрел то, что ему нужно и… чего он заслуживает.

— Я приложу все усилия, чтобы ему помочь. Мои травы и настойки уцелели. А ты… ты пойдешь искать Асмик?

— Нет. Я пойду искать Гаянэ и Сусанну.

Камран не знал, сколько времени он был без сознания. Вероятно, очень долго, потому что, очнувшись, он услышал то, чего не слышал целую вечность, — голос матери.

— Потерпи, сынок, все заживет.

Ее заботливые, теплые, ласковые руки что-то делали с ним, и он знал, что скоро ему станет легче. Потом Камран понял, что женщина говорит не на том языке, на котором он привык думать, на каком умел читать и писать. Хотя воздух перед глазами колыхался, как в пустыне, Камран сумел разглядеть женщину. На ее лице виднелись морщины, но она не выглядела старой. Сиреневый платок, темно-зеленое платье. Натруженные руки двигались уверенно и спокойно.

— Проснулся? Это хорошо. Тебя жестоко избили. Сломана рука и два ребра, и еще меня беспокоят три глубокие раны — из-за них ты потерял много крови. И все же, думаю, ты поправишься.

От очага и от взгляда женщины шло тепло. Камран почувствовал щекой шершавую мягкость овчины, потом ощутил свое тело; оно горело от боли, и вместе с тем ему было приятно лежать под мягким шерстяным покрывалом. Вот уже много лет о нем никто не заботился, он знал только напряжение и усталость.

Женщина приподняла голову Камрана и помогла напиться. Он хотел поблагодарить ее, но она остановила его улыбкой и словами:

— Не разговаривай. Лежи.

Он не послушался.

— Где… твой сын?

— Вардан пошел искать свою жену, — ответила Каринэ и, добродушно усмехнувшись, добавила: — Может, заодно отыщет и твою!

— Жасмин, — сказал Камран и, облегченно вздохнув, опустил веки.

На глазах Каринэ появились слезы.

— Да. Твою Жасмин.


Ярко светило солнце, вершины гор пронзали синее небо. В расщелинах скал колыхались нежные цветы. С Асмик был ее сын. И все же ее ничего не радовало. Она не знала, что делать и куда идти. Скорбь связала ее по рукам и ногам невидимыми веревками. Асмик старалась улыбаться Тиграну, тогда как в ее душе стыл ужас. Да, она должна чувствовать себя счастливой: она прощена Богом и людьми. Судьба совершила немыслимое — вернула ей детей. Но Камран, Камран… Потеряв возлюбленного, Асмик с новой силой осознала свое одиночество. Люди, находившиеся рядом, казались тенями. Она не мешкая бросилась бы вниз со скалы, если б ее руку не сжимала рука сына.

Асет и другие мужчины шли по тропе, время от времени посматривая вниз, туда, где извивалась голубая лента реки. Они о чем-то переговаривались и совещались. Асмик знала, что они уже забыли о Камране, и не только потому, что в глубине души никогда не переставали считать его чужаком. Внезапные горести, трагические потери привычны во времена, когда война подобна огню, что бежит по соломе, когда у стервятников больше пищи, чем у людей!

— Мама, — сказал Тигран, чье чуткое ухо раньше остальных уловило посторонние звуки, — похоже, кто-то движется по берегу.

Он был прав: громко кричали вспугнутые птицы, а затем ветер донес с берега человеческий голос. Мужчины и мальчик с матерью спустились ниже и увидели женщину — она медленно шла по тропинке вдоль реки, ведя за руку маленькую девочку.

Тигран приложил ладони ко рту и крикнул:

— Эй!

Женщина испуганно вскинула голову и остановилась.

— Тетя Гаянэ! — удивленно и радостно воскликнул Тигран и, не дожидаясь позволения старших, побежал вниз.

Асмик последовала за сыном, зная, что сейчас Бог одарит ее еще одним чудом.

Когда женщина увидела свою дочь, она замерла, не в силах сделать и шага, и лишь протянула руки.

— Сусанна! Доченька!

Девочка испуганно прижалась к Гаянэ. За годы разлуки ребенок забыл свою мать.