Уиллоу почувствовала себя виноватой, когда отвела глаза и поспешила в гостиную, где стоял новый стол Гидеона, обращенный лицом к окну. Он доверял ей, желая разделить с ней каждый миг жизни. И он никогда не простил бы ее, если бы узнал о тайне, которую она скрывает.

Подписанный только этим утром чек, прижатый пресс-папье – простым речным камешком, который понравился Гидеону и который он принес домой, дрожал в руке Уиллоу, когда она вытащила его. Возможно, если бы она прямо рассказала ему всю правду, все бы обернулось неплохо. Но в то же время, каким бы нежным мужем ни был Гидеон, в нем была какая-то безжалостность.

Уиллоу вздохнула, глядя куда-то в пыльную даль, не видя и не слыша шести сотен коров и криков погонщиков. А как же отец? Девлина это горе подточило, несмотря на его заявления, что с каждым днем ему все легче переносить потерю Стивена.

– Уиллоу!

Она виновато посмотрела на Гидеона, не в силах ответить на его нежное любопытство.

– Что-то не так?

К горлу Уиллоу подступил комок, отчего она торопливо проговорила:

– Нет, я просто наблюдала за коровами… Гидеон стоял рядом в тихой, чистой гостиной, положив руки ей на плечи.

– Они и твои, Уиллоу, – сказал он.

Уиллоу всхлипнула. Она так сильно любила этого мужчину, что ей казалось, она наверняка могла бы умереть от этого, и иметь от него секреты, какой бы необходимостью это ни было вызвано, оказывалось для нее просто адом.

– Нет, – с трудом сказала она. – Ты купил их. Это ранчо, скот – все здесь твое, Гидеон.

Он повернул ее к себе лицом, указательным пальцем подняв ее подбородок.

– Уиллоу, неужели ты думаешь, что все, что у меня есть, имело бы какое-то значение, если бы ты не могла разделить это со мной?

На глазах у нее блеснули слезы.

– Ах, Гидеон… Гидеон удивился:

– С тобой все в порядке?

Она поняла, что он наблюдал за ней, строя догадки. Как бы она ни старалась, ей не удавалось вести себя так, как следовало человеку, пережившему потерю.

– Все хорошо, – сказала она, протягивая ему чек. – Заплати мистеру Риггерсу. Я… я, пожалуй, поеду в город, посмотрю, не приехал ли отец Дафны.

– Уиллоу…

Уиллоу закусила губу, молясь, чтобы он не заставил ее остаться и солгать.

По каким-то одному Богу понятным причинам ее молитва не осталась безответной. Гидеон бросил на нее еще один тяжелый вопросительный взгляд и взял из ее рук чек.

– Ты будешь осторожной, да? Эти погонщики…

Где-то в глубине души Уиллоу нашла улыбку и приклеила ее на лицо, где она с трудом удержалась, чуть было не выдав ее.

– Я не буду подходить к ним близко, Гидеон, – пообещала она. – И вернусь домой вовремя, чтобы успеть приготовить тебе ужин.

На миг ей показалось, что он хочет еще что-то сказать. Однако он только еще раз задумчиво посмотрел на жену, пожал плечами и вернулся на кухню.


Отец Дафны действительно приехал; Уиллоу слышала, как он кричит, еще когда только подъезжала к дому Девлина Галлахера, и натянула поводья, остановившись перед воротами.

На дорожке ее встретила Мария, глаза которой в испуге расширились.

– Отец сеньориты говорит, что пристрелит нашего Гидеона! – заплакала она.

Уиллоу расправила плечи и подняла голову.

– Чушь какая! – фыркнула она, но все-таки это ее здорово разозлило. Она решительно направилась в кабинет отца.

Джек Робертс был таким же высоким, как и Девлин, и в юности, вероятно, был красивее. Теперь он отяжелел, волосы поредели, а лицо от злости пошло пятнами. Около окна, съежившись, стояла Дафна. Вид у нее был такой, словно она предпочла бы завернуться в портьеру и никогда не выходить оттуда.

– Уиллоу! – завыла она. – Уиллоу, папа говорит, что заберет меня в Нью-Йорк!

– Посмотрим, – сказала Уиллоу, откалывая шляпную булавку и снимая шляпку.

– Так, значит, это вы заварили всю эту кашу – сбили Дафну с истинного пути…

– Папа! – воскликнула Дафна, протестуя.

– Все в порядке, – спокойно сказала Уиллоу. – Мистер Робертс, все дело в том, что Дафна хочет остаться с нами здесь, в Вирджинии-Сити.

Казалось, по всему лицу мистера Робертса выступили тонкие багровые прожилки.

– Я не потерплю, чтобы моя дочь жила в этом городишке в семье отпетого преступника!

В больших сиреневых глазах Дафны пронеслась ужасающая тень, и под ними выступили темные пятна. Уиллоу почти желала, чтобы ее подруга вернулась в Нью-Йорк раз и навсегда. Очевидно, их общая тайна причиняла Дафне еще большие страдания, нежели самой Уиллоу.

– Мой брат мертв, – решительно сказала Уиллоу. – И вследствие этого он, разумеется, уже не представляет опасности для Дафны.

– И ты связалась с этим преступником?! – прогремел Джек Робертс, выкатив глаза.

«Не говори ничего, Дафна!» – лихорадочно просила про себя Уиллоу.

– Да! Я люблю его! – завизжала Дафна.

– Ты любишь его? – отозвался стоявший перед ней внушительный богатый мужчина. – Изгоя? Мертвого преступника?

Дафна дрожала, отводя глаза, чтобы не встретиться взглядом с Уиллоу.

– Я всегда буду любить Стивена, – сказала она.

– А как же Гидеон? Мне казалось, ты приехала сюда, чтобы снова завоевать его сердце?

– Тебе бы это понравилось, да, папа? – прошипела Дафна, явно не сдержавшись. – Я могла бы проехать две тысячи миль, чтобы соблазнить мужа другой женщины, и тебе это показалось бы в порядке вещей, потому что твой кошелек сделался бы от этого еще толще!

На какой-то страшный миг Уиллоу показалось, что Джек Робертс готов ударить дочь. Когда все обошлось без насилия, она бросилась к столу и, налив щедрую порцию бренди, протянула стакан взбешенному отцу Дафны.

Он нахмурился, а потом взял бренди и одним глотком осушил стакан. Придя в себя, он сказал, растягивая слова:

– Мы вместе – Гидеон и я – получили бы контроль над «Сентрал пасифик».

Наступило гнетущее молчание, которое вскоре нарушила Дафна:

– Папа, я не любила Гидеона, а он не любил меня. Он хотел контролировать «Пасифик», как и ты. По-моему, вы оба заслуживаете презрения, решив использовать меня в своих целях!

– Дафна, – начал было ее отец с виноватым, но все же решительным видом.

– Нет! – резко перебила она его. – Я не поеду с тобой в Нью-Йорк! Мне нужно остаться здесь с…

У Уиллоу кровь застыла в жилах, и она громко откашлялась.

– С Уиллоу, – сказала Дафна.

– Но почему? – крикнул Джек Робертс. – Эта женщина все испортила – она разрушила твою жизнь…

– Если то, что она спасла меня от брака без любви, можно назвать разрушением моей жизни, то именно это она и сделала. Уиллоу моя лучшая подруга, и я не покину ее.

Утомленный долгой дорогой, мужчина глубоко вздохнул:

– Мы еще поговорим об этом, Дафна. Я постараюсь быть более убедительным.

Бросив на Дафну вопросительный и в то же время предостерегающий взгляд, Уиллоу решила, что сейчас самое время оставить дочь наедине с отцом. Чувствуя какую-то тяжесть на душе, она пошла в сад и нарвала там охапку увядающих циний, чтобы отнести их на кладбище через дорогу.


Венсел Тадд наблюдал, как дочь судьи Галлахера идет к могилам Коя и Рэйли Форбзов, оставаясь при этом незамеченным. Он считал, что поскольку они были ей всего лишь сводными братьями, а она выросла в доме Девлина, то она, вероятно, почти совсем не знала их.

В этот день солнце стояло высоко и палило нещадно. Венсел вытащил платок и промокнул им лоб и затылок.

Скоро, когда прибудут его наградные, он двинется в Мексику. И хотя там еще жарче, там будет достаточно холодной выпивки и миленьких сеньорин, которые утешат его. Может быть, ему удастся найти какой-нибудь чудесненький городок на берегу океана и стать чем-то вроде патрона.

Уиллоу Маршалл принесла цветы, опустилась на колени между двух могил, положив половину цветов на один камень, а другую половину – на другой. Она почти не смотрела в сторону огражденной могилы, на которой было выбито имя Стивена Галлахера, что показалось Венселу весьма странным. И даже более чем странным, если вспомнить, как она вела себя в тот день, когда он привез этих проходимцев.

Венсел придавался таким размышлениям, когда чьи-то сильные руки внезапно схватили его за плечи, развернули и больно швырнули о стену церкви. На него совершенно безумным взглядом смотрел Девлин Галлахер, плотно сжав губы.

– Что, черт возьми, ты тут делаешь? – прохрипел Галлахер.

Венселу подумалось, суждено ли ему вообще попасть в Мексику.

Делаю? – в замешательстве отозвался он.

– Ты ведь не молиться сюда пришел, – растягивая слова, сказал Девлин, и хотя его голос был чрезвычайно мягким, у Венсела Тадда сердце ушло в пятки. – Тебя что-то интересует в моей дочери?

Тадд поежился:

– Нет, сэр, ничего. Я просто видел, как она положила цветы на могилы парней Форбзов, и подумал: почему же она не принесла цветов Стивену?

Необычность этого явно поразила и самого Девлина; его глаза остановились на дочери, потемнев. Однако когда они снова обратились к Тадду, они были чистыми, как горный ручей, и острыми, как лезвие ножа.

– Держись подальше от Уиллоу, Тадд. Ты причинил столько боли нашей семье, сколько только можно себе представить. – Он помолчал, глубоко и судорожно вздохнул. – И да поможет мне Бог, Венсел, если ты еще хоть раз подойдешь к ней. Я убью тебя.

– Тебя повесят!

– Возможно. А может, и нет. Убирайся, Тадд, пока я не дал тебе под зад.

Насколько Венсел Тадд понимал, это был неподходящий для драки день. Он глубоко вздохнул, расправил плечи и пошел прочь.


– Уиллоу!

Она подняла взгляд от могилы Коя, взглянув в постаревшее лицо отца.

– Что ты здесь делаешь, папа? Сейчас ведь полдень.

Он сел рядом с ней на корточки, как, бывало, делал Стивен.

– Я могу задать тебе тот же вопрос. Я и не знал, что ты так любила своих сводных братьев.