Один палец Павла оказался незагнутым. Он с интересом посмотрел на оттопыренный мизинец и, чтобы он зря не топырился, поковырял ногтем в зубах. Марина приподнялась на локте, внимательно посмотрела Павлу в глаза и спросила:

– А что же ты до свадьбы никогда ни о чем таком меня не просил, если уже уверен был, что я не девочка? Например, когда я болела... Помнишь, на поле простудилась... Я ведь тогда могла и согласиться...

– Хотелось, чтобы все было по-хорошему. Я ведь жениться на тебе собирался.

– А то, что сейчас произошло между нами, ты считаешь хорошим? – с содроганием произнесла Марина.

– А чего плохого? – изумился Павел. – Обычная семейная жизнь. Половая... так сказать... Тебе привыкать надо...

– Привыкать не буду! – заявила Марина, села на постели и опустила на законное место задранные к самой шее новенький кружевной бюстгальтер и нарядную блузку свадебного костюма.

– В смысле? – удивился ее муж и тоже сел, спустив голые ноги на пол и даже не собираясь чем-нибудь прикрыться.

Марина надела трусики и колготки со спущенными петлями. Когда она взялась за юбку, Павел очень удивленно спросил:

– Ну и что это означает?

– Это означает, что в понедельник я подам заявление о разводе, – ответила она.

– Да ну? – расхохотался он. – И кто ж у тебя его примет? Только в пятницу расписались!

– Даже если нас не разведут, то... – Марина посмотрела на Павла очень серьезно и уже совершенно бесстрашно, – мне на это решительным образом наплевать. Жить с тобой я все равно не буду.

– Как это?! – встревожился наконец Павел и даже соизволил надеть плавки. – Да ты что, Маринка?! Не глупи! Я же ничего не сделал такого, чтобы...

– Ты жестоко изнасиловал меня, Паша, только и всего!

– Да ладно тебе... это же обычное дело...

Не отвечая, она натянула юбку и вышла из спальни. Павел бросился за ней следом, так громко уговаривая ее одуматься, что в коридор из своей комнаты выскочили его встревоженные родители.

– Что происходит, Павлик? – спросила Маринина свекровь Галина Павловна, кутаясь в наскоро наброшенный на ночную рубашку халат.

– Да она с ума сошла! – выкрикнул Павел. – Уходит от меня, потому что... В общем, сами у нее спросите, чего ей вдруг взбрендило...

Марина молча натягивала сапоги.

– Мариночка! Да что случилось-то? – бросился к невестке свекор Аркадий Матвеевич.

Марина, застегнув непослушными пальцами плащ, сказала:

– Прощайте, – и вышла за дверь квартиры, в которой еще сегодня утром собиралась жить долго и счастливо.

* * *

И сам Павел, и свекор со свекровью несколько раз приходили домой к Марине, пытаясь уговорить ее вернуться. К их настоятельным просьбам вскоре присоединились Маринины родители, которые пребывали в самом мрачном настроении, поскольку дочь в первую же брачную ночь сбежала от законного мужа и теперь, ничего им не объясняя, целыми дням лежала на диване с мрачным лицом и ни на какие уговоры не реагировала. На все просьбы родственников обеих сторон Марина отвечала молчанием, а через месяц отпуска, который должен был стать для нее медовым, она поднялась с дивана, надела черный костюм с черной же блузкой и отправилась на работу с таким лицом, будто у нее разом умерли все родственники. В своем отделе она сказала сослуживцам, что со свадьбой они с Епифановым поторопились. После этого сообщения окинула всех присутствующих таким испепеляющим взором, что никто больше ни о чем не решился ее спросить, а заботливый начальник (разумеется, только лишь из сочувствия) сразу подсунул ей договор на серьезную длительную работу, дабы девушка врачевала свои душевные раны неутомимой трудовой деятельностью.

Марина врачевала себя работой ровно два месяца, а на третьем окончательно удостоверилась в том, что ко всем ранее полученным ранам прибавляется еще одна. Участковый гинеколог районной женской консультации подтвердил самые худшие ее опасения, записав в карте неутешительный диагноз: «Беременность. 12 недель».

Будущая мать, которая не собиралась избавляться от ребенка, кутаясь в пуховую оренбургскую шаль, как раз размышляла над своей незадавшейся жизнью, когда к ней явился Павел.

– Марина, прости меня, – сказал он, и лицо его горько скривилось.

– И за что же? – очень удивилась Марина его гримасе.

– Ты знаешь...

– Не знаю, Паша. Ты уверял меня, что все делал правильно...

– Ну... дурак был... идиот... Как хочешь меня назови... Но я действительно люблю тебя, Маришенька... сильно люблю... Я даже сам не знал, до какой степени... честное слово...

Марина смотрела на мужа, с которым так еще и не развелась, и не чувствовала ничего. Ничего! И куда только делась та возвышенная светлая любовь, с которой она выходила замуж? Перед ней на стуле сидел совершенно заурядный человек с песочного цвета волосами, легкими веснушками на худощавом, немного непропорциональном лице и светло-карими, маловыразительными глазами. Да отчего же это прежде при взгляде на Павла у нее заходилось сердце и даже плакать хотелось от умиления? Чему тут умиляться?! Какие же у него длинные руки. А этот вихор на затылке... Как гребень у петуха... А носки-то... носки! Какие ужасные на нем носки, не говоря уже о рубашке! Что за пошлые кубики?! И губы... Почему ей раньше все время хотелось целовать этого человека? Он же ей совсем чужой...

– Уходи, Паша, – сказала Марина и еще плотнее закуталась в свою шаль.

– Я не уйду, потому что... – Павел, замявшись, замолчал, но жена ничем не подбодрила его. Она молча смотрела ему в глаза, и он вынужден был закончить: – Потому что знаю: ты беременна...

– И что?! – вскинулась Марина.

– Ну и вот... Ребенок же мой... Ты же не будешь утверждать, что он от другого?

– Не буду.

– Поэтому я и предлагаю нам с тобой начать все заново.

– Зачем? – искренне удивилась она.

– Затем, что ребенку нужен отец.

– Нужен, – согласилась Марина. – Но не такой, как ты.

– Да чем же я так уж плох?! – возмутился Павел. – Ты же любила меня! Во всяком случае, говорила, что любишь...

– Я ошибалась...

– Мариш... – метнулся к ней Павел, схватил за руку и очень горячо заговорил: – Ну... я признаю, что был невыдержан и груб... Но это же... даже не от глупости... а от незнания, как надо...

– Даже не вздумай сказать, что у тебя до меня никого не было! – усмехнулась она. – Ты очень профессионально стаскивал с меня колготки.

– Я не собираюсь оправдываться и врать. Мне ж не семнадцать лет! Да, у меня были девчонки... Но такие... которым все равно как... Я когда вернулся из армии, в разгул ударился... Друзья по таким злачным местам водили, что... – Он безнадежно махнул рукой. – А там, знаешь ли, не до нежности...

– Ты никогда мне об этом не говорил. – Марина удрученно покачала головой.

– Разве подобными похождениями хвалятся перед девушкой, на которой хотят жениться?

Марина промолчала. Павел посчитал молчание добрым знаком и поцеловал руку жены, которую сжимал в ладони. Она торопливо отняла ее и сказала:

– Запоздали твои признания, Паша. Я больше не люблю тебя.

– Да не может такого быть! – возмутился он. – Чего же стоила тогда твоя любовь, если сразу пропала, стоило мне один раз ошибиться! Ведь всего один!

Марина пожала плечами и печально произнесла:

– Кто же знает, Павлик, из чего рождается любовь и куда уходит...

– Мариш! Ну дай мне еще один шанс! У нас же... ребенок! Я буду хорошим отцом, вот увидишь! И мужем тоже... постараюсь... Не поверишь, но я у ребят даже книжки специальные взял...

– Какие еще книжки? – не поняла Марина.

– Ну такие... где про сексуальную гармонию... чтобы все красиво, чтобы тебе приятно было...

– Ерунда все это, – отмахнулась она.

– Не скажи... Знающие люди говорят, что очень полезные книги...

– Мне ничего не нужно от тебя и твоих книг, Паша: ни пользы, ни гармонии. Прошло у меня к тебе все, понимаешь?!

* * *

Марину с новорожденным сыном из роддома все-таки встречал Павел в тесной компании собственных родителей, двух братьев и младшей сестры с мужем.

– Мариночка, поедемте к нам, – смущенно пряча глаза, попросил ее Аркадий Матвеевич. – Мы уж и кроватку для малыша у вас в спальне поставили, и пеленки есть, и всякое такое... ну... что маленькому нужно...

– Поезжай, доченька, – посоветовала и почему-то сразу прощально махнула рукой Маринина мать. – Пусть все по-людски будет.

Вслед за матерью согласно и чересчур часто закивал отец, а старшая сестра Нонна сказала:

– Соглашайся, сеструха! Если что, опять назад вернешься! А пока пусть папаша на младенца поработает! А то больно хорошо устроился! Пацана забабахал – а другим растить?

– Похоже, вы все уже за меня решили, – усмехнулась Марина.

– Я очень люблю тебя, – сказал вдруг Павел при всех.

Марина обвела глазами его родню. Аркадий Матвеевич по-прежнему смотрел на свои башмаки, Галина Павловна нервно кусала губы, с которых съела уже почти всю помаду. Братья Павла и муж сестры дипломатично отошли в сторонку и молча курили, а сестра Ирина высоким голосом сказала:

– А мы вам коляску отдадим, большую... Нашей Ниночке уже не нужна. Коляска еще совсем хорошая... Матрасик только поменять...

Марина, не говоря ни слова, осторожно взяла конверт с ребенком у отца и вручила его Павлу, у которого сразу так скривилось лицо, будто он собирался заплакать. Марина побыстрей отвела в сторону глаза.

– Ну... вот так-то лучше... – облегченно сказал отец, не зная, куда девать освободившиеся руки.

Все вокруг сразу повеселели, загомонили, стали знаками показывать водителям стоящих в стороне такси, чтобы подъезжали ближе. На квартиру Епифановых поехали на двух такси и белоснежной «Волге» Бориса, старшего из братьев Павла.

Марина, севшая на переднее сиденье одной из машин, в зеркало над лобовым стеклом то и дело ловила благодарные взгляды мужа. Он держал ребенка напряженными руками, трогательно прижимаясь к одеяльцу щекой. Утром, бреясь, он, видимо, неосторожным движением поранился, и кружевной уголок уже слегка запачкался кровью, так и сочащейся из ранки. Марина хотела было ободряюще улыбнуться Павлу, но потом раздумала. Кто знает, как у них пойдет дело. Может быть, она опять сбежит от него сегодня же ночью.