– Ты уверена? – прошептал Атлас.

Леда кивнула, ее сердце бешено забилось. Конечно, она была уверена. Как никогда раньше.

Утром Леда помчалась на кухню с еще влажными от пара джакузи волосами. На теле, словно инк-татуировки, запечатлелись прикосновения Атласа. А вот сам он исчез.

Атлас сел на первый самолет до Нью-Йорка. «Он хотел проведать Эйвери», – сказал его отец. Леда равнодушно кивнула, но внутри все перевернулось. Она знала истинную причину этого отъезда. Атлас избегал ее. Ну и пускай! Злость затмевала острую боль. Она покажет Атласу, что произошедшее ей безразлично.

Но Леде так и не выпала возможность столкнуться с Атласом лицом к лицу. На той же неделе, до занятий, он пропал, хотя начинался весенний семестр его выпускного года. В кругу семьи провели стремительное расследование и уже через пару часов выяснили: с ним все в порядке.

Теперь же, почти год спустя, исчезновение Атласа перестало кого-то удивлять. На людях родители отшучивались, списывая все на безрассудство юности. На бесчисленных коктейльных вечеринках Леда слышала рассказы: дескать, они сами предложили Атласу взять академический отпуск на год и проехаться по миру. Родители держались этой версии, но Эйвери поведала Леде правду. Фуллеры понятия не имели, где находится Атлас и когда вернется – если вернется вообще. Он регулярно звонил Эйвери, проверяя, как у нее дела, но тщательно скрывал свое местопребывание и не задерживался в одной точке планеты подолгу.

Леда так и не сказала Эйвери про ту ночь в Андах. Не знала, как преподнести это в свете исчезновения Атласа. Но по мере ее молчания тайна росла и росла. Это был серьезный удар: единственный парень, к которому она прониклась симпатией, сбежал после первой же совместной ночи. Леда старалась растравить в себе злость: она казалась безопаснее обиды. Но даже ярости не хватало, чтобы заглушить тупую боль, отдававшую во всем теле при мысли об Атласе.

Так Леда и очутилась в реабилитационном центре.

– Леда, поедешь со мной? – прервал ее мысли голос Эйвери. Леда моргнула. – В офис папы, надо кое-что забрать.

Эйвери округлила глаза, вкладывая в свой взгляд особый смысл: подруги многие годы пользовались этим предлогом, когда хотели избавиться от чьей-либо компании.

– Разве у твоего отца нет ботов-посыльных? – спросила Минь.

– Конечно, – ответила Леда Эйвери, будто не слыша Минь, поднялась и стряхнула с джинсов травинки. – Идем.

Подруги помахали всем на прощание и вышли на дорожку к ближайшей транспортной остановке, где вверх устремлялась вертикальная колонна лифтов-экспрессов С-линии. Стены лифта были абсолютно прозрачными: Леда видела внутри группу женщин, склонивших друг к другу головы и о чем-то щебетавших, а еще ковырявшего в носу малыша.

– Вчера вечером пришел импульс-вызов от Атласа, – прошептала Эйвери, когда они ступили на платформу, идущую наверх.

Леда напряглась. Она знала, что подруга перестала рассказывать родителям о звонках Атласа. Это их только огорчало. Однако Леде казалось странным, что Эйвери больше никому об этом не говорит.

Сестра всегда слишком опекала Атласа. Если он с кем-то встречался, она неизменно вела себя вежливо, но смотрела свысока, будто не одобряла его выбор или же считала, что брат совершает ошибку. Может, все дело в том, вдруг подумала Леда, что Атласа усыновили: Эйвери переживает, что он более уязвимый из-за прежней жизни, и стремится оберегать его.

– Правда? – спросила Леда ровным голосом. – Ты поняла, где он находится?

– Я слышала громкие голоса. Возможно, в каком-то баре. – Эйвери пожала плечами. – Ты ведь знаешь Атласа.

«Нет, совсем не знаю», – могла бы она ответить. Если бы Леда понимала Атласа, то справилась бы со своими противоречивыми чувствами. Она пожала подруге руку.

– Что бы там ни было, – с напускной радостью сказала Эйвери, – он приедет домой, как только будет готов. Верно?

В ее взгляде застыл вопрос. На мгновение Леду потрясло, как сильно Эйвери напоминала ей Атласа. Брат и сестра не были связаны кровными узами, но их объединяла жгучая энергетика. Когда они обращали на тебя свое внимание, ты словно смотрел на ослепительное солнце.

Леде стало неловко.

– Конечно, – сказала она. – Скоро он вернется.

Она надеялась, что это не так, и в то же время мечтала лишь об этом.

Райлин

Следующим вечером Райлин Майерс стояла перед дверью своей квартиры, пытаясь поднести идентификационное кольцо к сканеру. В одной руке она держала сумку с покупками, а в другой – полупустую банку энергетика. Конечно, думала Райлин, пока бесцеремонно пинала дверь, такой проблемы бы не возникло, будь у них сканер сетчатки или роскошные компьютеризованные линзы, которые носила молодежь с верхов. Но там, где жила Райлин, на тридцать втором, никто не мог позволить себе подобного.

Когда она вновь занесла ногу для удара, дверь открылась.

– Ну наконец-то, – проворчала Райлин, проходя мимо своей четырнадцатилетней сестры.

– Закрепи ты кольцо так, как я тебе постоянно говорю, то не вздыхала бы, – съязвила Крисса. – Ах да, что бы тебе тогда пришлось сказать? «Извините, офицеры, я открываю кольцом пивные бутылки, и теперь оно сломалось»?

Райлин оставила ее слова без внимания. Сделав приличный глоток энергетика, она опустила сумку с покупками на столешницу и передала сестре коробку с рисом по-вегетариански.

– Уберешь? Я опаздываю.

Межтранс – Межэтажная транзитная система – снова сломалась, поэтому Райлин пришлось пройти все двадцать кварталов от остановки лифта до квартиры.

Крисса подняла взгляд:

– Неужели уходишь на вечер?

Она унаследовала мягкие корейские черты матери, аккуратный нос и сильно изогнутые брови, а Райлин больше походила на отца с его квадратным подбородком. Но обеим сестрам достались ярко-зеленые глаза матери, светящиеся, точно бериллы.

– Ну да. – Райлин проигнорировала истинный смысл вопроса. – Сегодня суббота.

Она не хотела говорить о том, что произошло ровно год назад – когда умерла их мама и весь мир рухнул. Райлин не могла забыть, как в ту ночь к ним домой заявились люди из органов опеки, а они с сестрой рыдали обнявшись, пока те разглагольствовали про систему приемных семей.

Райлин некоторое время слушала, а Крисса уткнулась ей в плечо, не переставая плакать. Сестра была умной девочкой, даже слишком, а еще отлично играла в волейбол и могла претендовать на стипендию в колледже. Но Райлин немало знала о патронажном воспитании и понимала, чем им это грозит. Особенно Криссе.

Райлин поклялась сделать что угодно, чтобы их семья не распалась.

На следующий день она отправилась в ближайший суд по семейным вопросам и заявила о своем совершеннолетии, что позволило бы перейти на полную ставку, – правда, работа на монорельсовой станции была просто отвратительной. А что ей оставалось? Они еле держались на плаву. Совсем недавно Райлин получила очередное предупреждение от хозяина квартиры, ведь они постоянно задерживали оплату где-то на месяц. Да еще больничные счета мамы. За прошлый год Райлин пыталась разобраться с ними, но при их процентной ставке долг только увеличивался. Иногда она думала, что ей никогда не освободиться.

Пока жизнь складывалась для них именно так, и перемен не предвиделось.

– Райлин. Ну пожалуйста.

– Я и так опаздываю, – сказала Райлин, скрываясь за ширмой своего закутка в их крошечной спальне.

Она старалась думать о том, что надеть, и о том, что в предстоящие тридцать шесть часов не придется идти на работу. О чем угодно, только не об укоризненном взгляде зеленых глаз сестры, до боли похожих на мамины.


Райлин и ее парень, Хайрел, с грохотом спустились по ступенькам выхода номер двенадцать, ведущего из Башни.

– Вот и они, – пробормотала Райлин, поднося руку к лицу, чтобы отгородиться от яркого солнца.

Друзья собрались на обычном месте, возле нагревшейся металлической скамьи на пересечении Сто двадцать седьмой и Морнингсайд.

Райлин взглянула на Хайрела:

– У тебя точно с собой ничего нет?

Райлин не слишком радовало, что Хайрел сам занялся продажей товара – сперва друзьям, потом перешел на уровень повыше, но эта неделя тянулась слишком долго, а она все еще нервничала после разговора с Криссой. Сейчас бы Райлин не отказалась от дозы, хотя бы релаксантов, или покурила бы глюк-кальян – лишь бы заглушить бесконечный поток мыслей.

– Прости. – Хайрел покачал головой. – На этой неделе распродал все подчистую. – Он взглянул на Райлин. – Ты в порядке?

Она не ответила. Хайрел коснулся ее руки. Его ладони были грубыми от физического труда, под ногти набилась грязь. Хайрел бросил школу в прошлом году, чтобы пойти в лифтеры и изнутри ремонтировать громадные кабины Башни. Целыми днями он висел в сотнях метров над землей, не хуже человека-паука.

– Рай! – К ней подбежала лучшая подруга, Люкс. На этой неделе ее неровно подстриженные пряди были пепельно-русыми. – Ты все-таки вырвалась! Я боялась, что не придешь.

– Прости. Задержалась немного.

– Что, немного «подзарядилась» перед концертом? – Андре фыркнул и сделал непристойный жест руками.

Люкс закатила глаза и обняла Райлин.

– Как ты? – пробормотала подруга.

– Отлично.

Райлин не знала, что еще сказать. Отчасти она была благодарна Люкс, что та вспомнила об этом дне, но одновременно и досадовала. Обнаружив, что теребит старый мамин кулон, поспешила убрать от него руку. Разве она пришла сюда думать о маме?

Покачав головой, девушка окинула взглядом всю компанию. Андре прислонился к скамье: несмотря на жару, он красовался в кожаной куртке. Рядом стоял Хайрел: в лучах заходящего солнца его бронзовая кожа слегка светилась. На дальнем конце скамьи сидела Индиго, одетая в рубашку вместо платья и сапоги на невероятно высоком каблуке.

– А где Ви? – спросила Райлин.

– Решил позаботиться о развлечении для нас, – саркастично отозвалась Индиго. – Если, конечно, ты сама что-нибудь не принесла.