– Ай, ай, ай, я падаю! – истошно завопила я, изо всех сил цепляясь за яблоню.

Стремянка, побалансировав пару секунд в положении Пизанской башни, всё-таки решительно брякнулась вслед за яблоками. Я непременно повисла бы на ветке в глупейшем положении, если бы руки Ксении не обхватили нашедший на себя приключения нижний сантиметраж моей фигуры.

– Тихо, всё! Я держу! Отпускайте ветку.

– Ой, нет, я упаду! – зажмурившись, пищала я.

– Да нет же, я вас крепко держу! – успокаивала Ксения. – Тут совсем не высоко! Разжимайте руки, я вам помогу спуститься.

О да, держала она меня крепко – ниже талии. Как только я разжала руки, её объятия ослабели, и я с визгом соскользнула вниз.

Когда я открыла зажмуренные глаза, мои ноги чувствовали землю, а Ксения обнимала меня уже более традиционным способом – за верхнюю часть тела.

– Ну, вот и всё, – сказала она с улыбкой.

– Уфф, ну и фотосессия, – пробормотала я. – Травмоопасная…

Фотосессия закончилась, но фотограф не спешил опускать меня из объятий. Я осторожно попыталась высвободиться, но руки Ксении держали меня железно, а из её зрачков на меня веяло жаром.

– Э-э… – Я снова сделала движение, намекающее, что я хотела бы оказаться на свободе. – Я уже стою на ногах, можете отпустить.

– Мм… А я вот не уверена, что стою, – касаясь меня дыханием, проговорила Ксения. – По-моему, я где-то летаю… в облаках.

– Ну, тогда поскорее спускайтесь, потому что пора обедать, – сказала я.

Ещё никогда в жизни я так не рвалась к огурцам и помидорам, чтобы порезать их для салата. Я чувствовала себя… грязно, потому что позволила до себя дотрагиваться чужому человеку спустя ничтожно малое время после твоих похорон. «Башмаков ещё не износила…»* Нож неистово и зверски рубил ни в чём не повинные овощи, а Ксения с виноватым видом стояла напротив, скрестив на груди руки и озадаченно теребя подбородок. Нас с ней разделял кухонный стол – и хорошо, что разделял, на мой взгляд.

– Простите, Лёня. Вам сейчас и так тяжело, а я слишком много себе позволяю… Всё это оттого, что вы мне безумно нравитесь. Но я постараюсь держать себя в руках.

В морозилке обнаружились голубцы, сделав лёгкий салатный перекус полноценным обедом. Тем временем настала пора сливать сок в банку. После этого тяжёлую и горячую ёмкость с яблочной мякотью нужно было освободить, но у меня отчего-то ослабели руки, и я не смогла её даже приподнять.

– Давайте, я помогу, – предложила Ксения.

Распаренные яблоки шмякнулись в тазик, исходя чудесным, тёплым и уютным ароматом, напомнившим мне о тебе. Сентябрьский день, наша годовщина, яблочный шашлык. И снова – ком в горле.

– А из этого вы что-то тоже будете делать? – спросила Ксения, кивая в сторону тазика с горячей яблочной массой.

– Протру лопаточкой через сито, и получится замечательно вкусное повидло, – ответила я.

Солнце лилось в кухонное окно прямо на мои руки: роковой август задабривал, прося прощения. Обшитые деревом стены, впитывая рассеянный солнечный свет, наполняли кухонную атмосферу янтарным теплом. Протирание яблок – работа монотонная и скучная, молчать во время которой просто невыносимо тошно, и мы с Ксенией снова разговорились. На неё невозможно было сердиться: её ясная и лучистая улыбка с ямочками на щеках могла растопить любой лёд и прогнать самую лютую обиду. Неловкость понемногу уходила, и вот – я уже рассказывала ей о том, как увольнялась.

– И тут она такая выходит, вся облитая кофе, трясущаяся… «Сама овца!!!»

Глаза Ксении от смеха сузились до блестящих щёлочек, и она, откинувшись на спинку стула, захлопала в ладоши.

– Браво! Просто браво… Вы неподражаемы, Лёнечка. Я-то думала, что вы ангел, а вы, оказывается, умеете быть и чертёнком!

– Ну, так терять-то мне было уже нечего, – смущённо усмехнулась я. – Вот и оторвалась напоследок.

Яблочное пюре оставалось только прогреть на водяной бане, помешивая, чтобы растаял сахар. Ксения с любопытством наблюдала, как я водружаю трёхлитровые кастрюли с пюре на пятилитровые – с кипящей на медленном огне водой.

– Интересная технология… А почему не просто на огне?

– Просто на огне – пригорает, – объяснила я. – А на водяной бане хоть и чуть дольше готовится, но зато можно не бояться, что пригорит.

Сидя на стуле верхом и облокотившись на спинку, Ксения смотрела на булькающее варево на плите. Помешивая пюре, я спросила:

– Вам не скучно? Все эти заготовки – довольно нудный процесс…

– Нет, что вы! – заверила она. – Честно говоря, мне всё это в новинку: у меня дачи нет.

– Что, и не видели, как варит варенье мама или бабушка? – удивилась я.

– Бабуля умерла, когда мне было полтора года, – сказала Ксения. – А мать ушла из семьи ещё через два… Дачи своей у нас не было. У матери, видите ли, любовь великая на стороне приключилась… Морской офицер, бравый красавчик… Вот она за ним во Владивосток и укатила. Отец через два года женился. Богатую невесту отхватил: её отец был подпольным дельцом, из цеховиков… В восьмидесятые годы дело было, в СССР ещё. Мачеха моя была единственной дочкой, вот мой новый дедуля отца в свой бизнес и припахал – в качестве наследника. Удачно. Дела пошли в гору… В лихие девяностые – сами знаете, что творилось: бандитская кровь лилась рекой. Но отцу везло: не только жив остался, но и выплыл как-то, преуспевал. Мачеха белоручкой была, для домашних дел постоянно нанимали экономок. Какой уж там сад… Кто бы в нём стал работать? Даже если бы отец и купил дачу, она бы там только отдыхала. Детей она отцу так и не родила, потом начала выпивать… Развелись они с отцом, в общем. Сейчас он с новой, молодой женой живёт, а два года назад у них родился сын. Ну, а я… Сама по себе. После того как отец узнал, что меня интересуют только девушки, мы с ним перестали общаться… Сейчас, правда, снова потихоньку наводим мосты.

– А с вашей родной матерью вы так больше и не виделись? – спросила я.

– О, там целая история вышла, – усмехнулась Ксения. – Пару лет назад я ездила в Сочи. Ну, и познакомилась там с девушкой… Нет, не в плане романтики, а просто разговорились. Хотя мне, конечно, она очень понравилась. Восемнадцать лет, хорошенькая… И имя сказочное – Настенька. Признаюсь, очень большой был соблазн. Она там с матерью отдыхала… Когда я их вместе увидела, то обалдела слегка… Я свою маман только по фотографиям помнила, да и изменилась она очень – растолстела, постарела, но это была она, вне всяких сомнений. Ну, а она меня, конечно, не узнала… Да и как бы ей меня узнать, если после её ухода мы вообще никак не пересекались? Пообщались мы. Я ей раскрывать свою личность не стала, а перед отъездом только Насте рассказала всю правду и координаты свои оставила на всякий случай. Встреча с маман моих чувств, по правде сказать, не особо затронула, а вот знакомству с сестрёнкой я была рада. Очень милая девчонка, светлая такая…

Рассказывая о сестре, Ксения улыбалась, её взгляд потеплел, а в голосе звучала нежность. Встав со стула, она подошла к окну и подставила лицо солнечным лучам.

– У нас завязалась переписка по Интернету, – продолжила она. – Каждый день общались. Сейчас она учится и работает, списываемся пару раз в неделю.

– А мать? – поинтересовалась я. – С ней вы так и не поговорили?

Ксения, вся озарённая солнечным светом, щурилась, устремив взгляд в небо.

– А что мать?.. Настя, конечно, не утерпела и рассказала ей обо мне, но она так и не изъявила желания со мной пообщаться. Может, из-за чувства вины не решилась – не знаю.

– Так может, вам самой стоило проявить инициативу? – заметила я. – Если она чувствует себя перед вами виноватой, то может так и не решиться… И так и будет жить с этим грузом до конца.

– Ну, так она почти тридцать лет с этим грузом живёт – привыкла, наверно, – усмехнулась Ксения холодно. – А может, и нет никакого груза… Ладно, довольно об этом, Лёнь.

Она отошла от окна, склонилась над раковиной и плеснула себе в лицо пригоршню воды. Я подала ей полотенце и сказала:

– И всё-таки, на вашем месте я попробовала бы поговорить с ней… Кто-то должен сделать первый шаг. А недосказанность – это плохо… Может быть, она просто боится, что вы не захотите с ней разговаривать? Особенно учитывая то, что в Сочи вы ей не открылись, дав понять, что налаживать отношения не желаете. Она ведь могла и так это расценить.

Ксения задумчиво взяла меня за руки. Её ладони были прохладными и чуть влажными после умывания.

– Вы слишком хорошего мнения о людях, – улыбнулась она.

– А зачем думать о них плохо? И вообще, как вы о людях думаете, той стороной они к вам и поворачиваются, – сказала я. – Если видите в них только плохое – ну, так и они и будут такими по отношению к вам.

– Это вам надо работать психологом, а не мне, – усмехнулась Ксения. – Может, вы и правы… Но оставим эту тему сейчас, если вы не против. Мне, кстати, пришла в голову одна идея насчёт этих фотографий. Хочу сделать вам подарок… Но это займёт какое-то время, придётся подождать.

– Хм, вы меня заинтриговали… Ну хоть намекните!

– Пусть это будет сюрпризом.

Повидла получилось шесть с небольшим литров. То, что осталось после расфасовки, я выложила в баночку из-под томат-пасты, а на столе рядком красовалось шесть литровых банок, ожидающих закатки. Пока кипятились крышки, Ксения с гулким звяканьем выскребала ложкой кастрюли дочиста.

– Мм… Объеденье! Потрясающий домашний вкус, – хвалила она.

– Так возьмите баночку или даже две, если хотите, – предложила я. – Я уже двенадцать литров сварила, с этой партией будет восемнадцать… Нам – выше крыши. Хватит и ещё останется.

– Спасибо, – засмеялась Ксения. – Честно говоря, не откажусь… Уж очень вкусно! Домашнее повидло – это просто сказка. В супермаркете такого не купишь.

Потом мы пили чай с остатками повидла, устроившись на крыльце. Дневное солнечное золото превратилось в вечерний янтарь, в мельтешении зайчиков появилось ленца и усталость. Несколько утомлённых «зайцев», забравшись ко мне на колени, сонно затихли там, один даже залез в карман фартука, а другой принимал ванну в золотисто-коричневой глубине моей чашки. Ещё парочка облюбовала обтянутые джинсовой тканью колени Ксении, но там им было жестковато, и они то и дело ворочались с боку на бок, пытаясь устроиться поудобнее. Шляпа Ксении висела на завязках у неё за спиной, а в глазах притаился тёплый отблеск вечера. Мне было легко и приятно таять и млеть в этом ни к чему не обязывающем летнем времяпрепровождении, даже роковая острота августа смягчилась и отошла за беспечный шелест яблоневых крон. Тихое, светлое небо с ванильной дымкой облаков, соседские крыши и кустик полыни у крыльца, вкус ещё тёплого повидла и чайный уют…