– Я не ангел, Ксения. Обычный человек…

К половине шестого быть дома. Время, время… Чудовище с циферблатом вместо лица. Кто его щупал, кто нюхал или пробовал на вкус? Иногда мне кажется, что времени вообще нет, а тиканье часов – просто условность, придуманная человеком.

– Ксения, спасибо за… В общем, за всё. Мне пора домой. Яна скоро придёт с работы, а я… не приготовила ничего поесть.

В зеркальной стене прихожей отражался странный ангел – без крыльев, в белом сарафане и с забинтованной ногой, которую он с трудом всунул в балетку, устало морщась и держась за стену. Обвёл сонным взглядом прихожую… Сумочка? Ах да, вот она. Но так просто этому ангелу уйти не дали: его догнала Ксения, и талия ангела оказалась в плену её сильных рук. Потом, одной рукой прижимая ослабевшего и шатающегося ангела к себе, второй Ксения приподняла его лицо за подбородок и впилась в растерянно приоткрывшиеся губы. Сумочка упала на пол, а ангел обмяк в руках Ксении.

Поникший от слабости, он сидел в маленьком круглом кресле и морщился от резкого запаха нашатыря на ватке. Встревоженно сжимая его руку и заглядывая в затуманенные глаза, Ксения спрашивала:

– Лёнечка, вам плохо? Что-то болит? Может, «скорую»?

– Нет… Просто отвезите меня домой, – шевельнулись посеревшие губы ангела.

Что это было? По всей вероятности, прекращение домогательств на стыке женской хитрости и реального обморока. Выход мне подсказало само моё состояние, близкое к коме, осталось только слегка преувеличить симптомы. От двух бокалов вина я не могла так опьянеть – видимо, таблеточки помогли. Будь она проклята, эта сыпь… Но теперь она хотя бы не чесалась, и то хорошо.

– Да, Лёня, как скажете… Вы можете идти?

– Дойду как-нибудь…

Кабина лифта тошнотворно тронулась и поехала вниз, почти размазывая меня тонким слоем по своему потолку. Я в принципе не люблю лифты, а уж в таком состоянии… Мой вестибулярный аппарат объявил забастовку, и только благодаря руке Ксении я удержалась на ногах до самой остановки кабины.

В надёжных объятиях салона джипа я разжала пальцы и перестала цепляться за явь: больше не было сил бороться с этой патологической усталостью. Тёмный провал, в который меня уволакивало, казался тёплым, уютным и совсем не опасным. Я заглянула головокружительной бездне в лицо, а она вдруг дохнула на меня ледяным космическим равнодушием…

Лёгкий толчок: движение машины остановилось. Явь снова проникла под мои веки.

– Мне ничего от вас не нужно, Лёня, – сказала Ксения серьёзно и грустно. – Лишь бы с вами всё было хорошо. Чтобы вы улыбались, радовались жизни и не болели… Вот всё, чего я хочу.

Мои руки, расслабленно лежавшие на сумочке, стиснули её мягкий кожаный бок. За высшую райскую награду я сочла бы глоток воды. Семнадцать пятнадцать… Успеваю.

– Со мной всё будет хорошо… Не беспокойтесь.

Ладонь Ксении тёплой тяжестью прижала мою руку к сумочке.

– Лёнечка, я сочту за счастье, если вы не оттолкнёте меня совсем и позволите быть вам другом. И простите меня за всё лишнее.

Улыбка получилась вялой: губы пересохли.

– Ладно… Мир и дружба.

Боль в растянутой щиколотке оказалась даже кстати: она помогала не засыпать. Вот уж действительно, нет худа без добра… Дома было пусто и тихо, и я первым делом залезла под прохладный душ, чтобы взбодриться и освежиться. Спать пока нельзя, сначала надо хоть что-нибудь приготовить на скорую руку…

Я заглянула в холодильник. Куриное филе, сливки, горошек… Половина упаковки риса в шкафчике. Всё необходимое для быстро готовящегося и сытного блюда было в наличии, оставалось только нарезать, пожарить, отварить и смешать.

Семнадцать пятьдесят. Ты должна была прийти с минуты на минуту, но сил ждать у меня уже не осталось. Полная сковородка курицы с рисом стояла на плите, и я со спокойной душой плюхнулась на кровать… И снова оказалась лицом к лицу с дышащей бездной.

И вдруг…

– Лёня!

С бешено колотящимся сердцем я села на кровати. Это был твой голос, ты будто бы окликнула меня.

– Утёнок? – дрогнувшим голосом позвала я.

В ответ – пустота и молчание, на часах – уже полвосьмого вечера. Пошатываясь от слабости и цепляясь плечами за все косяки, я обошла квартиру, заглянула даже в ванную и в туалет. Никого… Твоя студия тоже была пуста. Во дворе слышались вопли играющих ребятишек, белый тюль покачивался от движения воздуха, проникавшего в приоткрытую балконную дверь. Ничего себе я вздремнула… Но где же ты? И где мой мобильный? Ах да, сумочка.

На экране телефона пульсировал значок «поиск сети». Никуда дозвониться было вообще невозможно. Ледяное дыхание бездны коснулось моих лопаток…

Я набрала твой номер с домашнего.

«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

Что же это?..

20. АВГУСТОВСКАЯ ТИШИНА

Августовская тишина мало чем отличается от июльской или сентябрьской. Тишина она и есть тишина… В ней есть, конечно, некоторые звуки, например, за окном – далёкий шум улицы, приглушённый стеклопакетом, тиканье часов на кухне…

Хотя нет. Различия у неё есть. Июльская тишина – тёплая, как кошка, она полна ожидания и уюта, а августовская – пустая и холодная. Ибо ждать больше некого.

Я открываю дверь и вхожу в твою «святая святых». Трогаю инструменты, пульт, монитор, примеряю наушники. Всё хранит тепло твоих рук, твой запах, твою ауру. Сажусь за компьютер.

При запуске включается голосовая программа для незрячих, и я закрываю её, чтоб не мешала. Твои рабочие файлы и программы мне нет смысла трогать: всё равно я в этом не разбираюсь. А вот интернет-браузер запускаю, и открываются все вкладки предыдущей сессии. Форум гитаристов… Специальные музыкальные сайты. Твоя почта. Пароль сохранён в браузере, авторизация на этом компьютере – постоянная.

Да, читать чужие письма – непорядочно, но я тянусь к ним, потому что в них ещё живёт частичка тебя, излучая тепло и улыбаясь мне незримо. Всё плывёт перед глазами от слёз; прозрачная солёная капелька остаётся на костяшке пальца, которым я провела по нижнему веку. Пять новых писем… Два, судя по отображённой в списке входящих первой строчке – явно по работе, а вот три остальных – от какого-то Солныша. В сердце вонзается нежданная иголочка недоумения и тревоги… Дрожащий палец кликает по самому последнему письму, а всё нутро словно ошпаривает струя кипятка.

«Ежонок мой, привет! Куда ты запропастился? Уже неделю не отвечаешь((( Я беспокоюсь! Ты что, дуешься? Твой Солныш».

С первого взгляда меня больше всего поражают эти местоимения – «мой» и «твой». Хм, «Ежонок». Я-то думала, что я – единственная, кому позволено называть тебя ласкательными именами, но, как выяснилось, такие же права имеет и ещё кто-то. Для меня это такая невыносимо болезненная неожиданность, что даже дух перехватывает на миг. Будто под дых ударили. Рука тянется открыть другие письма, в том числе и твои ответы…

Часы тикают, отсчитывая секунду за секундой – моё время без тебя. За окном – августовские сумерки, а передо мной развёрнута переписка. Всматриваюсь в аватарку этого Солныша… Кого-то эта девушка мне смутно напоминает, будто я где-то видела её. Блондиночка с маленькими серёжками в розовых ушках. В своих письмах она упоминает детали, из которых становится понятно, что работает она медсестрой в офтальмологическом отделении. Из твоих ответов я узнаю её имя – Юля. Ну конечно! Та сестричка, которая сидела возле тебя после операции и рассказывала анекдоты… Тебе удалили глаз и часть зрительного нерва из-за опухоли, выписали, и я благополучно забыла об этой девушке. Я даже не подозревала, что твоё с ней знакомство продолжилось.

Сквозь саднящую и щиплющую боль, будто на открытую рану плеснули йод, я читаю её письма к тебе, пытаясь понять, была ли между вами лишь переписка или же вы встречались и общались лично. На последнее в письмах нет ни намёка: вы нигде не договариваетесь о встрече, не назначаете ни места, ни времени. Но нежность, пропитывающая каждую строчку посланий твоей собеседницы – как мне кажется, непозволительная – невыносимо больно ранит меня.

Твои ответы ей – ласковые, но сдержанные. Нежностей, которые допускает Юля, в твоих письмах нет, твой тон – тёплый и дружеский, но нигде нет ни сюсюканья, ни приписок «обнимаю» или «целую». Но ты позволяешь ей слишком много в отношении себя – все эти ласкательные прозвища, интимный тон, притяжательные местоимения. Не пресекаешь, не ставишь её на место.

Так, а вот и то, что я искала… Выяснение отношений.

«Юля, я понимаю твои чувства. Довольствоваться лишь дружбой тяжело, но другого я не могу тебе дать. Но это не так уж мало, потому что друг (настоящий, конечно, а не просто приятель или знакомый) – это такой же близкий человек, как возлюбленный/ая».

Юля соглашается с твоими доводами, плачет, смиряется, но и после этого не оставляет своих нежностей и интимного тона. Она делится с тобой всеми своими переживаниями, проблемами, радостями. Прогулявшись по осеннему парку, она посылает тебе аромат этой прогулки посредством нескольких фраз, а прочитав какую-то книгу, описывает впечатления и мысли. Часто она выражает свои чувства и состояние музыкой: в письмах встречается много ссылок на выложенные в Интернете песни и клипы. Ты тоже шлёшь ей музыку, иногда – стихи. Она также пытается сочинять стишки – корявые и неуклюжие, иногда с уморительнейшими перлами. Ты не критикуешь её любительские творения, ведь они написаны от всей души. Ты даёшь ей советы, успокаиваешь, если она расстроена, а она от письма к письму доверчиво раскрывает тебе свою душу… Ну, и невольно – мне, читающей сейчас без разрешения чужую переписку.

Вот только разрешения спросить я не смогу. И теперь уже неважно, встречались ли вы в реале, потому что в окна смотрит августовская ночь, а квартира заполнена такой же тишиной.

*

«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети», – ответил чужой женский голос, и мне под диафрагму заполз парализующий холод тревоги.