Эта черта Дианы – нелюбовь к шапкам – также позаимствована мной у твоей сестры: Александра любит шляпы и носит их даже зимой. Неравнодушна к этому убору, кстати, и Аида из «Белых водорослей», увенчивая шляпами разных фасонов свою изящную, выбритую до зеркального блеска голову с татуировкой скорпиона на затылке. И выглядит шикарно.

*

Весна продолжала цвести и пахнуть за окном, манить и дразнить меня. Больничный скверик был почти весь засажен сиренью, черёмухой и яблонями, превращаясь в мае в ароматный райский уголок. Как я хотела туда! Сиганула бы прямо из окна, но летать я не умела, а перспектива разбиться мне не улыбалась. Проклятая лестница добивала меня, как обаятельного толстяка По из мультика «Кунг-фу панда».

Небо было затянуто серыми тучами, но это не уменьшало прелести майского дня, лишь придавая ему тревожность, словно перед какими-то переменами. Сегодня Александра пришла одна, без тебя. Она достала из пакета электрочайник и бутылку негазированной питьевой воды, кулёк кураги и тарелку.

– Курага тебе полезна, в ней – калий, – сказала она, деловито наливая в чайник воду. – Сейчас только распарим её кипяточком, чтобы была помягче, и будем кушать, ага?

Кормя меня курагой, она мило и любезно общалась с моими бабулями. Они были ею совершенно очарованы: Александра умела и доброе слово сказать, и выслушать, и помочь. Потом мы вышли в коридор, и её руки тихонько сжали мои.

– Ну, как ты сегодня?

В скверике под окном ветер устилал асфальтовые дорожки снегом яблоневого цвета. Я вздохнула.

– На улицу хочется… Хотя бы вокруг корпуса пройтись. Там так хорошо… Но тут третий этаж, а мне потом не подняться будет.

– Что ж ты раньше не сказала? – с ласковым укором улыбнулась Александра.

В тот же миг мои ноги оторвались от пола. Ойкнув, я испуганно обхватила твою сестру за шею, а она держала меня на руках с лёгкостью, будто ребёнка. При всей своей занятости Александра находила время посещать фитнес-клуб – именно ему она была обязана своей прекрасной физической формой. От природы сильная и высокая (ах, мой фетиш…), но не до мужеподобности, Александра могла дать фору и мужчине: мне никогда не забыть, как легко она произвела впечатление на моего отца и дядю Славу, вмиг успокоив их, когда они собирались проучить меня ремнём.

– Ой, Саш… Ты чего, тяжело ведь, – пролепетала я, смутившись под её задумчиво-пристальным взглядом.

– Ты не тяжесть, – ответила она. – А драгоценный груз.

С третьего этажа я спустилась, не ступив ни шагу. Больничный эгрегор тут же всколыхнулся: мы притягивали к себе взгляды. Александра в принципе всегда привлекала к себе внимание своей яркой внешностью, да тут ещё мой способ транспортировки вызывал как минимум любопытство. Когда мы оказались на крыльце, под серым небом, я забеспокоилась:

– Саш, ну всё, всё, поставь меня…

Александра исполнила мою просьбу, лишь спустившись с крыльца, да и то не сразу, а после нескольких шагов по асфальту: ей как будто не хотелось выпускать меня из рук.

– Меня только ступеньки доканывают, а по ровной поверхности я нормально могу ходить, – засмеялась я. – Дальше я сама.

Моё желание исполнилось: я смогла протянуть руки к кружевным гроздьям сирени, склонить их к себе и понюхать. Они щекотали мне лицо, окутывая своим тонким, грустновато-чарующим ароматом, а на плечи мне падали белые яблоневые лепестки.

– Саш, спасибо тебе, – сказала я. – Это чудо. Как я люблю май!

Весенний день был прекрасен даже в хмуром обрамлении туч, и казалось, будто яблоневый цвет сыпался прямо с неба.

– Ты сама – как весна, – проговорила Александра, сияя мне тёплым взглядом.

Смущение заставило меня разглядывать носки своих тапочек и блестящие чёрные туфли твоей сестры. Серый брючный костюм из мягко-переливчатой ткани с эффектом «шанжан» сидел на ней сногсшибательно, а выпущенный поверх лацканов жакета воротник блузки был белее яблоневых лепестков. Я попыталась представить её себе в платье или юбке… и не смогла. Её недлинные, но ухоженные ногти были покрыты прозрачным лаком с перламутровым отливом, а серебрящиеся волосы, как всегда, аккуратно и коротко подстрижены. Седины в них было так много, что Александра казалась почти платиновой блондинкой.

Когда я нагулялась и надышалась весной, сильные руки Александры снова подхватили меня и понесли среди райских кущ – мимо сиреневых и яблоневых облаков, сыпавших снег лепестков. Увы, вы с сестрой были в слишком разных весовых категориях, и ты не могла носить меня на руках, а потому я и не знала, как это приятно. Тёплые струйки волнения согрели и взбудоражили мне душу и тело, и когда мои ноги коснулись пола, я даже испытала сожаление, что всё кончилось. Прощаясь, Александра чмокнула меня в нос.

– Давай… Не раскисай тут. Курагу не забывай кушать. Чайник оставляю.

Позже, ближе к отбою, пошёл дождь. Выйдя в коридор, к нашему с тобой окну, я дышала жемчужно-серым дождливым сумраком и скучала по тебе. Боже, как же паршиво болеть весной! Болеть вообще плохо, но в такое чарующее время года – просто преступно. Какие сильные руки у Александры… Ведь мне понравилось, когда она носила меня. Горячий комок чувств пульсировал внутри, щёки горели, сердце стучало. Если бы ты видела её взгляд, у тебя были бы все основания для ревности. А у меня – для чувства вины. Впрочем, оно и так закралось мне в душу.

Дождь стучал по жестяному отливу окна палаты, мои соседки кряхтели на своих койках, а я, уставившись в экран телефона, читала какой-то рассказ на Прозе. Я вдруг поняла: «Белые водоросли» я на новой странице выкладывать не буду. Ни под другим заголовком, ни вообще. Обдумывая снова и снова сюжет романа, я приходила к выводу, что он никуда не годен. Не весь, конечно: были там и отдельные моменты, которые мне нравились, но недовольство в целом перевешивало. Переделывать? Нет, это неподъёмная работа, и от одной мысли о ней мне становилось худо. Проще было написать что-нибудь новое. Но чёрт возьми, отправлять «в топку» двухтомник общим объёмом в сорок авторских листов? Аида, Женька, Алёна… Другие персонажи. Неужели всё – в корзину?

Дождь стучал, сумрак сгущался, по коридору кого-то провезли на каталке… Может, покойник? Холодок пробежал по спине. Нет, детка, это не Рио-де-Жанейро, это больница, и люди здесь иногда умирают. Бррр… Даже думать жутко. А если, допустим, человек только что умер, но какие-то его органы годны для пересадки? Делают ли здесь забор органов для трансплантации? Шут его знает… А ведь я могла бы кое-что взять из «Белых водорослей» и «пересадить» в новую вещь. Использовать героев, сюжетные повороты, ситуации, детали… Спасти то, что там есть хорошего и жизнеспособного, а неудачное оставить.

Корпус телефона в моей руке тепло завибрировал: пришла SMS-ка. Сердце радостно вздрогнуло: от тебя!

«Целую тебя, птенчик. Спи крепко. Люблю. Я».

Уткнувшись в подушку, я улыбалась в сумерках палаты, рассматривая каждую букву твоего послания. Надо бы вставить беруши, а то Колобок уже завела носом «У любви, как у пташки, крылья».

«Я тебя тоже люблю, Утя. Обнимаю крепко-крепко», – набрала я и нажала «отослать».

Судьба «Белых водорослей» была решена: эта вещь станет «донором» для новых, последующих книг. Я обязательно поправлюсь, выйду отсюда и возьмусь за писанину.

Ты выполнила обещание – принесла мне ландыши. Ты пришла, во-первых, сама, без Александры, а во-вторых, не в обычные часы посещений, а днём, около часа, но тебя пропустили. Видимо, у медсестричек всё-таки была совесть.

– Сегодня только днём получилось выбраться, – объяснила ты, присаживаясь на край моей постели.

По какому-то невероятно счастливому стечению обстоятельств, мы оказались в палате одни: Петелька с Мудрой были у врача, а Колобок – на физиолечении.

– Ясь… тут больше никого, кроме нас, – стиснув тебя в объятиях, жарко прошептала я тебе в губы.

В следующую секунду мы, изголодавшиеся друг по другу, уже целовались – жадно, исступлённо, торопясь насладиться каждым мигом. В любой момент в палату могли войти, но нам было наплевать. Букетик ландышей маячил где-то сзади, зажатый в одной из твоих обнимающих меня рук.

Если очень сильно желать, всё может сложиться, как нужно. Так бывает, поверьте.

_________________

* ария царя Бориса из оперы М. Мусоргского «Борис Годунов»

** строчка из старой неаполитанской песни «Core ‘ngrato» («Неблагодарное сердце»), исполняемой многими оперными певцами

15. НАЧАЛО КНИГИ

Ключи у меня были с собой: это моя неискоренимая привычка – никогда не выходить из дома без них. Я и в больницу их взяла, хотя там они были мне не особенно нужны. Но вот сейчас пригодились в самый раз, потому что, выписавшись, я отправилась домой без провожатых.

Я вошла, нырнув в знакомое тепло. Квартира встретила меня тишиной. Дело было в том, что этим летом твой отпуск откладывался до середины июля: ты впряглась в такую затею, как «летняя школа» – дополнительные занятия с ребятами, которые хотели освоить другой инструмент помимо своего основного. Моя ладонь коснулась шероховатых терракотовых плиток на стене в прихожей, палец щёлкнул выключателем, и по периметру зеркала зажглись круглые лампочки – как в актёрской гримёрке. Эти светло-бежевые мокасины были не твои, а твоей сестры, которая на время моего отсутствия перебралась сюда.

В атмосфере нашего с тобой дома ощущался тонкий след её присутствия. Его букет состоял из еле ощутимой, элегантной горечи аромата туалетной воды и ещё чего-то, не определяемого словами. Как изящные стежки по канве, это присутствие обозначало себя, но не навязывало.

Кухня. Более-менее чисто, я ожидала большего беспорядка. Всего пара немытых тарелок в раковине да забытый на столе стакан. Что в холодильнике? Полный. Ну, это, конечно же, Александра позаботилась – кто же ещё? Во всём чувствовалась её рука, её рачительность, обстоятельность и хозяйственность.