— Знаешь, Кира, меня компания твоих друзей нисколько не привлекает. Уверен, что и им я совершенно не нужен. Если хочешь, можешь идти, но без меня.

Она сделала выбор — без меня. Эта размолвка во многом изменила наши складывающиеся отношения. С того вечера Кира все реже приглашала на выходы в свет. Да и встречи между нами стали не столь частыми, свелись к плотским наслаждениям. Я страдал, сердце вновь рвала тоска и ревность. Но такой исход был ожидаем — у нее своя жизнь, чуждая мне. Надо жить своей, нельзя замыкаться на своенравной возлюбленной. Пришлось вытерпеть немалую борьбу с собой, терзающейся душой, но заставил отойти от первого угара возродившихся чувств и надежды. Происшедшие важные события и новая способность помогли мне справиться с любовным наваждением.

Однажды вечером, когда я с сестренками возвращался из кино, нам навстречу вышла группа юнцов — лет шестнадцати-семнадцати. Подступила к нам, перекрывая путь, а потом один из них возбужденным, наверное, от принятого наркотика, голосом выкрикнул:

— О, какие телки! Я хочу трахнуть их. Чур, эта моя! — показал пальцем на Олю.

Девушки в испуге прижались ко мне, крепко удерживая руки — даже при желании не мог освободить их, чтобы дать отпор. Особенно напугалась Оля, через толстую куртку чувствовал крупную дрожь ее тела. Расклад сил явно складывался не в мою пользу — я один, с занятыми руками, а их пятеро, обкурившихся, не чувствующих в таком состоянии ни жалости, ни какого-либо страха и боли. Их надо выбивать наверняка, мне уже приходилось сталкиваться с такими. Не боялся за себя — выкручусь, как не раз бывало, но страх за девушек вызвал во мне какую-то звериную ярость — я готов был разорвать эту мразь на части.

В таком исступлении от меня пошла волна ненависти, видел ее в энергетическом поле как ярко светящийся поток, изливающийся из моей ауры. Он поплыл в сторону подонков, набирая силу из окружающего поля, а потом накрыл их. В его свете стали таять энергетические оболочки попавших в него, пока не растворились бесследно. В тот же момент схлынула ярость, увидел перед собой лежащие тут и там тела. Сам напугался — что же я натворил! С трудом освободился из захвата девушек, успокаивая их:

— Все хорошо, сестренки, никто вас не обидит, — принялся проверять пульс у пораженных моей таинственной энергией.

Слава богу, все живы! Только у меня создалось впечатление, что у них полный упадок сил, даже сердце билось с перебоями. А ауры отсвечивались едва заметным темным цветом — от бордово-красного до коричневого. Похоже, что мой непроизвольный выплеск ненависти привел почти к полному рассеиванию их жизненной энергии. Интересно, что это за волна, которую я увидел в своем пси-поле, какова ее природа и что она еще может натворить? Но все это потом, проверю позже в нашей лаборатории. А пока надо увести скорее девушек, а то они все еще в шоке от случившегося — смотрят на лежащие тела, не шелохнувшись! Приговаривая:

— Все в порядке, сестренки, идемте домой, — взял их под руки и повел как на буксире, пока они в какой-то мере пришли в себя и смогли идти уже сами.

Дома провел с ними небольшой тренинг, снял стресс, а потом подставил свою грудь, дав им выплакаться на ней. После еще долго выслушивал бессвязные речи девушек, отходящих от пережитого ужаса. Когда же они успокоились, посыпались вопросы от них — что же случилось там, как я справился со шпаной, не будут ли нам неприятности из-за них — если вдруг помрут или попадут в больницу? Отвечал им спокойно, с уверенностью, хотя какие-то сомнения оставались:

— Я повлиял на их энергетику… Как — не знаю, на работе выясню…. Нет, они все живы и относительно здоровы. Полежат, наберутся сил и пойдут…

После этого случая девушки, и без того принимавшие меня за уважаемого старшего брата, стали едва ли не боготворить, я в их глазах поднялся до самых небес. По любому мало-мальски важному по их мнению вопросу обращались ко мне, начиная с одежды — какую им одевать, до домашних забот — кому что делать. Пришлось даже выговорить им, пусть со всей мягкостью:

— Подобные дела решайте сами, вы уже взрослые девушки!

В лаборатории мы проводили эксперименты с моей новой способностью, вызвавшей у всех наших исследователей удивление, граничащее с неверием — такое просто невозможно! Всеми мыслимыми способами пытались инициировать ту неведомую волну пси-поля, которой я вывел из строя шпану. Юра менял настройки управляющего сигнала, я сам пытался вызвать в себе то чувство ярости, но все попытки заканчивались неудачей. Даже близко не подошли к объяснению того явления, хотя гипотез о его природе у нас хватало — от особого поля, аналогичной излучению черной дыры, до продуцирования моей энергетикой особой субстанции, подобной пресловутому эфиру.

Единственно, что нам удалось обнаружить — качественно новые свойства эмоционального центра. Он заметно активизировался, его характеристики существенно изменились за последний месяц. Выявилось, что я могу ретранслировать эмоциональный импульс, пусть и слабый и на небольшое расстояние. То есть в перспективе, при достаточном развитии, возможна передача своих чувств и желаний во вне, внушать их кому-то. Мои руководители посчитали, что и такое открытие весьма полезно науке. Что послужило его причиной — строили догадки. Сам же я связывал с Кирой, возобновившейся близостью между нами. То, что я испытывал с ней, можно назвать чувственным взрывом, так что такая версия вполне вероятна. Естественно, вслух ее не стал высказывать, но взял себе на заметку — от наших любовных занятий есть прямая польза!

Незаметно прошла зима, из-под растаявшего снега появились первые ростки. Вместе с пробуждающейся природой расцветали и чувства окружающих, иногда вопреки здравому смыслу. Подобная участь не обошла Катю, весеннее томление захватило ее. И надо же тому было случиться, объектом своих воздыханий она выбрала меня! Девушке только недавно исполнись семнадцать лет, вступала в пору женской зрелости. Наверное, чувственные гормоны возобладали верх — обычно сдержанная и достаточно рассудительная, теперь же стала оказывать мне внимание отнюдь не сестринское. То посмотрит особым взглядом, можно назвать манящим, то вздохнет с грустным видом, призывая мое сочувствие. И говорить стала по другому — с придыханием, как будто в волнении.

Мне ее наивные уловки не составляли тайны, никак не реагировал ни них. Держался с ней привычным образом, как заботливый брат, но не больше. Правда, я просчитался, такое сдержанное отношение не остудило пыл девичьего сердца. Катя перешла к более активной демонстрации своего женского обаяния. Как бы случайно касалась меня грудью или бедром. Прохаживалась передо мной в тонком халате, без бюстгальтера — он нисколько не скрывал выступающие соски и очертания довольно больших для ее возраста грудей. Да и ножки свои не боялась показывать, впрочем, вполне привлекательных. Надо признать, девушка за то время, что жила с нами, как-то раскрылась внешне, из пуганого воробышка превратилась в очаровательную горлинку — стройную, грациозную, с красивой осанкой и походкой.

Не скажу, что мне были неприятны демонстрируемые прелести. Но я уже привык считать ее младшей сестренкой, старался беречь от лишних волнений и забот. Да и знал, что ни одна из девушек, кроме, разумеется, Киры, мне не нужна. А ломать судьбу юной Кати считал невозможным — у нее все впереди, еще встретит свою половинку на всю жизнь. В один из вечеров, когда вернулся с работы и застал ее одну в доме, завел нелегкий разговор:

— Катя, ты дорога мне. Хочу, чтобы в жизни своей нашла счастье — встретила хорошего парня, вместе вы растили бы детей. Прямо скажу — со мной его у тебя не будет. Ты же знаешь о Кире, я не смогу оставить ее. Пусть у нас есть свои трудности и проблемы, но она — моя судьба, мне не уйти от нее. Так что, пожалуйста, не ищи близости со мной — я не хочу ломать твою жизнь.

Катя слушала меня внимательно, не перебивая. Ясно читал на ее лице смятение чувств — от ожидания лучшего до боли и тоски. Прекрасно понимал ее — сам пережил такое с Кирой, но должен был остановить девушку в опрометчивом поступке. После, когда я закончил свою речь, ответила с решимостью:

— Сережа, я люблю тебя. Может быть также, как ты Киру. Вот ты говоришь, что она твоя судьба. Так вот, ты для меня также. Не знаю, на счастье или горе встретила тебя, но я уже не могу жить иначе, только с тобой. Пусть даже ты будешь с другой. Позволь мне, пожалуйста, быть рядом, не прогоняй!

— Да кто гонит тебя, моя девочка! — я даже всплеснул руками от такого предположения. — Живи с нами, сколько тебе надо. Я только забочусь о тебе. Если хочешь любить — пожалуйста, но знай — ответить тебе не могу.

— Я буду ждать, может быть, всю жизнь. И надеяться, что когда-нибудь ты примешь меня, уделишь мне хоть толику счастья.

Слушал взволнованную девичью речь, как считал, излишне категоричную — время может многое поменять. Да и не ожидал от Кати серьезного чувства, предполагал легкое увлечение, которое скоро пройдет. Как у нас сложится — видно будет, пока же оставил так, как есть. После того разговора Катя умерила свои атаки на мою чувственность, но старалась больше времени быть рядом со мной. Старалась услужить во всем, тихо сидела возле меня, пока я занимался за столом. Сам старался уделить больше внимания ей и Оле, даже в ущерб свиданиям с Кирой — гулял с ними в городском парке, водил на представления, дважды сходили в горы по несложному маршруту.

В мае за Олей приехали ее родители. Через месяц ей уже рожать, вот и решили забрать в свой городок. С ними оказалось не так просто. Еще осенью, когда Оля написала им о своей беременности, родители восприняли такую новость неодобрительно, вернее сказать — с возмущением на свою непутевую дочь. Отец в ответном письме после гневной отповеди известил, что впредь не хочет ни видеть, ни слышать ее, пусть забудет о родительском доме. Девушка тяжело перенесла обиду от тех, кого почитала с малых лет. Неделю находилась в подавленном состоянии, пока не утихла горечь жестоких слов. Мы утешали ее, окружили заботой, мама же высказалась: