Симона Элькелес - Цепная реакция

Оригинальное название: Chain Reaction

This edition published by arrangement with c/o Nelson Literary Agency, LLC.

Copyright © 2011 by Simone Elkeles

© ООО «Клевер-Медиа-Групп», 2017

БЫТЬ САМЫМ МЛАДШИМ из трех сыновей — в этом определенно есть преимущества. Я наблюдал за неприятностями, в которые умудрялись угодить мои братья, пока учились в школе, и не собирался следовать их примеру. До сих пор мне это удавалось. Я не ввязывался в драки и с одиннадцати лет знал, кем хочу быть, когда вырасту. В mi familia[1] я считаюсь «хорошим мальчиком», таким, который просто не может облажаться.

О том, что на самом деле я спятивший непокорный адреналинщик, знают только мои друзья. Я просто не могу быть другим — я же Фуэнтес, непокорность давно и надежно проросла в моих генах. Хороший мальчик, которого мои родные видят перед собой, далеко не всегда такой уж хороший на самом деле, но я собираюсь так играть и дальше. Я поклялся не отклоняться от цели, которую себе поставил — поступить в колледж, чтобы изучать аэронавтику, — но время от времени мне нужно рисковать, рисковать физически, чтобы зарядиться адреналином, которого в обычной жизни мне не хватает.

Поэтому сейчас я вместе с четырьмя друзьями стою у подножия высокой скалы в Боулдерском каньоне. Джек Рейерсон приносит снаряжение, но у меня не хватает терпения, чтобы надеть его. Вместо этого я хватаюсь за веревку, прицепляю ее карабин к поясному ремню — когда заберусь наверх, закреплю ее там, чтобы остальные тоже поднялись.

— Без снаряги лезть опасно, Луис, — говорит Брук. — Но тебе ведь это известно, да?

— Ага, — беспечно отзываюсь я и начинаю одиночное восхождение на скалу. Это не первая моя «одиночка» в Боулдерском каньоне, и я достаточно тренировался, чтобы соображать, какого черта вытворяю. Конечно, в этом есть риск, но его легко просчитать.

— Ты спятил, Луис! — орет снизу Джейми Блумфилд. Я не обращаю внимания и лезу дальше. — Если сорвешься — погибнешь!

— Просто хочу, чтобы все здесь присутствующие были в курсе: я не стану нести ответственность, если ты переломаешь себе все кости, — говорит Джек. — Надо было заставить тебя подписать отказ от претензий.

От отца-адвоката он унаследовал раздражающую привычку в ответ на все наши выходки заявлять, что он, дескать, не станет нести за нас ответственность.

Я не говорю им, что лезть на скалу без страховки — значит получить мощный выброс адреналина. Это заставляет меня искать все более рискованные занятия. Джейми и так зовет меня адреналинщиком — с тех пор как я на прошлых зимних каникулах сиганул на сноуборде по черной дорожке[2] Вейла[3]. Я уж не стал ей говорить, что и флирт с девчонкой, которую я встретил в вестибюле, тоже выплеснул немало адреналина в кровь. Неужели я в самом деле подсел на риск?

На полпути к вершине цепляюсь правой рукой за небольшой выступ над головой, а ногой прочно встаю в выемку среди камней. В таком устойчивом положении рискую глянуть вниз — проверить, как высоко забрался, — и вижу, куда именно упаду, если вдруг сорвусь.

— Не смотри вниз! — паникует Джек. — Голова закружится, и навернешься!

— И погибнешь! — добавляет Джейми.

Dios mio[4]. Моим друзьям серьезно нужно остыть. Хотя им, бледнолицым, и не понять, каково это — воспитываться в мексиканской семье среди мальчишек, привыкших жить на грани и вечно бросать кому-нибудь вызов. И пусть меня считают единственным из Фуэнтесов, кто достаточно умен, чтобы не рисковать понапрасну, все равно только под адреналином я чувствую себя живым.

До вершины остается несколько метров. Останавливаюсь, смотрю в горизонт — гляжу на пейзаж, разворачивающийся внизу, с высоты птичьего полета. Это охренеть как круто. Раньше я жил в Иллинойсе, где все плоское, как блин, за исключением небоскребов. Горы Колорадо заставляют меня ценить природу. Ветер в спину, солнце в лицо — я чувствую себя совершенно неуязвимым.

Тянусь левой рукой и вцепляюсь пальцами в край расщелины в камне, примерно в трех метрах от вершины. Почти добрался. Осматриваю скалу в поисках места, куда поставить ногу, и чувствую, как что-то острое прокалывает кожу на руке. Черт. Вот гадство. Меня кто-то укусил.

Инстинктивно переношу вес на ноги, отпускаю руку и разглядываю ладонь. Две маленькие точки-отметины на тыльной стороне, и из них идет кровь.

— Хватит чесать яйца, а то мы и до заката не управимся, Луис! — кричит снизу Эли Мориц.

— Терпеть не могу приносить плохие вести, ребята, — кричу я в ответ, глядя, как из-за камня надо мной высовывается змеиная голова и тут же прячется обратно, — но меня только что укусила змея.

Я не успел толком рассмотреть ползучую гадину и не смог понять, ядовитая она или нет. Твою ж мать… Гляжу вниз, на друзей, — и сразу начинает кружиться голова. Это в мои планы не входило. Сердце ускоряет бег, я крепко зажмуриваюсь, надеясь, что это остановит головокружение.

— Ни фига себе! — кричит Эли. — Гремучая?

— Понятия не имею.

— Как она выглядела? — допытывается Джейми. — С полосками?

— Я видел только самый кончик ее головы и возвращаться, чтобы разглядеть поближе, как-то не планирую, — отвечаю я ей, а сам пытаюсь решить, подниматься ли дальше, раз уж осталось всего пара метров, или искать пути отхода.

С цифрами я на «ты», поэтому сразу же принимаюсь просчитывать шансы выжить в сложившейся ситуации. Руке явно больно, но она слушается. А если меня накачали ядом, то я уже должен был бы чувствовать онемение.

— Вот, я же знал, что не стоит Луису подниматься в одиночку и без снаряги! — доносятся до меня сетования Джека. — Я знал! Никто меня не послушал, а теперь он застрял там, наверху, а яд, наверное, уже растекается по его телу.

— Умолкни на фиг, Джек! — ору я. — У змей, дьявол бы их побрал, нет ног, так как я мог узнать, что она прячется на этой чертовой скале в трех метрах от вершины?

— А ты вообще там как, нормально себя чувствуешь? — спрашивает Брук.

— Брук, мою кожу только что проколола зубами змея, — отвечаю я, медленно сползая вниз. Может, у меня разыгралось воображение, но рука, кажется, начинает неметь. — Конечно же я чувствую себя ненормально.

— Бегом к врачам за противоядием! — командует Джек остальным. Но чтобы отыскать противоядие, нужно вести машину. А прав ни у кого из нас нет. Иными словами, мы влипли. Хотя на самом деле единственный, кто тут влип, — это я.

От всех этих разговоров про противоядие и гремучих змей у меня путаются мысли и начинается паника.

Сначала скользит нога. Потом рука, та, что не укушена, резко начинает потеть, и я срываюсь. Скольжу вниз по скале, слыша испуганные ахи и крики друзей, и пытаюсь ухватиться хоть за что-нибудь, найти хоть какую-то точку опоры. Бесполезно.

И прежде чем шмякнуться на землю, успеваю подумать только об одном: «Я не готов к смерти».

— Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, Марко.

Ну вот, я это сказала. И не смогла посмотреть в глубокие темные глаза моего парня, когда эти слова плавно слетели с губ, потому что меня что-то сдерживает и сейчас. Я думала, будет легче произнести «я люблю тебя», чем «я, кажется, беременна». Подло, конечно, не встречаться с ним взглядом, когда такое говоришь, но и сами по себе эти три слова — серьезный поступок. Я чувствую себя уязвимее, чем когда-либо. А я ненавижу быть уязвимой.

Медленно выдыхаю, набираюсь храбрости, чтобы поднять глаза на моего парня, с которым встречаюсь вот уже год. С ним мы вместе лишились девственности — месяц назад, когда его родители уехали в Мексику в гости к бабушке.

Не могу даже думать об этом сейчас, когда сосредотачиваюсь на нем. «Ладно, я сказала, что люблю тебя. Теперь твоя очередь сказать мне — помнишь, как в тот раз, когда мы впервые занимались любовью и ты шептал мне эти слова на ухо? Тогда я бы сказала тебе, что у меня задержка и что я испугана. А ты бы сказал мне, что все будет в порядке и вместе мы со всем справимся».

А он улыбается. Ну, то есть что-то типа того. Уголок его рта изгибается в усмешке, словно ему весело. Да уж, не веселья я ждала. Я ждала ласки и заботы — признаков того, что правильно поступила, поделившись с ним своим секретом. Я гляжу в сторону озера Мичиган, желая в этот момент оказаться не на улице. Надеюсь, никто из школы тут внезапно не появится. Я охватываю плечи руками. В Иллинойс все еще не пришло тепло, а из-за ветра с озера меня бьет дрожь. Хотя, может, дело в нервах.

— Не надо говорить мне то же самое, если не чувствуешь этого, — произношу я, чтобы разбить тишину. Я лгу, разумеется. На самом деле я жду, чтобы Марко сказал мне то же самое, что и я ему. Мне не хочется слышать признание только в исключительных случаях и когда мы занимаемся любовью. Хочу услышать это именно сейчас.

В первый раз Марко произнес эти слова после сентябрьского школьного бала. Потом — в канун Нового года. И на День Валентина. И на мой день рождения. И я столько ночей провела в одиночестве, лежа и размышляя, как наша с ним любовь будет длиться вечно.

У нас нет общих друзей, потому что мы живем на разных концах Фейерфилда, но это никогда не имело никакого значения. У нас все всегда получалось. После школы мы обычно идем ко мне домой и просто… наслаждаемся обществом друг друга.

А теперь у нас, может быть, будет ребенок. Интересно, как Марко воспримет эту новость?

Сегодня последний наш день в девятом классе, завтра начинаются летние каникулы. Когда я сказала, что нужно поговорить, Марко предложил пойти на пляж.