На самом деле это здорово. Пляж для нас — особенное место. Здесь мы впервые поцеловались прошлым летом. Здесь же на второй неделе учебы он попросил меня стать его девушкой. Здесь же мы лепили в январе снеговиков, когда как-то раз выпало очень много снега. Сюда мы всегда приходим делиться секретами — типа того, когда он рассказал мне, где в городе члены банды прячут оружие, чтобы полиция не застукала их со стволами. Марко всегда знал парней, которые были тесно с этим связаны.

Он отступает от меня, и кожа сразу же покрывается мурашками. И дело не только в ветре — мое тело словно чувствует: происходит что-то не то. Марко приглаживает пятерней иссиня-черные волосы. Потом вздыхает. И еще раз вздыхает.

— Думаю, нам стоит встречаться с другими людьми, — бормочет он.

Изумленно склоняю голову набок. Видимо, я как-то неправильно его поняла.

Девушка, признавшись своему парню в любви, ожидает услышать от него нечто определенное. Навскидку могу назвать сразу несколько возможных фраз, но «нам стоит встречаться с другими людьми» точно не входит в их число.

Я впадаю в ступор. И никак не могу унять дрожь — еще и потому, что все время думаю о том, как носить ребенка, если его отец не на твоей стороне, не поддерживает тебя и не говорит, что все будет хорошо.

— З-з-зачем?

— Ну, ты же всегда говорила, что ни за что не стала бы встречаться с кем-то из банды, а я собираюсь в нее вступить.

— Конечно, я не стану встречаться с членом банды, — цежу я. — Всего пару дней назад ты сказал, что никогда не свяжешь с ней свою жизнь. Прямо перед тем, как мы занялись любовью. Помнишь?

Марко морщится.

— Я много чего болтал, о чем, наверное, не стоило говорить. И не могла бы ты, пожалуйста, не называть это «заниматься любовью»?.. Каждый раз, когда ты так говоришь, я чувствую себя законченным дерьмом.

— И как, по-твоему, мне это называть?

— Секс.

— Просто секс, да?

Он тоскливо закатывает глаза, и мой желудок, клянусь, тут же сжимается в ответ.

— А вот теперь ты нарочно заставляешь меня чувствовать себя дерьмом.

— Не нарочно.

Марко открывает рот, собираясь что-то сказать, но потом, должно быть, обдумывает фразу, потому что так ничего и не говорит.

Гляжу ему в глаза, надеясь, что он сейчас скажет: «Это просто шутка! Конечно, я не променяю тебя на „Мексиканскую кровь“», — но он молчит. Я чувствую, как от моего сердца словно кто-то отщипывает понемногу кусочек за кусочком.

— Просто мы… слишком разные.

— Нет. Вместе мы идеальны. Мы ходим в одну школу, нам потрясающе хорошо вместе… Мы оба мексиканцы.

Он смеется.

— Да ты даже ни слова по-испански не знаешь, Никки. Мои родители и друзья разговаривают о тебе в твоем присутствии, а ты и понятия ни о чем не имеешь. Ты не настоящая мексиканка.

Он издевается надо мной, что ли?

Мои родители, как и все мои предки, родились в Мексике. Их невозможно принять за кого-то другого — только за мексиканцев. Испанский — их родной язык. Родители переехали в США, после того как поженились. Здесь отец поступил в медицинский университет и проходил практику в больнице в Чикаго.

— Банда не сделает тебя бóльшим мексиканцем, чем ты есть, Марко. Не ставь ее выше наших с тобой отношений.

Он пинает песок.

— No hablas pinche español[5].

— Я не понимаю. Не мог бы ты перевести, пожалуйста?

Марко в отчаянии поднимает руки.

— Это мое мнение. Я так считаю. Если честно, я уже давно тусуюсь с «Кровью».

Как он может такое говорить? Кладу руку на живот — слабый, инстинктивный жест, будто пытаюсь защитить ребенка, который, может быть, растет во мне. Слезы сами собой катятся из глаз. Знаю, что выгляжу убого и жалко, особенно когда по щекам текут потоки, но все, что я думала о нас с Марко, сейчас отражается у меня на лице. Чувствую себя такой одинокой, какой, наверное, и не была никогда в жизни. Еле выговариваю, почти шепчу:

— Не могу в это поверить.

Я должна рассказать ему свою тайну. Вдруг, если Марко узнает, что у него может быть ребенок, это заставит его изменить свое мнение? Но если я не беременна, то всего лишь оттяну этим неизбежное, и все…

— Я просто не хочу, чтобы ты выносила мне мозг с этой «Кровью», — бурчит он. — Все мои друзья уже в ней, я один остался.

Разглядываю свои ногти. Только вчера вечером красила их и нарисовала на каждом красное сердечко. На больших пальцах под сердечками написаны инициалы: М. Д. — Марко Дельгадо. Я думала, ему будет приятно. Теперь-то ясно, что мне это лишь казалось. Быстро прячу большие пальцы в кулаки.

— Прости, — говорит он и гладит меня по плечу, как родители успокаивают обиженного ребенка. — Не плачь. Мы по-прежнему можем быть друзьями… Ну, типа секс по дружбе и все такое.

— Мне не нужен секс по дружбе, Марко. Я хочу быть твоей девушкой. — Кажется, весь мой ленч вознамерился вернуться из желудка обратно.

Что такого дает ему банда, чего не могу дать я?

Руки безвольно опускаются, когда я понимаю, что никак не смогу исправить ситуацию. Он смотрит на меня как-то иначе — словно я всего лишь одна из девчонок в школе, а не героиня его снов или будущая мать его детей.

Марко достает мобильник и смотрит на экран.

— Мм… Насчет сегодняшнего вечера…

— Ты про вечеринку у Малнатти? В честь окончания учебного года?

Это «официально неофициальная» пицца-вечеринка для учеников старшей школы Фейерфилда. Они собирались установить огромный шатер на лужайке у ресторана, пригласить диджея и устроить тусовку с шести до одиннадцати, причем пиццу можно будет есть сколько угодно. После этого большинство студентов собирались продолжать тусить в дальнем конце школьного футбольного поля до тех пор, пока бы не приехала полиция и не разогнала этот шабаш.

— Ага. В общем… э-э… если узнаешь, что кто-то хочет разжиться кое-чем, свистни.

— Ты торгуешь наркотой? — спрашиваю я.

Он пожимает плечами.

— Это деньги.

— Это грязные деньги, Марко. И незаконные. Не делай этого. Тебя сцапают и упекут в тюрьму.

— Мне не нужны твои нудные нравоучения.

Марко снова смотрит в телефон. Ждет от кого-то звонка или эсэмэс? Мне кажется, я за несколько минут потеряла все, что у нас с ним когда-то было.

Слезы, тихо текущие по щекам, яснее ясного говорят, что я совершенно точно не в порядке, но его это, кажется, совсем не волнует. Смахиваю слезинки ладонью, проклиная себя за слабость.

Ну уж нет. Я смогу с этим справиться. Я независимая девушка, и чтобы сообразить, что делать, парень мне не нужен. Теперь очевидно, что это моя проблема и больше ничья. Если я беременна, Марко все поймет, когда увидит, что мой живот раздулся, как воздушный шарик. Он будет знать, что это его ребенок. И если пожелает признать нас и разобраться со своей жизнью, тогда и поговорим.

Поднимаю глаза на Марко и слабо улыбаюсь.

— Я не хочу тебя контролировать. Никогда не желала быть девушкой, которая станет цепляться за парня.

— Но ты так и делала… и сейчас делаешь. Я больше не выдержу.

Краем сознания я понимаю, что в реальности ни о какой моей независимости и речи не идет. Наши отношения определяли мою жизнь, решали, кто я такая, и мне это нравилось. Не могу поверить, что Марко хочет вышвырнуть меня из своей жизни. Бред какой-то.

Ему приходит сообщение, но я не успеваю разглядеть, от кого именно. Он пишет ответ. Спрашивает:

— Сможешь сама до дома добраться? — Пальцы Марко стремительно летают над клавиатурой — от эсэмэс он даже не отвлекается.

— Думаю, да.

— Умница. — Он наклоняется и чмокает меня в щеку. — Мои друзья думали, ты поведешь себя как loco[6]. Думали, врежешь мне или еще что.

А это мысль, кстати. Но нет, я не смогла бы ему врезать, даже если бы захотела.

Прежде чем я успеваю открыть рот, чтобы, растоптав ошметки достоинства, которые у меня еще остались, попросить его вернуться, Марко отворачивается от меня. А потом просто уходит. С глаз долой, но определенно не из сердца вон.

Он променял меня на банду.

Дыхание перехватывает. Гляжу на озеро и понимаю, что мне хочется прыгнуть туда, чтобы уплыть куда подальше и сделать вид, будто всего этого никогда не было. Отчаяние накатывает волнами, как те, что наползают на берег, слизывая с него наши следы, и меня начинает бить неземная дрожь. Валюсь коленями на песок и чувствую, как из глаз снова начинают капать горячие слезы. На этот раз я их не утираю. Я кричу и плачу, вспоминая каждое мгновение, которое мы с Марко провели вместе, и молюсь, что задержка — всего лишь гормональный сбой и на самом деле я не беременна.

Беременность в пятнадцать лет никогда не входила в мои планы.

3. Луис

ВИДАТЬ, МОИМ СЕКРЕТАМ конец. Если бы не эта чертова змея, я бы не сверзился со скалы и mi’amá[7] не сидела бы в больничной палате, непрерывно обстреливая меня угрожающими взглядами, которые переводились примерно так: «Ну все, у тебя большие проблемы».

В конце концов в венах у меня не оказалось никакого яда. Змеиный зуб угодил в нерв, от этого рука и онемела. Когда я упал, Брук в панике вызвонила своего отца, он приехал, забрал нас всех и отвез меня в больницу. Впрочем, выжить при укусе змеи — легкотня. Постоянно выслушивать лекции mi’amá — вот где настоящая пытка.

Падая со скалы, я здорово ободрал ноги. Но должен быть благодарен, что в конце концов смог ухватиться здоровой рукой за торчащий камень — это смягчило падение, хотя рука оказалась разодрана от запястья до локтя, так что рану всерьез собирались зашивать. Правда, доктор все-таки решил, что порезы не настолько глубокие, и назначил просто плотные повязки.