Я снова цеплялась мыслями за всякую ерунду. Видно, потому что совсем, совсем не хотела думать о главном.

Уже третий раз за это утро я оказалась в душе. Правда, впервые – в таком роскошном.

Я выбрала из стоящего на полке изобилия гель для душа с наименее «мужским» запахом, шампунь отыскала по тому же принципу. Причёску, которую соорудила мне Кара, тоже хотелось смыть.

Я бы с удовольствием так и осталась стоять под тёплыми струями, которые упруго массировали тело. Казалось, они смывают с меня всю грязь этого дня и всю усталость. Впрочем, насчёт грязи – это я, пожалуй, поторопилась. Когда я выйду из этой роскошной ванной комнаты, ещё успею испачкаться…

Я вытерла волосы и слегка подсушила их феном, завернулась в халат, плотно завязала пояс. Боже, Софи. Какая глупость… неужели ты надеешься от чего-то спрятаться?

Я вышла из душа. Нэйтон Донован к этому времени тоже успел переодеться. Джинсы и мягкий свитер – совсем по-домашнему и совсем не по-миллионерски.

– Ты голодна? – спросил он.

Ну надо же, его что, и правда это волнует? Тогда почему мы в спальне, а не на кухне? Впрочем, этот парень может даже не знать, где у него в доме кухня. Наверняка там крутится прислуга, а завтраки, обеды и ужины ему приносят в столовую.

Я помотала головой. Голодна я или нет, а сейчас я не смогла бы пропихнуть в пищевод и кусочка.

Я встала напротив него и замерла.

– Так это действительно в первый раз? – спросил он.

На языке уже вертелась очередная колкость, вроде того, что зря он отказался завезти меня в больницу и избавиться от сомнений, но я почему-то не смогла сказать это вслух, а просто кивнула. Ёрничать и колоться отпала всякая охота.

Он сделал шаг мне навстречу и развязал пояс халата. Полы разошлись, и несколько мгновений он просто меня рассматривал, а я с удивлением наблюдала, как расширяются его зрачки, каким хищным, почти голодным становится взгляд.

И от этого по телу пробежала дрожь. К страху, неуверенности примешивалось еще что-то. Но я вряд ли смогла бы сказать, что это было.

Он не ограничился одним только осмотром, разумеется. Его рука сначала опустилась на мой подбородок, затем пальцы проехались по шее, потом спустились ниже, обвели полукружья грудей. Он легонько сжал мои соски, покатал их между пальцев, и я рвано выдохнула.

Ощущение от горячих рук на моём теле не было неприятным. Не могу сказать, что я безумно возбудилась, но неприятным это точно не было.

Темный, хищный, голодный взгляд. Мне стало не по себе, и я отвела глаза. Напускная храбрость покинула меня, уступив место смущению и трепету.

– Смотри на меня, Софи.

Его ладони прошлись по шее, плечам – и халат соскользнул на пол. Я стояла перед ним, полностью обнаженная, чувствуя, как кожа покрывается мурашками, а щеки медленно заливает краска. От прохлады соски стали острыми.

В следующее мгновение он опрокинул меня на кровать, навис сверху, жадно разглядывая. Его рука прошлась по моему телу – властно, собственнически.

Его губы коснулись призывно торчащего соска. Я вздрогнула. По телу прокатилась жаркая волна. И тут же ее накрыла другая – когда его рука скользнула между ног, раздвинула складочки и легонько потерла горячую, влажную плоть.

С моих губ сорвался тихий стон.

Этот стон напугал меня. Что происходит? Почему мое тело так реагирует на его прикосновения несмотря на то, что разум бьется в панике? Я попыталась свести ноги, но так еще сильнее прижала его руку, касание стало еще плотнее – и наказанием мне стала новая волна возбуждения, новый стон. Мне никуда не убежать от этих странных, пугающих ласк.

Он продолжал посасывать мою грудь, то прикусывая один сосок, то отпуская его, и вбирая в рот другой. И я, сама того не желая, отзывалась на эту ласку. Тепло внутри нарастало, поднималось. Я почувствовала, каким влажным и жарким стало у меня между ног. Заметил это и он. Сухие, жесткие губы тронула едва заметная усмешка. Ладонь между моих ног разжалась. Я облегченно вздохнула, думая, что он прекращает свою пытку, но не тут-то было.

Его пальцы заскользили с нажимом, заставив меня вскрикнуть от неожиданности. Крик перешел в стон, когда он коснулся набухшего, покрытого смазкой клитора. Странная, сладкая пытка… Пальцы медленно скользили, доходя до самого входа, замирали – и двигались обратно. Описывали круги возле клитора, слегка надавливали на него, вызывая болезненно-сладкие спазмы.

Я прикрыла глаза. Дыхание сбивалось, воздух вырывался из легких стонами. Весь мир исчез… Этот дом, и даже этот мужчина… Только неистовый танец пальцев, только мои ощущения. Новые. Странные…

Жаркая пульсация между ног нарастала, распространялась на все тело. Я чувствовала, что задыхаюсь, что еще чуть-чуть – и я просто потеряю сознание. Очертания его лица смазались, поплыли – словно я смотрела на него сквозь воду или мутное стекло. Но и он не остался безучастным. Его дыхание стало взволнованным, шумным. На загорелом лбу появились бисеринки пота.

Он отстранился. Зачарованно я наблюдала, как он медленно снимает рубашку, расстегивает брюки. Голова была пустой и звенящей. Лишь где-то глубоко внутри билась паника.

Но я ее воспринимала как-то отрешенно, будто это другой, посторонний мне человек, был безумно напуган.

Он избавился от одежды. При виде его огромного члена мое сердце на миг замерло. Но бояться было поздно. Он придавил меня к постели, вминая в простыни всей своей тяжестью.

Его рука снова оказалась между моих ног, теперь движения стали грубыми, жадными. Это пугало. Но и заводило тоже, я впитывала эту грубую ласку, жадно дыша, подаваясь навстречу умелым пальцам. Удовольствие нарастало, ширилось, заставляя мою кожу пылать. Я безумно боялась происходящего, и в то же время наслаждалась им.

Когда мои стоны стали громче и протяжней он отпрянул. Широко развел мои ноги, приподнял бедра. Я почувствовала, что теперь там, внизу, где все было так влажно и горячо, двигаются уже не пальцы, а головка члена. Надавливая, размазывая влагу, заставляя меня извиваться и подаваться навстречу…

И когда я совершенно расслабилась, чувствуя себя в безопасности, принимая наслаждение и подаваясь ему навстречу, он резко вошел в меня, заставляя отчаянно вскрикнуть.

От промежности вверх рванулась острая, яркая боль. Но и она смешалась в общий коктейль, потонула в наслаждении. Я уже не понимала, что именно сейчас чувствую. Растерянная, оглушенная, раздавленная противоречивыми чувствами и эмоциями.

Он замер на мгновение и ворвался снова, так же жестко и непреклонно. Новая вспышка боли, уже не такая ослепительная – и сладкое томление, растекающееся по телу. Еще толчок, еще – все с тем же застывшим выражением лица. Только глаза полыхают еще ярче, да дыхание стало еще более хриплым и взволнованным.

Боль уходит, словно ее стирает что-то. Вместо нее нарастает напряжение. Тугое, звенящее. Словно я превращаюсь в тугую струну, которую кто-то натягивает все туже и туже. Его ладонь скользит по моему животу, слегка надавливает – и я не могу сдержать стон от болезненного наслаждения, которое вызывает у меня это прикосновение.

Паника снова забилась в самый уголок сознания, наблюдает оттуда, как испуганная мышка. А я таю в его руках, плавлюсь, растекаюсь… Не могу и не хочу ничего с собой поделать. Мне нравится все, что он делает со мной, пусть это и неправильно, жестоко… Дико.

Я полностью теряю контроль над телом. Как иначе объяснить то, что мои бедра, словно сами по себе, вскидываются ему навстречу. Что я стараюсь шире их развести, впустить его глубже?

Боже… Кажется, я сошла с ума. Пытка продолжается, но теперь это пытка экстазом. Чистым наслаждением, заполнившим каждую клеточку тела. Он двигается все быстрее, сильнее… Пока наконец мое тело не выгибается дугой в бурном оргазме. Крик тонет в низком, глухом стоне.

Я лежу на простынях, опустошенная, разбитая. Нейт Донован рядом с трудом переводит дыхание. Боже, что это только что было?

Я натягиваю на себя простыню. Теперь, когда наваждение закончилось, нагота снова смущает меня.

– Я могу идти? – спрашиваю я.

Не потому, что мне хочется сбежать. Хотя, конечно, хочется. Или нет?.. Лежать рядом с ним, оказывается, тоже приятно.

Я действительно не знаю, что делают в таких случаях.

Он посмотрел на меня долгим взглядом. Я не поняла значения этого взгляда. Он удивлен? Раздражен? Доволен тем, что я не собираюсь тут торчать, когда дело уже сделано.

– Конечно, ты можешь идти, если хочешь.

Я поднялась с кровати. Увидела алое пятно на белоснежной простыне. Это зрелище заставило меня снова смутиться. Тот, кто убирает в этом доме, увидит… Поймет, что произошло.

Да уж, я снова думаю о неважных вещах, потому что думать о важных не хочу.

И тут меня осенила очень даже важная мысль. А в чем я уйду? В махровом халате? Или в жуткой красной тряпке, которая, как и велено, уже лежит в мусорном ведре?

Последнее было бы просто ужасным. Представляю, что скажут родители, если я вернусь домой в таком виде. Я застыла в нерешительности.

– Моя одежда… Она осталась в клубе. И тут только платье… Красное.

Нэйт Донован поднялся с кровати. Он абсолютно не стеснялся своей наготы. А вот меня она смущала, хотя и должна была отметить, что сложен он отменно. Он пода мне халат, сам натянул джинсы – сразу на голое тело, без белья.

– Пойдем.

Мы прошли по коридору, и он завел меня в другую спальню, ничуть не менее роскошную. Только вот эта спальня была женской. Аромат духов, шкатулочки, косметика. Я остановилась на пороге, не решаясь войти.

Он распахнул дверь, за которой скрывалась огромная гардеробная.

– Выбери себе что-нибудь. Или забирай вообще все.

– Но… Как же хозяйка всего этого? Она ведь заметит… Разве не нужно у нее спросить?

– Не заметит. И вообще… Без разницы, – Нэйт Донован сжал зубы. По лицу заходили желваки.

Кажется, это была какая-то очень болезненная тема для него. Но углублять в нее я точно не хотела. Я быстро выбрала джинсы и тонкий свитер. Чуть подумала – и взяла еще кроссовки. Не идти же мне на этих высоченных каблуках!