Англосаксонские хроники

Глава 1

Март 1006 годаВблизи Келна, Уилтшир

Поднявшись на гребень холма над обширным королевским поместьем, где король обосновался на время Великого поста, королева Эмма натянула поводья и остановила свою белую кобылу. Позади нее свита из тридцати мужчин, женщин и детей, тепло одетых из-за пронизывающего холодного ветра, также остановилась, давая отдых своим лошадям после долгого подъема. Перед ними внизу на склоне виднелись серая крыша и золоченый фронтон большого королевского поместья, на фоне которого окружающие строения и частокол казались просто игрушечными. Поместье это знаменовало собой конец их путешествия, и Эмма смотрела на него с большим облегчением, поскольку день клонился к вечеру, а люди ее очень устали. Пока она рассматривала оставшуюся часть пути, сквозь складки туч на небе пробился луч солнца, озарив золотистым светом раскинувшиеся перед нею поля. Темная пашня была покрыта тонкой зеленой пленкой – молодыми побегами, обещавшими хороший урожай в последующие месяцы, если Господь будет милостив к ним.

«Но похоже, что Бог отвернулся от Англии», – подумала Эмма. Вот уже два года за многообещающими веснами следовало безнадежно дождливое лето, в результате чего урожай был скудным и еды не хватало ни людям, ни животным. Прошлой зимой на их земли пришли голод и смерть, и, если и в этом году не удастся собрать обильный урожай, в королевстве снова умрут еще многие из самых бедных людей.

Она делала что могла, раздавая подаяние всем, до кого могла дотянуться, и присоединяя свой голос к отчаянным мольбам о милости Божьей. Сейчас, глядя на озаренную золотым светом зеленую долину, она молилась, чтобы ее последнее обращение к Небесам – паломничество, которое она совершила к местам захоронения самых почитаемых английских святых, – смогло в конце концов вернуть благословение Господне королевству Этельреда.

Она огляделась по сторонам, и взгляд ее скользнул мимо паланкина между двумя лошадьми, где ехал ее сын со своей кормилицей, в поисках трех падчериц. Вульфхильда, которой было лишь восемь зим, спала на руках слуги, ехавшего в седле за ней. Эльфа сидела на коне, закутавшись в складках своей мантии. Двенадцатилетняя Эдит, самая старшая, угрюмо смотрела на главное здание поместья, хмуря бледное лицо под меховым капюшоном накидки.

Эмма мысленно упрекнула себя за то, что так подгоняла их, поскольку они находились в пути с самого рассвета. Она обернулась в седле, чтобы дать команду своей свите трогаться вперед, но в этот момент ветер внезапно резко изменил направление и ударил ей прямо в лицо. Ее кобыла нервно пошла боком, и, пока она пыталась управиться с лошадью, на нее налетел новый порыв, словно могучая рука, которая гнала ее прочь отсюда.

Она ощутила странное предчувствие беды, засевшее где-то в затылке, и искоса взглянула навстречу ветру, пытаясь найти источник своей тревоги. На мачте, высившейся над колокольней поместья, развевался флаг Уэссекса с изображением дракона, который возвещал о присутствии здесь короля. Должно быть, он прибыл, чтобы встретить ее, – впрочем, вовсе не из-за любви или привязанности, поскольку ни того ни другого к ней не испытывал. Этельред был в большей степени королем, чем мужчиной, – безжалостным и холодным, как хищная птица. Иногда она задумывалась над тем, любил ли он вообще кого-нибудь – даже самого себя.

Она не испытывала радости от близкой встречи со своим господином, однако это не могло объяснить внезапного недоброго предчувствия.

Пока она колебалась в нерешительности, начал плакать ее сын, пронзительным требовательным криком выражая свое нетерпение, которое она не могла игнорировать. Она отбросила в сторону свое беспокойство, которое, конечно же, было вызвано просто усталостью. Кивком головы она направила вперед вооруженных стражников своего домашнего войска, а затем и сама последовала за ними вниз по склону холма.

Проезжая через ворота поместья, она заметила группу слуг, направлявшуюся в сторону кухонь; у одного из них в руках был штандарт этелинга Эдмунда. Его присутствие здесь озадачило ее, и она задумалась над этим, пока конюх помогал ей спуститься с лошади. В феврале Эдмунд отправился сопровождать в Лондон своих старших братьев, Этельстана и Экберта, получивших приказ отремонтировать городские фортификационные сооружения и большой мост через Темзу. Все трое должны были оставаться там до тех пор, пока не присоединятся ко двору на пасхальном пиру в Кукхэме. Так что же Эдмунд делает здесь сегодня?

Беспокойство, мучившее ее на вершине холма, снова вернулось к ней, но, прежде чем удовлетворить свое любопытство, ей предстояло выполнить ряд обязанностей. Она провела своих падчериц и всех сопровождающих на свою половину, где в центральном камине жарко пылал огонь, побеленные стены были увешаны вышитыми гобеленами, а в дальнем конце комнаты стояла подготовленной ее большая кровать с занавесками. Слуги застилали постели для королевских дочерей, а другие стояли наготове, чтобы принять у Эммы ее дорожный плащ и испачканные в грязи сапоги.

Она выскользнула из-под своего плаща, а затем нашла глазами двух женщин, которые были посланы вперед и, как она догадывалась, присматривали за всеми этими приготовлениями.

– Где Марго и Уаймарк? – спросила она, все еще во власти беспокойства, охватившего ее на холме над замком.

Прежде чем кто-то успел ответить, в комнату быстрым шагом вошла Уаймарк, и Эмма с чувством облегчения заключила ее в свои объятья. Они не виделись всего неделю, но ей казалось, что прошло намного больше времени. Присутствие Уаймарк среди придворных действовало на нее успокаивающе и вселяло надежду на лучшее – и так было с того самого момента, когда они вдвоем покинули Нормандию ради Англии. Прошло уже четыре года, четыре долгих года с тех пор, как Эмма стояла в дверях Кентерберийского собора, несущая мир двум странам невеста короля Англии, а Уаймарк наблюдала за этим, стоя всего в полушаге позади нее.

За прошедшую неделю она очень соскучилась по Уаймарк.

– Марго повела Роберта к пруду возле мельницы, – сказала Уаймарк, – чтобы посмотреть на утят. – Она покачала головой. – Просто чудеса какие-то, что женщина ее лет может не отставать от моего юного сына, но тем не менее это так.

Эмма улыбнулась, представив себе, как эта небольшая и подвижная, словно воробушек, женщина шагает, ведя за руку мальчика, которому едва исполнилось два года. Впрочем, дети всегда занимали в жизни Марго центральное место. Знахарка и повитуха, она была с Эммой с самого ее рождения, а в Англии стала для нее самым близким человеком, почти как мать.

Она взглянула на Вульфу и Эльфу, которые как раз переодевались из забрызганных грязью сиртелей в чистое платье.

– Девочки будут рады видеть Марго, – сказала она. – Эльфа упала сегодня утром и хочет, чтобы ей смазали ссадину на колене целебной мазью. А Эдит… – Она кивнула в сторону кровати, на которой, плотно прижав колени к груди, свернулась калачиком старшая дочь Этельреда. – Вчера у нее были первые месячные, и она, конечно, чувствует себя ужасно и считает, что больна. Никакие слова утешения не помогают, но я надеюсь, что Марго удастся убедить ее, что смерть ей не грозит.

Внезапно выражение обычно таких веселых глаз Уаймарк стало настороженным, и она бросила в сторону девочек предостерегающий взгляд, говоривший Эмме, что там что-то не так, но объяснений придется подождать, пока они не смогут поговорить с глазу на глаз.

Она быстро переоделась в чистые носки, льняную сорочку и темно-серый шерстяной сиртель, после чего отвела Уаймарк в сторону.

– Что случилось? – спросила она, принимая из рук Уаймарк шелковый головной платок. – Это как-то связано с Эдмундом? Когда я приехала, то увидела во дворе людей с его штандартом.

– Я молюсь, чтобы это было неправдой, – прошептала в ответ Уаймарк, – но ходят слухи, что один из этелингов умер в Лондоне. – Она взволнованно схватила Эмму за руку. – Эмма, но я точно не знаю, кто это был.

Платок выскользнул из пальцев Эммы. Она растерянно смотрела на Уаймарк, пытаясь восстановить дыхание. Эдмунд был в Лондоне с Этельстаном и Экбертом. Возможно ли, чтобы один из них умер?

«Пресвятая Дева Мария, – мысленно обратилась она к Небесам, – только пусть это будет не Этельстан».

Она прожила на божьей земле уже девятнадцать лет, четыре из них она была женой и королевой, она родила ребенка, который стал наследником английской короны. И за все это время она любила лишь одного человека, мужчину, который – да простит ее Господь – был не ее царственным мужем, а его страшим сыном.

Сцепив руки, чтобы унять в них дрожь, она прижала их к губам и закрыла глаза.

– Бог милостив, – прошептала она, вновь посмотрев на Уаймарк. – Я должна идти к королю.

Мысли ее птицей улетели назад, в прошлое, к тому моменту на вершине холма над поместьем, когда ее охватило дурное предчувствие. Тогда она почувствовала в воздухе надвигающуюся беду – предвестие несчастья большего, чем она могла бы вынести.

«Святая Дева, – вновь принялась молиться она, – пусть это будет не Этельстан».

Делая долгие медленные вдохи, она шла вперед размеренным шагом, чтобы скрыть страх, сковавший ее сердце, и старалась не думать о том, каким ужасным станет этот мир, если в нем больше не будет Этельстана.

Кивнув страже на входе в большую залу, она беззвучно проскользнула внутрь. По всем стенам были развешены горящие факелы, в огромном очаге посреди залы с ревом пылал огонь, но вокруг было пусто. Этельред сидел на своем высоком троне, возвышавшемся на помосте, а перед ним, преклонив колени, стоял Эдмунд. Король весь подался вперед; его рыжевато-коричневые волосы с седыми прядями резко контрастировали с более темными взъерошенными кудрями его сына. По одну сторону от них стоял дворецкий короля, Хьюберт, диктовавший что-то писарю; поблизости толпились слуги, которые выглядели испуганными.