— Нет, сэр. Я не считаю тиранией то, что было в Голливуде в 20-30-х годах, а если это и было, то, скорее, тирания своенравных детей, внезапно получивших власть. Я говорю, что такой человек, как Сондорф… Словом, то, что ему нужно было от других людей, они не могли ему давать слишком долго, даже если они за это получали плавательный бассейн и большое жалованье.

— Я считаю, — сказал конгрессмен Свенригг, — что вы нашли самое блестящее и наиболее точное объяснение вашей коммунистической деятельности. Давайте обратимся к фактам. В то время, когда вы были членом коммунистической ячейки в Голливуде, знали вы человека по имени Волшман?

— Как я разъяснил ранее, конгрессмен, я отказываюсь отвечать по уже сказанным мною причинам.

* * *

Сразу после окончания допроса Рейли комиссия единодушно решила, что он был виновен в оскорблении Конгресса, отказавшись отвечать на поставленные ему вопросы. Александр улетел обратно в Голливуд. Его ждала череда важных собраний, и хотя он чувствовал себя истощенным и хотел бы отдохнуть несколько дней, он знал, что не может себе позволить так долго отсутствовать в студии. Пока его не было, решения должен был принимать Вилли Сейерман. Длительная отлучка от дел смягчила Вилли, сделала его дипломатичным, и ему нравилось играть роль пожилого государственного деятеля, который не слишком вмешивается в руководство повседневной жизнью студии, но который, когда настаивает на чем-либо, приносит пользу компании благодаря своему большому опыту и мудрости. Его отношения с Александром больше не были близкими, но Вилли не проявлял к нему враждебности и никогда не упоминал о временах и обстоятельствах, когда Александр сместил его в компании. Вилли так долго занимался бизнесом, что это само по себе давало ему право на почет, и теперь стало модным приписывать ему большие способности в деловых отношениях, хотя его представления о бизнесе были, скорее, старомодны. По всем главным вопросам собирался триумвират — Вилли, Стеффорд Димс и Александр. Александр в своих идеях мог получить поддержку либо от Вилли, либо от Димса. Легче было получить от Вилли. И это принуждало Александра к союзу с ним.

— Что вы собираетесь делать со Стефаном Рейли? — спросил Вилли сразу, как только вернулся Александр.

Вилли больше не пытался навязывать свое мнение запугиванием или нахрапистостью. Он знал, что его сила в том, что он всегда может объединиться с Димсом против Александра.

— Не знаю, Вилли, — сказал Александр, — а что вы предлагаете? — Александр не мог высказать свое отношение, которое было заведомо неприемлемо.

— По-моему, мы должны избавиться от него.

— Угу.

— Вы не согласны, Александр?

— Может, это не лучший выход из игры, Вилли?

— Какую альтернативу вы предлагаете?

— А что считает Димс?

— Димс считает, и я с ним согласен, что мы не можем себе позволить, чтобы нас пикетировали. Дело обстоит так, Александр, что никто не хочет вкладывать деньги в фильмы, которые собираются пикетировать. Их нельзя винить за это.

— Стефан Рейли не был обвинен в чем-либо криминальном, — сказал Александр.

— Это правда, — ответил Вилли, — но он произвел не очень хорошее впечатление на комиссию.

— Вы предлагаете прибегнуть к черному списку?

— Я не говорю, что мы прибегнем к черному списку, я говорю, что мы хотим защитить себя и наши интересы. Ну, скажем, кинотеатры будут крутить фильмы с его именем, в таком случае мы не получим денег. Никто не вложит пару миллионов в картину, на которую не пойдет зритель. Финансисты не хотят рисковать. Мой совет вам, Александр, избавьтесь от него.

— Значит, мы должны избавиться и от всех остальных, кого назвали, и от всех тех, кого, быть может, назовут? На чем вы остановитесь?

— Я знаю, это трудно, Александр, но назовите мне альтернативу? Я хочу выслушать вас.

— Я не знаю, — сказал Александр, — но может, если мы все окажем сопротивление, если мы откажемся позволить комиссии давить на нас…

— Прекрасно! Но вы уверены, что вам удастся получить согласие на это Мейера и Уорнера, Занука и Хьюза и всех остальных? Скажем, они не согласятся. Тогда их фильмы будут показывать, а наши нет. Можем мы себе это позволить? Как мы оправдаемся перед нашими вкладчиками?

— Я понимаю, это проблема. Дайте мне об этом подумать.

Когда Вилли ушел, Александр позвонил Льюису Шолту.

— Александр, деточка, — сказал Льюис, — как приятно слышать ваш голос. Я собирался позвонить вам.

— Мне нужно решение о Джанет Деррингер.

— Как раз из-за него я и собирался вам позвонить, — сказал Льюис. — Это на моей совести, что я не позвонил вам раньше, но мне пришлось поломать голову. Александр, я буду с вами откровенен…

— Да, Льюис.

— Александр, я каждую неделю получаю по три предложения для Джанет.

— Я в этом уверен.

— Честно, если бы я не знал, что это так важно для вас, я уже сказал бы ей: смотрите, это не такая великая роль, а играть в фильме Стефана Рейли рискованно. Но, Джанет, я хочу, чтобы вы это сделали по дружбе. Потому что Александр ваш и мой старый друг и надо ему помочь. Но есть две картины, куда ее приглашает Занук. Селзник висел на мне всю неделю, он ее хочет. Я получил для нее предложение от Уайлера, у которого потрясающий сюжет. Скажите, вам она действительно так нужна? Вы думаете, что поднимете эту картину? Мы все любили Джима Кея, но захотят ли зрители смотреть военный фильм о фотографе?

— Она не хочет эту роль? — спросил Александр.

— Александр, откровенно, я ее даже не спрашивал. Я знаю, что для вас она все сделает. Но порядочно ли просить ее об этом? Порядочно ли связать ее имя с картиной, которая окажется неподъемной?

— Картина должна быть сделана.

— Хорошо, предположим, ее сделают, с Гарфилдом в роли Джима Кея. Тогда это будет его картина. Что там останется для Джанет? Это мужской фильм.

— Но это прекрасная роль.

— Уверен, что это хорошая роль, но ее может сыграть любая. Вам нужна Джанет на эту роль? Скажите мне, что вы хотите? Я не говорю вам "нет". Я говорю, не держите нас на крючке, не просите участвовать в картине, как об одолжении. Ведь, если вы ее попросите, она почувствует себя обязанной сделать все! И, честно говоря, это не принесет ей ничего хорошего.

— О'кей, Льюис.

— Надеюсь, это не восстановит вас против меня?

— Естественно, нет. Вы должны печься об интересах ваших клиентов.

— Если вы ее увидите, Александр, ради меня, не напоминайте ей о фильме. Она на меня рассердиться, если узнает, что я вас отговорил.

— Конечно, Льюис, конечно.

— Вы собираетесь провести этот уик-энд на Палм-Стрингс?

— Возможно.

— Ну, тогда я вас увижу там. И, Александр, я признателен вам.

— Конечно, Льюис, конечно.

— Александр, — сказал Пит Фентон, когда они шли в столовую для контролеров, — вы слышали новый анекдот, который о вас рассказывают?

— Нет, какой?

— О, это великая история. Она вас убьет.

— Да?

— Ну, здесь все подхалимы, которые хотят доказать, что каждый из них самый лояльный, понимаете? И наконец есть парень, который хочет доказать, что он лояльнее всех. "М-р Сондорф, — говорит он, — я не хочу, чтобы вы думали, что я поддакиватель или что-то в этом роде, я только хочу, чтобы вы знали, что когда я умру, то завещаю, чтобы меня кремировали и мой пепел рассыпали по дороге, где вы ездите, чтобы вашу машину не занесло". — Пит Фентон зашелся от хохота.

— Это очень старый анекдот, — сказал Александр.

— Вы не считаете его смешным? — Пит Фентон казался обиженным.

— Я не считаю его смешным, Пит. В действительности я думаю, что ваши шутки становятся все менее и менее смешными.

— Я всегда думал, что вы считаете мои шутки смешными, — сказал Пит, надувшись.

— Ну, я не считаю так. Я вовсе не думаю, что эта шутка смешная.

— Я думал, что это отличная история, — сказал Пит, выходя из себя.

— Была, когда вы десять лет назад рассказывали ее в первый раз.

— Ну, если вы не считаете мои шутки смешными… — сказал Пит Фентон, сильно огорчившись.

— Может быть, — сказал Александр, утешительно кладя руку на плечо Питу Фентону, — только из-за того, что шутка не свежая.

* * *

Посыльный студии упал с мотоцикла и сломал себе шею. Александра потрясло это зрелище. Он видел, как посыльный лежал около ворот на территории студии; очевидно, он был мертв. Хотя крови не было ни на ком, ни на земле, но его поза говорила об этом: одна рука так неестественно торчала, шея отделилась от тела, глаза были открыты и неподвижны, лицо такое белое и безжизненное… Александр часто думал о смерти, его ужасала ее неизбежность и что с ее наступлением так внезапно все кончалось. Почему посыльный, почему Пауль, почему Джим Кей? Он знал, боязнь смерти — уловка его сознания, и понимал, что смерть была ужасной с точки зрения живых, так как у человека никогда нет настоящего опыта, чтобы познать, что такое смерть, а можно только ждать ее. Это страх не смерти, а страх представления о ней живого человека. Он пытался думать о ней отстраненно, но на самом деле это не работало. "Если бы только я мог закончить то, что должен сделать, если бы я был в этом уверен", — думал он. Александр хотел постичь смысл своей жизни. Если она могла кончиться в любой момент, то что в ней значимого?

Однажды, когда он очень устал, он позволил Теренсу Роули кое-что для него организовать, так же как Роули делал для Вилли. Он никогда раньше не участвовал в таких развлечениях, считая, что ему не позволяет его самолюбие. Но он устал, и у него не было желания ни с кем разговаривать, ему нужно только выйти из того настроения, в котором он находился. В конце концов он еще молодой человек и у него есть физиологические потребности.