Дворецкий кивнул.

– Я тайком от нее заплатил кузнецу. Видит Бог, малый ждал денег, но она об этом не догадывалась. У меня чуть глаза на лоб не полезли: слыханное ли дело, чтобы молодая леди путешествовала одна? А ведь она настоящая леди. Это видно с первого взгляда.

– Да, – ответил герцог, – когда я увидел ее, у меня тоже глаза на лоб полезли. Но теперь все позади. У нас она может чувствовать себя в безопасности.

Он кивнул Бассику, пошел наверх, но внезапно резко обернулся и рассмеялся.

– Ты правильно догадался, что она прибыла без единого пенни в кармане! Раз уж она сама не делает из этого тайны, могу сказать тебе: она хочет стать няней Эдмунда. Я пока ничего не решил. Что ты об этом думаешь?

– От такой мысли можно поседеть, ваша светлость.

– Ты и так седой, Бассик.

– Ваша светлость, я постараюсь придумать другой выход, более приемлемый в данной ситуации. Пока что могу сказать только одно: похоже, она тверда духом. И сила воли у нее железная.

– Посмотрим. – Герцог фыркнул и пошел наверх, в детскую.

Добравшись до лестничной площадки, Ричард свернул в коридор, который вел в восточное крыло. Вокруг сновали слуги, но он ничего не видел и не слышал. Герцог неторопливо шагал мимо фамильных портретов, которыми были увешаны все стены. А коридор был нешуточный. Его ширина составляла около трех метров. Не дом, а настоящая кроличья нора, подумал Ричард, преодолевая пятнадцать с лишним метров, отделявшие его от двери детской. Взявшись за ручку, он остановился и прислушался к смеху сына. Настроение Ричарда теперь не имело значения. Ему было достаточно услышать смех Эдмунда, чтобы улыбнуться самому.

Едва отец переступил порог комнаты, как Эдмунд стрелой бросился к нему и прыгнул на руки. Герцог, привыкший к этому, легко поймал шустрого малыша, поднял его и прижал к груди.

Эдмунд слегка подался назад.

– Папа, Эллен накрыла мне стол точно так же, как Бассик накрывает тебе. Сейчас я приступаю к третьей перемене. Это рыбное блюдо. – Он повернулся к девушке. – Правда, Эллен? Это ведь ты велела мне представлять папу, когда ставила на стол запеченного морского окуня?

– Правда, лорд Эдмунд. Это фирменное блюдо миссис Дент, причем очень вкусное.

– Эллен мой дворецкий, – сказал Эдмунд.

Герцог обратил внимание, что нянька Эдмунда, обычно очень застенчивая девятнадцатилетняя девушка, дочь местной швеи, надела черный сюртук, видно взятый взаймы у Басси-ка, закатала рукава и даже завязала на шее салфетку наподобие галстука.

– Эллен, он правильно пользуется прибором?

– Ваша светлость, он великолепно делает все, за что ни возьмется.

– Папа, что-то не так?

– Не могу прийти в себя от изумления. Ты все делаешь великолепно? Это никогда не приходило мне в голову.

– О, так и есть, ваша светлость, – сказала Эллен и тут же отошла на три шага назад. Герцог знал, что девушка побаивается его, хотя он делал все, чтобы успокоить ее. До сих пор она хорошо справлялась со своими обязанностями. Герцог улыбнулся ей и снова обнял сына.

– Эллен, если ты считаешь, что это так, не буду спорить.

Стоило герцогу прийти в детскую, как его тут же охватывали воспоминания. Это была самая главная комната в замке; вестибюль не шел с ней ни в какое сравнение. Именно в этом помещении поколение за поколением росли мальчики и девочки рода Чесли. Когда Эдмунд год назад приступил к учебе, герцог велел заново перекрасить большую комнату и оклеить ее обоями, рисунок которых выбрал сам Эдмунд из альбома с образцами. Каждый обитатель детской оставлял в ней свой след. Следом пребывания здесь самого герцога была прекрасно вырезанная книжная полка, висевшая в дальнем углу; на внутренней доске гордо красовались его инициалы. Над этой полкой он трудился почти год, пока не достиг того оттенка коричневого цвета, к которому стремился. Отец и мать не уставали хвалить его.

Он прошел по длинной ковровой дорожке к обеденному столу сына, который Эллен поставила на почетное место перед камином. Там Ричард спустил мальчика на пол. Эдмунд подошел к стулу у торца и стоял неподвижно, пока Эллен не отодвинула его от стола. Мальчик казался не просто серьезным, но ушедшим в себя. Герцог поймал себя на мысли, что сын передразнивает его как обезьяна. Но потом понял, что так же вел себя его собственный отец, а до того дед. Во всем этом чувствовалась рука Бассика. Эдмунд выбрал нужную вилку, поднял взгляд на отца, и его темные глаза гордо блеснули.

Герцог улыбнулся девушке.

– Эллен, ты права. Он и в самом деле великолепен.

Пятилетний мальчик начал сосредоточенно разрезать кусок запеченного теста, которому повариха придала форму рыбы. Затем он взял кусочек, медленно прожевал и важно кивнул.

– Отлично, старина. Пожалуйста, передай мою благодарность поварихе.

Он умудрился скопировать даже тон герцога. Это слегка пугало и в то же время успокаивало. Старина? Черт побери, где его сын мог это слышать? Преемственность, подумал герцог, еще одно подтверждение преемственности. Эллен не выдержала, перестала играть роль и обняла Эдмунда. Ричарду показалось, что девушка любит его сына больше, чем родная мать. Нет, он не станет так думать о Мариссе. Это нехорошо.

– Не расскажешь ли, как сегодня днем ты ездил верхом на Пэнси?

Эдмунд предложил отцу бокал воображаемого вина и сделал вид, что пригубил собственный очень красивый кубок.

– Да, сэр. Когда мы с Гриммсом вели Пэнси на конюшню, то изучили берег. Мы построили замок с башнями и рвом. Гримме сказал, что прибой будет армией Вильгельма Завоевателя. Мы стояли на вершине холма и следили за тем, как исчезал замок. В конце концов Вильгельм высадился на берег и все уничтожил.

Герцог присел на корточки и посмотрел сыну в глаза.

– У прибоя нет разума, Эдмунд. Он размывает песок, вот и все. Если бы замок штурмовали ты или я, мы не стали бы разрушать его. Мы пытались бы его взять. Мы восстановили бы его; в нем жили бы наши люди, процветали и благоденствовали. А сейчас я хочу удивить тебя. У нас гость.

– Кто? Филипп?

– Нет, это не Филипп Мерсеро. Он в поместье Динуитти со своей молодой женой. Ее зовут Сабрина. Она тебе понравится. Она могла бы командовать кавалерийским полком.

– Я не знал, что леди могут быть солдатами.

– Я имел в виду другое. Просто она смелая и отважная. Ты ведь знаешь Филиппа. Леди, которая согласится иметь с ним дело, должна обладать талантом полководца.

– Значит, это Дрю?

– Нет, не Дрю. Чтобы не гадать три часа, скажу тебе, что это леди и что ты никогда ее не видел. Она кузина твоей мамы. Ее зовут… – Ричард осекся, чувствуя себя дурак дураком. Он понятия не имел, как ее зовут. – Ты будешь называть ее мадам де ла Валетт. Если будешь хорошо себя вести, она, возможно, назовет тебе свое имя.

– Папа, она что, иностранка?

– Только наполовину. В ней достаточно много английского. Сам увидишь. А сейчас мне пора готовиться к обеду. Я познакомлю тебя с ней завтра утром. Эллен, одень его понаряднее.

– Да, ваша светлость.

– Папа, а отказаться никак нельзя?

– Нет, Эдмунд, нельзя.

Эдмунд покорно кивнул.

– Она будет гладить меня по головке и притворяться, что ей со мной интересно. А потом начнет целовать и шептать всякие нежности.

– Если она сочтет тебя достойным интереса, то притворяться не будет. Если же ты не покажешься ей интересным, она будет вежливой, только и всего. Поэтому постарайся не дерзить ей.

– Она такая же красивая, как Эллен и бабушка? Эти слова заставили Эллен ахнуть.

– Возможно, – сказал герцог. – Это ты решишь сам.

– Все равно она не будет такой красивой, как мать Рохана. Та – самая красивая дама на всем свете.

Может, он и прав, подумал герцог, вспоминая мать Рохана Каррингтона. Шарлотта была настоящей богиней, роскошным созданием, настоящей Цирцеей. Он слышал, что Шарлотта давала Сабрине уроки кокетства, которые были необходимы девушке для флирта с будущим мужем.

– Приступай к четвертому блюду, Эдмунд. Он похлопал сына по плечу, кивнул Эллен и вышел из детской.

Ричард оказался прав. Съев еще одно потрясающе вкусное изделие поварихи герцога, Эванджелина уже не была так голодна, но блюда, которые подали на обед, действительно не имели себе равных.

– Это было великолепно, милорд. Телятина бесподобна. Ваша повариха – настоящий гений. Я начинаю думать, что она превращает в золото все, к чему прикасается. – Эванджелина довольно вздохнула, откинулась на спинку стула и вытерла руки салфеткой.

– Благодарю вас. Бассик, пожалуйста, передай поварихе благодарность мадам. Как насчет бокала хереса? – Он понял, что почти буквально повторил слова, недавно услышанные от сына, и улыбнулся соседке по столу.

Эванджелина чуть не ахнула. Опять эта улыбка! Это нечестно. Нельзя позволять, чтобы мужчина так улыбался несчастной женщине. Она начала пристально следить за Бассиком, наливавшим херес в бокал из тончайшего хрусталя.

Герцог отпустил дворецкого.

– Бассик, сегодня ты мне больше не понадобишься. Я знаю, что по четвергам ты играешь с миссис Рейли в вист. Поддержи нашу мужскую честь. Надеюсь, ты выиграешь.

– Попытаюсь, ваша светлость. Но миссис Рейли сильный противник.

Когда Бассик увел из столовой двух лакеев, герцог откинулся на изящную резную спинку своего стула, больше напоминавшего трон, и сверху вниз посмотрел на свояченицу.

– Нас разделяет слишком большое пространство, – сказал он. – Раньше я не понимал этого. Надо будет велеть Бассику сложить стол. Тогда между нами будет не больше трех метров. – Он поднял кубок. – Добро пожаловать в Чесли, мадам. Вы не сочтете дерзостью, если я предложу выпить за ваше здоровье?

– Вы очень любезны, милорд, – сказала Эванджелина, чокнувшись с ним и едва пригубив бокал. Херес был великолепный, густой и вкусный. У нее потеплело в животе. – Ваша столовая производит сильное впечатление. Думаю, за этим столом могло бы поместиться человек сорок.